Полковник Магомед Джафаров (СИ)

Имам двигался в Гимры через Верхний Каранай. Мы встретили его на Гирей-Авлаке. Имам ехал на фаэтоне, и рядом с ним сидел Шурки бей.
Увидев меня, Нажмуддин остановил фаэтон, слез и направился ко мне. Я слез с лошади и поспешил к нему навстречу. Мы поздоровались очень приветливо, и он спросил меня о положении в городе. Я ответил, что в городе по-прежнему всё спокойно и что его ждут.
Имам резко заявил, что настала уже пора покончить с этой канителью и прежде всего с Исполкомом. Всё это ни к чему. Он избран в Гимрах имамом всего Дагестана и теперь едет, чтобы окончательно установить шариат. Обращаясь лично ко мне, он пожалел, что я учился в русской школе и служил русскому царю. Но мой дед, отец и дядя все до смерти боролись за шариат, и если я хочу исправить прошлое и быть достойным моих предков, я тоже должен был присоединиться к ним и драться за шариат.
И его тон, и эти слова меня одинаково возмутили.
– Если будет нужен шариат народу и если за него нужно будет с кем-нибудь драться, – сказал я решительно, – то в своё время я не потребую ни советов, ни напоминаний. Я сам знаю где, когда и за что мне драться. Но, – предупредил я, – если ты сейчас захочешь драться с Исполкомом, то видишь этот полк? Знай, он будет драться с тобой беспощадно.
– Что же это, ты прислан Исполкомом драться со мной? – удивился имам.
– Нет, – говорю, – сейчас мы говорим: ты и я. Я тебе сказал то, что считал нужным сказать. Дальше ты думай сам. Сейчас нам драться с тобой нельзя. Но если ты думаешь иначе, я тебе отвечу и сейчас. Тарковский от имени Исполкома просил меня тебя встретить. Исполком тебя ждет и будет работать вместе с тобой. Ты можешь свободно ехать в город. Но ты поедешь вперёд, я за тобой, за мной мой полк, а твои горцы сзади. И смотри, чтобы всё было в порядке.
Он согласился в раздумье. Мы тронулись.
  
Турецкие эмиссары
 
Перед самым городом имама торжественно встретила делегация от горожан и поднесла ему хлеб-соль. Всё было очень пышно обставлено. Апашев произнёс напыщенную речь.
Имам, видимо, был очень доволен и польщён этой встречей. Он благодарил делегацию и довольно улыбался. Затем он снова сел в фаэтон и поехал прямо в Исполком. Наш кортеж следовал за ним неотступно. Позади потянулись беспорядочные толпы горцев.
На крыльце Исполкома Нажмуддина встретили все наличные члены Исполкома с Тахо-Годи во главе. Адиль-Гирей Даидбеков произнёс большую и торжественную речь, в которой всё время подчёркивал, что между Исполкомом и имамом нет никаких разногласий и поводов для столкновения. Даидбеков заявил, что Исполком всегда желал его скорейшего приезда в Шуру и сегодня очень счастлив видеть его здесь. Исполком за всё время отсутствия имама в городе стремился поддержать порядок и делал всё, чтоб он смог приехать и провозгласить шариат. «И сейчас, – закончил Даидбеков свою речь, – Исполком всецело подчиняется твоим приказаниям и пойдет только по тому пути, который ты, имам, ему укажешь».
Имам, видимо, был очень обрадован и удовлетворён этой льстивой речью. Мир восстановился. Ссоры не будет. Маслаатская миссия моя закончилась. Не говоря никому ни слова, я отпустил свой полк по квартирам и сам поехал домой.
Из Исполкома имам поехал в дом одного гимринца, что на улице Свободы, где когда-то была пекарня на втором этаже. Там он и поселился. Члены Исполкома вереницей тянулись к нему ежедневно. Иногда и он захаживал в Исполком. Но всё шло по его указке. Исполком слушался его беспрекословно и постепенно превратился в личную его, имама, канцелярию.
Шурки всё это время и после, вплоть до нашего бегства от большевиков, неотлучно находился при имаме и был его постоянным советчиком. Позже, когда имам бежал, Шурки бей уехал в Чечню.
Вообще работа турок в Дагестане, Чечне и Баку велась очень активно. С каждым (днём) месяцем число их агентов возрастало. Они были всюду и везде, всюду направляли движение по определённому национально-религиозному руслу.
Вскоре после водворения имама в Шуре из Баку в Шуру прибыла мусульманская делегация просить помощи имама против большевиков. Эта делегация была тоже организована турками. Когда я позже поехал с отрядом в Баку, там нас ждали турки. Руководитель их, офицер турецкого генерального штаба, говорил мне, что он уже давно работает в Азербайджане и имеет здесь очень много сотрудников. Цель их была поднять всех мусульман Закавказья, при помощи которых утвердить свою власть на Кавказе. Дагестан как самая мощная военная страна был предметом их особого внимания. К сожалению, всё это лишь теперь становится ясным.
 
Тогда нам истинные корни этой удивительно настойчивой и напряженной работы, этой траты безумно больших, с нашей точки зрения, средств совершенно были не видны. Почти столетней работой турецкие эмиссары достигли того, что в эти тяжёлые годы среди всеобщей смуты и беспрерывной войны всё население Дагестана, особенно Нагорного Дагестана, ждало турок с каким-то священным трепетом, с какими-то особыми сверхчеловеческими надеждами. Когда они пришли, наконец, их встречали как всесильных богов, которые избавят страдальцев гор не только от всех врагов и треволнений смутного времени, но и вообще от всех бед и лишений их полуголодного существования среди вечно враждебной и малодоступной им природы Нагорного Дагестана.
  
Великое разочарование
 
Таковы были ожидания и мечты. Действительность показала всю их безосновательность, принесла горькое и тяжёлое разочарование. Достаточно было туркам придти и пробыть несколько дней, как все надежды и мечты рухнули. Даже самые ярые их приверженцы, которым раньше от турок, видимо, кое-что перепадало, начали на турок коситься.
Прежде всего, турки показали всем, что они чувствуют себя в Дагестане, как в завоёванной стране. Это уже само по себе было большой обидой. Но они к этому ещё реквизировали бесцеремонно и грубо все, что им требовалось, и эта реквизиция весьма часто переходила в обыкновенный грабёж. Зима приходила к концу. Запасы прошлого урожая у крестьян уже истощились. Остатки были самым скудным образом рассчитаны, чтобы продержаться до нового урожая. Беднота уже по обыкновению начала голодать. А турки требовали, брали, ни с кем и ни с чем не считались. Кормили кукурузой лошадей, когда её не хватало людям. В условиях нашей горской жизни это было даже издевательство, кощунство. Турки ни в чём себе не желали отказывать. Они требовали продовольствия в таком количестве, какое даже самому богатому горцу казалось нереально большим. Они желали иметь масло обязательно из Гидатлинского ущелья, виноград с Гимров, самых лучших молодых барашек.
Всё, что они находили в Дагестане, они считали своим, принадлежащим им. Когда им нужны были лошади, они просто поднимались на пастбища, ловили и уводили тех лошадей, какие им больше нравились. Если им было лень идти и ловить лошадей, они ждали на дороге, останавливали всадников, спешивали их, сами садились на лошадей и уезжали по своим делам. Хозяин мог бежать изо всех сил за своей лошадью, чтобы получить её хотя бы тогда, когда она будет не нужна турку, но его прогоняли, часто били. Когда же лошадь турку была уже действительно не нужна, он просто пускал её на все четыре стороны и предоставлял ей искать свой дом и своего хозяина.
  
Враги
 
Этого было достаточно, чтобы трудовой народ очень быстро избавился от всех своих прежних симпатий и стал смотреть на турок, как на обычных завоевателей, как на своих врагов. Злоба против них появилась сразу и быстро начала расти.
Особенно возмущало горцев нетерпимо грубое обращение турок с ними. Всегда вооруженный горец привык относиться к другим с уважением и требовал под угрозой оружия уважения к себе. Этикет взаимных отношений в горах очень точно установлен и всегда и всеми строжайше соблюдается. Для турок дагестанцы не были людьми. Крестьяне говорили, что русские, не мусульмане, исконные враги Дагестана, которые воевали с ними много лет, всегда относились к ним гораздо лучше, чем эти братья-мусульмане. Насколько дагестанцы привыкли, что русские к ним хорошо относились и насколько они это хорошее отношение чувствовали и ценили, свидетельствует аварская поговорка: урусал дурусал, т. е. русский – значит, справедливый.