Европейский сезон (СИ)

— … и конституционные права. Европейский феномен иммигрантской молодежи, нежелающей…
— …общество разложенное левой политкорректной либерастией…
— …сохранять спокойствие. Психология "горячих" пригородов…
— …тысячи сожженных автомашин. Сотни сожженных и разграбленных магазинов, школ и детских садов. При чем же здесь школы?
Флоранс снова очень захотелось курить. С ума сойдешь с этими мужчинами. Прямо заседание парламента. А девчонке вроде бы интересно. Следит за дискуссией, вставляет замечания. Кажется, даже слегка подстрекает спорщиков. Вот, стервочка. Даже влюбленный по уши Эдвардс заметил.
— Катрин, совершенно очевидно, ты в курсе нашего государственного кризиса. Но мы так и не услышали твоей собственной точки зрения. Интересен взгляд со стороны на причины этих нелепых погромов, — Эдвардс посмотрел на девушку, и кажется, забыл, о чем собственно спрашивал. Взгляд мужчины ласкал линию девичьего подбородка, соблазнительную шею…
На месте девчонки, Флоранс, пожалуй, сочла нужным чуть зарумяниться.
Катрин лучезарно улыбнулась и откинулась в плетеном кресле. На миг показалось, что она собирается положить ноги на край стола. Нет, только томно вытянула великолепные конечности. Зарумянился Жан. А влюбленный хозяин одеревенел. У Флоранс снова защемило сердце.
— Я смотрю не совсем со стороны, — Катрин по-прежнему улыбалась. — Вчера в 17-ом округе сожжено 70 машин, шестеро полицейских ранено, двое из них — тяжело. 17 округ, — это двадцать пять минут езды от Лиласа. Меня слегка смущает такая близость. А вас, джентльмены? В общем, — меня больше интересует, когда это безобразие кончится, а не причины его возникновения.
— Вполне тебя понимаю, — согласился Жан. — Когда едешь на работу, везде торчат остовы сожженных машин. Действительно становится не по себе.
— Так или иначе, дело идет к окончанию волнений, — успокаивающе заметил Эдвардс. — Два последних ночи явно прошли спокойнее. Машин сожжено в два раза меньше. Даже телевидение взялось за ум и начинает дружно взывать к спокойствию и переговорам.
— Конечно, — с беспечной улыбкой согласилась Катрин. — Правда, во всех вчерашних сводках фигурировала стрельба. Полицейских ранено втрое больше. Наверное, им, наконец, поставили задачу своей грудью защищать машины честных налогоплательщиков?
— Случайность. Просто неудачная ночь для полицейских. В конце концов, пока никто из них не погиб.
— Шестеро полицейских умерло в госпиталях. Больше сотни тяжелораненых. Но на улицах действительно погибло лишь несколько незадачливых старичков. Полицейским везет, — просто чудо какое-то, — Катрин изящно развела ладонями и замерла в этой, — то ли древневосточной, то ли древнеегипетской, — позе.
Выглядела она потрясающе красивой. Даже татуировка, к которой Флоранс всегда относилась с двойственным чувством, сейчас выглядела безупречно дополняющим образ украшением. Действительно, зачем девочке бриллианты?
— Знаешь, Катрин, — с трудом вернулся к дискуссии Жан, — вряд ли стоит так драматизировать происходящее. Сложно представить что полиция скрывает собственные потери. В конце концов, на улицах хулиганят подростки. Несколько охотничьих ружей, бутылки с бензином. Скорее все это стоит считать идеологическим оружием.
— Сколько? — Катрин склонила голову к плечу. — Сколько у них стволов? Скажите мне, и я успокоюсь. Вчера, даже если судить по скупым официальным сводкам, пальба из огнестрельного оружия фигурировала ни менее чем в полусотне инцидентах. Значит — пятьдесят стволов? Или пятьсот?
— В любом случае, это только охотничьи ружья. Полицейского подстрелить чуть сложнее, чем дикую утку.
— Ой, и действительно, — Катрин выпрямилась. — Это вы, милые джентльмены, используете охотничье оружие исключительно по назначению. В большинстве спецподразделений магазинные дробовики числятся на штатном вооружении.
— Катрин, а ты бывала на настоящей охоте? — поинтересовался Эдвардс. Глаза его засветились, кажется, он был готов немедленно умыкнуть возлюбленную в далекие джунгли или саванны.
 
— Да, пару раз мне посчастливилось. Довольно увлекательно, как мне показалось.
— И ты молчала, когда я расхвастался насчет сафари? Так не честно.
— Но я же на настоящем сафари никогда не была. Только на доморощенной охоте, да на экскурсиях в заповедниках.
— Катрин у нас заядлая спортсменка, — сказала Флоранс.
Черт, кажется, в этом замечании могло бы быть и поменьше яда.
Жан с некоторым удивлением посмотрел на любовницу и сказал:
— Я ничего не понимаю в охотничьих трофеях, но не сомневаюсь что Катрин решительная девушка. Было бы интересно услышать, что бы гостья с другой стороны океана предложила бы нашим мягкотелым властям в качестве панацеи от безобразий.
— Правда, интересно? — Катрин продемонстрировала еще одну потрясающую улыбку. — Без проблем. Я бы предложила властям стать решительными. Официальный предводитель рокаев, этот Тамир, должен погибнуть завтра же. Случайно. Лучше, в братоубийственной перестрелке с соратниками. Комендантский час. Бронетехнику по окружной дороге. Жандармерия берет под охрану все стратегические пункты. Подразделения СРС входят в "горячие" пригороды. Любой задержанный с оружием в руках получает не меньше пяти лет "неба в клеточку". Да, — и все выплаты пособий эмигрантам приостанавливаются. Никаких исключений.
Молчание казалось очень долгим. Потом Жан неуверенно сказал:
— Отдаю должное твоей радикальности. Но, пожалуй, твой план противоречит любым представлениям о демократических свободах.
— Свобода, — это когда меня, и моих близких, никто не пытается убить, — Катрин мило заулыбалась, приподняла бокал. — Глупо, да? К счастью, я не претендую на министерское кресло. Обойдутся без моего скромного участия, правда?
Флоранс увидела зеленые глаза поверх бокала. Щеку искаженную и оплывшую сквозь линзу янтаря почти нетронутого коньяка. Жуткое лицо.
Катрин уже улыбалась хозяину дома. Флоранс потянулась за новой сигаретой. Таких страшных глаз у девочки никогда не было. Пятидесятилетняя, раздавленная жизнью баба. Проклятый опыт слишком меняет мировоззрение.
Разговор перешел на более безопасные темы. Жан рассказывал о Гаити, где ему пришлось побывать в прошлом году. Катрин поведала забавное предание о брачных обрядах индейцев хаяда. Служанка принесла еще кофе. Флоранс улыбнулась чернокожей женщине. Не Мышка. Та бы догадалась, что кофе совсем не нужен. По-крайней мере, мадам Морель кофе не нужен. И ничего не нужно. Добраться бы до постели.
— Мне, пожалуй, кофе хватит, — известила Катрин. — Я все-таки, спортсменка. Если уж грешить, то лучше выкурю сигару, — в руках у нее была "Монтекристо".
— Ничего себе, — сказал Жан. — Я был уверен, что ты вообще чуждаешься никотина. С твоим-то неистовым увлечением спортом.
— Ага, я вас все-таки шокировала? Сигара — обет университетской дружбы. Одна сигара в месяц. Шалость, не то, что многие, — по восемь сигарет за вечер изводят. Я прогуляюсь к пруду, если никто не возражает. Помедитирую в одиночестве перед сном, — Катрин встала, и не торопясь, и не оглядываясь, направилась по лужайке.
Ей смотрели вслед. Должно быть, и недоумение испытывали одно на всех. Почему это легкое, но совсем не хрупкое, создание, все-таки не фотомодель? Красота должна, просто обязана, цениться по достоинству. Обложки журналов и реклама в прайм тайм заполнена бабочками-однодневками, имеющими куда меньше для этого оснований, чем это зеленоглазое чудо.
Какая же она легкая. Удачное платье делает тело обманчивой, вот-вот сулящей разгадку, тайной. Высокие каблуки и не думают вязнуть в зеленой, сочной траве газона. Фея. Одновременно плотская и эфемерная. Хозяйка холмов.
Флоранс еще раз пересчитала фильтры в пепельнице. Да, — восемь. В зоркости Котенку не откажешь. Флоранс чувствовала себя старой и очень-очень уставшей. Сейчас нужно встать и пойти туда, — к пруду. Там тихо, там, у воды не слишком-то изящно сидит на корточках девочка. Мерцает яркий светлячок сигары. Кэт не будет против, если подруга окажется рядом. Можно будет встать за спиной, положить ладони на чуть по-мальчишечьи прямые плечи, заставить прислониться спиной к ногам. Так девочке будет удобнее. Можно будет ничего не говорить. Потому что ты, мамочка, тоже часть начинающейся ночи, часть летнего воздуха и темной воды пруда.