Паршивый отряд. Хроники Новгородского бунта (СИ)

— Мне он не к чему, отдай его Диметре. Это она мне дала монету для ставки.
— Хорошо, пусть это будет твоим первым подношением даме. Она тебе дала кое-что?
— Да, она хотела, чтобы я вырезал для неё домик из этой деревяшки и носил его на шее.
— Давай помогу! — Проводник протянул в его сторону руку.
Васка послушно отдал ему кусочек дерева. И не успев понять, в мерцающем свете салюта, что тот делает, получил назад амулет в форме миниатюрного домика с колоннами. Проводник сказал:
— Это её первый маленький храм. Помни об этом. Ухаживай за ним и за ней. Ты теперь её рыцарь. Ладно, думаю скоро увидимся, не пуха вам… — немного подождав ответа он опять исчез на узенькой дорожке за кустом роз. А к Васке подошёл Годфри.
— Что ж нам пора. Я выяснил всё необходимое. Пойдём. — Сказал он ученику, нетерпеливо направившись прочь, давая понять, что времени нет.
Они вышли сквозь заросли к маленькой дверце в стене. Там их уже ожидал знакомый стариц. Он отпер дверь, которая ворча древними петлями растворилась, а потом и захлопнулась за ними.
— Мы в лабиринте между мирами. Пройти его ещё сложнее чем одолеть вепря и будь готов выход может открыться в любую минуту. Надо будет действовать быстро. — Сказал Годфри, сразу после того, как дверь закрылась.
Они находились в каком-то живом пространстве. Оно ощущалось всем телом, но Васка не мог понять как. В нем появлялись и исчезали дорожки, которые мерцая золотыми искорками уходили в темноту, ветвясь паутиной бесконечных хитросплетений. Годфри шёл очень быстро. Поворачивал меняя направление. Пользуясь исключительно интуицией. Иногда дорожки начинали исчезать прямо из-под ног. Приходилось бежать, перескакивать с одной дорожки на другую. Но чем дольше они шли, тем более ватными становились ноги. Двигаться было тяжело, как в страшном сне, когда пространств становится липким и цепенеют конечности. Деревянный домик и кубок из бивня вепря стали тяжелее свинца и их вес продолжал увеличиваться. Васка буквально видел каким неподъёмным стал рог призвания, перекинутый через плечо Годфри.
— Как Вы понимаете куда надо идти? — Спросил сдавленным шёпотом Васка.
— Только интуиция опытного странника свободного от чувственных привязанностей может указать путь в таком месте. Мы уже близко, но ноша становится не выносимой. — Годфри тоже едва ворочал языком. Каждое слово стоило ему огромных усилий.
Васка действительно почувствовал, что они приближаются к выходу. Словно среди тихой безветренной жары душного помещения, потянуло слабым прохладным сквознячком. Но каждый шаг становился в разы сложнее предыдущего, они словно вязли в болоте. Васка увидел, как за ними рассыпается дорожка. Понимание того, что он не успеет, у него не хватит сил перескочить на другую, пронзило его лезвием страха.
— Ты слишком много всего набрал! Далась тебе эта диметра! — Едва передвигаясь, словно вокруг них застывал клей, выдавил из себя Годфри.
— Учитель, можно я всё это выброшу? — Васка чувствовал, что остаётся. Он говорил из последних сил. Вдалеке появилась небольшая точка света. Она расширялась, но слишком медленно.
— Ты не сможешь этого сделать, здесь нельзя ничего оставить. Я не смогу тебя вытащить у меня едва хватает сил, чтобы идти самому.
— Васка в ужасе сунул руку в карман и нащупал то чего там не должно было быть: золотую монету, одну из тех, которые давал ему проводник.
— Откуда она здесь взялась! — Закричал Васка, но звуки уже не раздавались из его рта он тонул вместе с ними. Выкинуть монету не получилось, она не отлеплялась от руки, не падала. Здесь не было пространства, в котором она могла упасть. Белое пятно расширялось и став размером чуть больше форточки начало сужаться. У Годфри не хватало сил даже на то, чтобы обернуться к ученику, он сделал последний рывок и едва пролез в закрывающееся отверстие обернулся, увидел в последний момент тонущего в одном шаге от него Васку и проход захлопнулся, оставив его ученика где-то в промежутках необъятного мироздания.
Годфри открыл глаза. Костёр догорал. Рядом сидел съёжившись Порфирий. По его виду было понятно, что он всё знал. Ментально, он не пропустил не одного их движения, но ничего не мог сделать, как и учитель. Рядом лежало бледное тело Васки. Пульс едва прощупывался, но больше никаких признаков жизни он не подавал.
   
Знаменательное утро
 
День скачек для Флора начался в самом прекрасном месте, которое он мог себе представить, в пастели Вареньки. Немного проспав намеченное время пробуждения он резким движение торса ворвался в самый важный день своей жизни. Варя оставалась еще в своем кружевном гнёздышке, когда он уже шнуровал ботинки и открывал дверь одновременно. Спустя считанные минуты Флор шёл деловой, весёлой походкой к зданию городского совета, на встречу кульминационному моменту своей жизни.
День был солнечный, предрассветная нервозность уже уступила место дневной энергичности. Прохладный утренний воздух приятно бодрил. Знакомый глава стражи козырнул, встретив у входа в здание городского вече. Флор переступил порог — переворот начался. Он видел, как верные стражники невзначай занимают стратегически важные места. Как посвящённые в детали заговора члены совета группируются вместе, поближе к выходу. Онежский ещё раз мысленно пробежался по пунктам революционной речи, с которой планировал начать собрание. Увидел последних опоздавших, занявших свои места. Он ещё раз обвёл взглядом залу и подойдя к трибуне знаком руки попросил тишины. Собрание медленно умолкало. Он начал говорить, ориентируясь на предварительно написанную бумажку, шуршавшую в тишине неуверенностью оратора:
— Господа, сограждане, друзья мои! Мир нашего города не может оставаться прежним. Мы задохнёмся в нём, как в закупоренной банке! Нельзя позволить предрассудкам и пережиткам прошлого овладеть нашим разумом настолько, чтобы мы перестали отдавать себе отчет в потребностях необходимых для жизни нашего общества. Нас окружает сложный враждебный мир. Он раздавит нас, если мы не будем сильными. Но ответьте мне на один вопрос: Как нам быть сильными, если мы во всём потакаем слабым? Как наше общество сможет противостоять угрозам из вне, если мы не способны противостоять порокам разрушающем нас изнутри. Создавая так называемые равные условия для всех мы тормозим способных и сильных, связывая их необходимостью тянуть за собой слабых. Смешивая все краски общества в один цвет, мы получаем серую грязь, вместо богатой диалектики цвета на прекрасной картине нашего города. Я уверен в том, что необходимость социальных перемен очевидна всем разумным гражданам. Но брать на себя ответственность за провозглашение этой простой истины никто не решается. По разным причинам, и нет смысла утомлять ваше внимание их перечислением. Но я, находясь в полной уверенности необходимости действий, и со всей искренностью, на которую способен, заявляю перед вами, благородные мужи: Ждать больше нельзя! Поэтому приняв ответственность я начинаю действовать и всё происходящее в дальнейшем, совершаю руководствуясь только желанием блага для нашего общества.
Когда Флор ещё произносил последние слова, верная гильдии торговцев охрана окончательно заняла стратегические места в зале у окон и выходов. Выстроившись с двух смежных сторон комнаты в две плотные шеренги. Из открытой двери начали передавать арбалеты. По залу прокатился шёпот. Перешедший в ропот выражающий ужас. Флор озирая залу совета, блокированную верными ему людьми, произнёс последние слова своей речи, после которых дорога назад была отрезана:
— Собрание городского совета объявляю арестованным. С этого момента и до того времени пока не будет создано новое правительство и совет, править будет триумвират.
Раздались отдельные возражающие возгласы с проклятиями и угрозами. Но громкий голос начальника городской стражи быстро успокоил залу пообещав расстрелять каждого сквозь толпу кто будет нарушать тишину и порядок переворота.
В это время верные флору люди покидали залу совета. Снаружи запирались тяжёлые ставни. Не заколоченной осталась только одна охраняемая дверь. Зала была блокирована и большинство стражников, необходимых в других местах города тихонько рассосалось в образовавшейся темноте. Только небольшой отряд охранял выход. Арестованным членам совета пообещали поджечь здание если они будут пытаться сопротивляться поэтому все сидели тихо.