Паршивый отряд. Хроники Новгородского бунта (СИ)

— Это мы с Мамочкой выбирали «карандашей» на рынке. — Заметила Эля, дочка.
Эле никто не ответил. Её вообще часто игнорировали во время разговора. Другое дело, когда что-то нужно — Эля принеси, Эля подай, а как только раскроет рот словно и не слышит никто. Поэтому она просто принялась уплетать одну за одной котлетки с картофельным пюре пополняя и без того не бедные стратегические запасы своего организма.
Флор громко прожевывая карпа в сливовом соусе начал деловой разговор с сыновьями, как будто он не обсуждал дела с ними целыми днями и только за обедом смог выкроить минутку для разговора. Эля поглядывала на них и думала: «До чего же вы все скучные! Ради чего все это? Не ради же пюре с котлетами наша семья столь целенаправленно обогащается все это время?»
— Эдик, дорогой, — продолжал Флор обращаясь к своему старшему сыну, — в этом году фермеры пророчат замечательный урожай зерна. Говорят, всходы очень сильные таких давно не видели. Я хочу, чтобы ты занялся строительством еще одного амбара. Нам нужно постараться на корню перекупить большую часть урожая. Это, и сырье для пекарни, и возможность просто перепродать его зимой или получить бесплатную рабочую силу от города.
Эдуард делал вид, что внимательно слушает. Они уже обсуждали это с отцом не один раз. И он не без оснований предполагал, что Флору просто не о чем говорить с семьей. А для того чтобы самому себе не казаться скучным хряком он непрестанно талдычит о делах. «Скукотища, что мы ангар не построим, сели два дня назад, составили план, записали. А зачем мусолить тему то из раза в раз. Интересно удастся обогнать Ретивого…». — И Эдуард погрузился в мечты о предстоящих скачках и сможет ли он обойти своего товарища на одной из самых быстрых лошадей которую тот недавно объездил. Прошлым чемпионом был он сам. Но теперь, после того как он посмотрел пробный заезд Михаила на Ретивом легкий страх поселился под ложечкой поднимающий его с кровати в предрассветные часы и заставляющий смотреть в даль из окна сосредоточенно изучая тени древних руин на горизонте.
Эдуард был очень красив, храбр и привлекателен. Все знали об этом и относились к нему имея в виду эти его качеств. Правда храбр он был только на людях, а наедине с самим собой очень боялся не соответствовать своему блистательному образу, поэтому проблемы ангара и семейной прибыли заботили его гораздо меньше предстоящей скачки.
Еще два сына Сергей и Александр сидели молча. У них уже были планы на вечер и они хотели, как можно меньше привлекать внимание отца, что бы не получить случайное задание, могущее помешать их походу в дом к двум очаровательным вечным невестам живущем в торговом квартале города. Братья были еще достаточно молоды: Сергею исполнилось двадцать два. Александру двадцать, что делало его совершеннолетним и наделало правами взрослого. Хотя еще и не полными, из-за его социального статуса согласно которому, он находясь в составе семьи отца не мог участвовать самостоятельно в политической жизни. Но такие ограничения распространялись и на его старших братьев, которые, как и он не стремились вылететь из гнезда и развести свой семейный очаг если можно так выразится. У Эдуарда была жена тихоня, которая совсем недавно родила ему дочь и сейчас сидела неотрывно с ребенком поэтому не участвовала в обеде, чему надо сказать радовалась несказанно.
— Саш, ты сможешь отлить вина на кухне? — спросил Сергей шепотом.
— А ты сам?
— Ты же знаешь я обязательно что ни будь уроню, наделаю кучу шума и тогда конец всему.
— А постараться ты не пробовал?
— Давай я начну стараться в другой раз, когда от этого не будет завесить наш с тобой поход к Тане и Ане.
Матрона ела с непроницаемым лицом. Уже в годах, но до сих пор красивая и с виду строгая, она не отличалась остротой ума и в молодости была хохотушкой. Но чопорная и сухая атмосфера дома Флора, в которую она погрузилась в достаточно молодом возрасте высушила ее. С годами она приобрела состояние внешней презентабельности, в котором прибывала постоянно в независимости от обстановки. В присутствие мужа она чаще молчала и было похоже, что супруги утратив с возрастом интерес друг к другу не знали о чем разговаривать оставшись наедине и поэтому избегали таких моментов. Об этом свидетельствовала и их привычка обсуждать в присутствие других людей мелкие бытовые вопросы, которые другие пары обычно обсуждают тет-а-тет. Иногда Елен очень хотелось отбросить все напускное, и фигурально выражаясь, сняв туфли бежать босой по весенней траве жизни. Чувствуя не прикрытой кожей своего тела её непосредственное течение. Вылезти из своей раковины. Быть такой какая она есть. Но это всегда оставалось на уровне предрассветных фантазий, в которых она отпускала вожжи своего разума и перебирала в голове все возможные вариации развития своей жизни будь она не связана с Флором. Но наступало утро и однообразный, почти ритуальный быт разбивал все иллюзии потихонечку превращая её, в еще один экспонат, гербария Онежских.
 
Обед закончился, и семья перебралась в гостиную пить чай. Еще один строго соблюдаемый ритуал этого дома. Самого большого в городе и самого дико украшенного. Флор считая себя одаренным во всем, проектировал дом сам и поэтому тот полностью соответствовал его вкусам и характеру, но не отличался изяществом и гармонией. Другой человек, возможно, не смог бы жить в таком мрачновато-грузном интерьере, которым он себя окружил. Жена превращалась в мумию, дети пытались выбраться отсюда при первой возможности, а Флор, набирался сил, словно дом выкачивая энергию из всего живого передавал её хозяину.
Эдуард уже ерзал на стуле стараясь поскорее выбраться на конюшню. Проводить время с любимым жеребцом было гораздо приятнее чем сидеть в тягучей атмосфере семейного круга. Саша и Серёжа всё спланировали и теперь только ждали удобного момента для реализации намеченного. Но никто не решался покинуть комнату до того, как это сделает отец, который казалось, с тщательностью маньяка наблюдал за тем что бы никто не покидал пыточной раньше, чем ему надоест.
Но всё-таки желанный час настал и Флор поблагодарил домочадцев за приятную компанию, напомнил еще раз про зернохранилище, правда не обращаясь не к кому лично. Потом отправился в свой кабинет заняться делами, выпить немного виски и вздремнуть. Поднимаясь по лестнице, он чувствовал старость, неповоротливость, косность своего тела и ощущение бессмысленности накатывало на него. Он не мог остановится, не мог перестать думать о прибыли, и не мог бросить начатых дел. Не мог уступить Годфри на городском вече. Хотя прибыль от вырубки леса была не такой большой, а страх перед духами пустоши ничем, для него лично, не обоснован. Флор в тех местах ни разу не был и с духами, обитающими там не разу не встречался. А вот получить строительный материал для нового амбара было заманчиво. Но весной лес рубить не дадут и в лучшем случае стройматериал будет с опозданием на год. Мысли роились в его голове и не было от них никакого покоя. Ненависть к Годфри и всему мировоззрению сторонником, которого тот являлся чернилами страсти пачкала чистую воду его разума. Желание расквитаться, устроить жизнь в городе правильно — по своему разумению все сильнее и настойчивей склоняло его волю к действию. Он ещё колебался. Боялся переступить черту, после которой не будет возврата. В попытке спрятаться от этого «хоровода» он налил себе пол стакана Виски — лучшего из тех которое получалось приготовить на его винокурнях. Полу прилёг на кушетке в углу. Так он провел около часа, после дебатов на вече он чувствовал себя выжатым и сил работать не было, но мысли все лезли в голову приносили воспоминания, которые не давали отдохнуть, и он не однократно пополнял стакан, но внутренняя пружина не распускалась. Постепенно дело шло к вечеру. Солнце светило уже под острым углом, и он в изнеможение решил прибегнуть к последнему доступному ему средству и отправился в торговый квартал.
Дорога казалась ему тяжёлой. Мостовая словно специально сопротивлялась неровностью вкопанных пеньков. Придорожная пыль мешаясь в кашу с мыслями хрустела на зубах сознания. Ко всему прочему, проходя мимо распахнутого окна многоквартирного дома, в котором жили люди, не ведущие собственного хозяйства, он услышал реплику одной из двух кумушек поджидавших мужей с работы высунув нос на улицу из опасения пропустить хоть что-то происходящее на ней. Они говорили громким весёлым шёпотом: «Смотри и старший хряк за молодыми потрусил».