Как закалялась сталь - 2057 (СИ)
Вот оно как, вот так вот бывает. Идёшь ты, идёшь, и вдруг у тебя три секунды на всё, и про всё. А ведь он... Любил. Да, по-настоящему любил своего младшего непутёвого, озорного, и одновременно серьезного братца. Худого, с тонкими чертами лица, всегда с непослушной копной на голове. Да, он всегда думал, что готов за любого из братьев-сестер отдать жизнь, не задумываясь. А вот как оно на самом деле... Глубокий, бессильный стыд затопил сознание. Сотни и сотни раз Марат проигрывал бег Альмы, и свое позорное бегство. Вот тебе и старший брат, вот тебе и любовь на всю жизнь!
Ну как же так?
Глава 4
Ну как же так? - всплеснула руками бабка. - Ну и какого черта вы собаку дразнили?
"Это что ещё за …."? - чуть не вырвалось у Марата.
Но, поборов себя, вслух сказал:
Бабуль, не делали мы ничего. Просто шли. Он взял, и натравил собаку.
Да мне уж все рассказали, - продолжала бабка. - Шли, орали, камень бросили, Гена едва успел среагировать.
И Марат все понял. Ну конечно, у Гены два взрослых свидетеля. Взрослые же не врут, ага, конечно, зачем им? И против троих взрослых - два пацана, которых прекрасно знают в деревне как мелких хулиганов. Ну да, а как же? Все вместе и в сады лазали за яблоками и сливами, и грубили, и много чего ещё. Никто не поверит, не вызовет полицию, да если и вызовет, все повторится. Марат чуть слышно скрипнул зубами.
Вы то хоть нам верите? - спросил он сестер гораздо позже, вечером, когда все страсти улеглись.
Верим конечно, - сказала Ленка, а Женька утвердительно помотала головой. Но Марат уже хорошо видел, он научился. Если говорить в процентах, то на пятьдесят один - девчонки верили. И на сорок девять - нет.
Ладно, - резюмировал Марат - Ладно...
В добавление ко стыду пришла злость. Но где-то он читал, что злость гораздо лучше отчаяния, и сейчас в полной мере убедился. Он достал дневник из сумки, открыл его. Напротив строки "способность защитника" у него стояла восьмерка. Да, именно на столько он оценил это свое качество. После многих лет тренировок, после сотен открытых ковров и соревнований в борьбе, после стольких побед, и даже титулов - он осознал что не способен защитить брата, любимого человека - ни от собаки, ни от лжи. Минимальный авторитет деревенского пастуха-забулдыги и строка закона оказались гораздо сильнее его способностей. Как сказал бы Федор Михайлович (Достоевского Марат тоже читал, заинтересованный отношениями Раскольникова и Мармеладовой) – «тварь он дрожащая и права не имеет». Экзамен провален. Пока - провален. Впереди пересдача. Он твердой рукой зачеркнул "восьмёрку"...
Прадед Марата, умерший лет пять назад, был фронтовиком. Великую Войну он встретил в охране аэродрома под Минском. Потом было отступление. Так как дед к тому времени был комсомольцем, его и записали в особый комсомольский штурмовой отряд. Он стал штурмовиком. Прадед о войне рассказывал мало. Вспоминал обычно, как их гоняли - днём и ночью, по болотам и холмам, по лесам и полям - и чтобы ничего не звякнуло, чтобы ни одного шороха. Кто-то запнулся, упал со стуком - и по новой, на исходную позицию. Это ближе к Берлину штурмовые бригады шли во весь рост. За пятидесятитонными непробиваемыми танками, закованные в сталь панцирей как гоплиты, рыком выбивая остатки мужества из противника. А тогда, в сорок втором и третьем - они без всяких танков, ночью, целой бригадой, абсолютно бесшумно добегали до окопов противника и вырезали там всех, без единого выстрела. Михаил Александрович (так звали прадеда) - усвоил штурмовую тактику накрепко. Ничего не боялся. Однажды применил свои умения в мирной жизни - и совершенно естественно угодил в тюрьму. Где быстро получил авторитет, и огромного орла во всю грудь.
Прадеда боялись. Все вокруг. Кроме Марата. Потому как Марат, сколько себя помнил, всегда был рядом со старым штурмовиком. Они вместе сидели дома, когда Марат болел. Прадед отводил и забирал из детского сада. Летом они ехали в деревню, в эту самую. И снова были вместе - в лесу, в огороде, у верстака в сарае.
В деревне прадеда всегда звали "на убой". Тогда, десять лет назад, многие держали поросят, баранов, кур, кроликов. И многие просили помочь именно прадеда, особенно если зверюга была огромной.
Михаил Александрович заходил в темноту загона, садился на табуретку. Ставил на пол тазик с варевом. Когда подходил огромный хряк, прадед трепал его за уши, гладил. Потом доставал из кармана свой нож, специальный, который он звал - "Белка". Сделан этот нож был из тонкого трехгранного напильника. Лезвие мягко уходило под лопатку, и огромное животное умирало, тихо и совершенно беззвучно.
Дядя Миша почти всегда брал правнука с собой.
Смотри где у него сердце, достать надо до него, - говорил спокойно прадед. - Спереди туда не доберешься, чуть не так - ушло по ребру. Или не под тем углом. Горло тоже нельзя - очень шумно воздух уходит. Булькает. А вот так если делать, то человек напрягается. Думает – пересилю. Только челюсти крепче сжимает.
Да, так и сказал – человек. Именно после этой фразы Марат вдруг осознал, рядом с кем он находится, и кто все эти годы его оберегал. И почему у старого напильника есть имя.
И вот уж прадед «тварью дрожащей» точно не был. Был бы жив Михаил Александрович, и ситуация сложилась бы совершенно по иному. В деревне появилась опасность. Сумасшедший с ружьем. Или агрессивный пьяница-пастух с собакой. Значения не имело. Собака могла схватить Илью не за ногу, а за горло. Она была опасна. Как опасно ружье в руках психопата. Старый штурмовик выслушал бы всех, посидел бы немного в тишине, вышел на улицу, и стал бы на земле и законом, и судом, и наказанием.
Марат никогда не боялся прадеда, даже когда тот напивался, порой очень сильно. Не пугался, а даже наоборот - его любовь к прадеду становилась ещё больше.
А потом - инсульт. Прадед сопротивлялся долго, несколько месяцев. Лежал в кровати с перекошенным лицом, почти ничего не соображая, обрастая щетиной и пролежнями. Видимо, там, далеко наверху, долго совещались - куда определить этого страшного человека, и стоит ли его вообще забирать. Только за час до смерти он очнулся, лицо его вдруг выровнялось, и, по словам бабки, он сказал следующее:
Слышь, Фаина, не в тягость. Сходи на улицу, найди девку, да такую... красавицу... Объясни, она не откажет. Хочу последний раз за женскую сиську подержаться.
Прабабка от такого громко вскричала, и обрушила на голову прадеда ураган ругательств. Которые он спокойно выдержал, и произнес последние слова:
Ладно, не пыли, карга старая. Уж и попросить нельзя...
После чего закрыл глаза, но уже насовсем. По воспоминаниям прабабки (умершей следом, в тот же год) - Михаил Александрович ходок тоже был ещё тот, под стать Пушкину.
Он всегда говорил Марату:
Главное в нашем деле это спокойствие, тренировка и подготовка. Если ты спокоен, хорошо тренирован и заранее подготовился… Если знаешь, что и как должно быть сделано - любая задача тебе по плечу.
У прадеда было много умений. Он действительно умел ходить по лесу совершенно бесшумно (это в кирзовых то сапогах!). Но мало того, он и в открытом поле мог пропасть из виду. Вот только что его фигура маячила впереди, в двадцати шагах. И вот - он пропал. Хоть глаза протирай. И снова появился. Марат только после длительных наблюдений заметил, что прадед клонился к земле только тогда, когда налетал порыв ветра. Упругий воздух нагнёт траву - и прадед следом, как будто и его давлением пригнуло. И вот в такие моменты он и пропадал, сливался с реальностью.
Страх - это незнание, - говорил Михаил Александрович. - Вот в кустах что-то шевелится, и тебе страшно. Увидел кошку, получил знание - и куда только страх девался. Теперь дело за решительностью…
И Марат решился.
Он продумал - что надо взять. Нашел старый толстый дедовский брезентовый костюм – рабочую куртку и штаны. Которые, как ни странно, пришлись ему почти впору.