Те, кого нет (СИ)

— А кто сказал, что я без? — Валентин усмехнулся и махнул сразу через три ступени. — Ну, хочешь, я сейчас…
— Не хо-чу, — прошипела Александра, догоняя. — Хватит! И перестань меня дергать!
Марта невольно отметила, что мать, такая большая, уже грузноватая, хотя все еще подвижная, рядом с сухощавым братом, несмотря на перебранку, старается съежиться и стать вровень. Такое часто бывало. Она будто жертвовала в его пользу пространство, занимаемое ее собственным широким, всегда разгоряченным телом.
Солнце с козырька подъезда падало, как плита, и слепило, отражаясь в никеле и темно-вишневом лаке. Родион подогнал джип прямо к подъезду. Двигатель работал, полупрозрачный дымок из выхлопной относило сквознячком. Широкая, перекрещенная никелированным металлом пасть «доджа» уставилась прямо на них. Тяжелый, с рублеными обводами и выпирающей нижней челюстью бампера, он казался хищной тварью, рептилией, припавшей к щербатому асфальту на расставленных лапах.
Валентин присвистнул.
— Ай да дракон! Я смотрю, Савелий нехило поднялся.
Он суетливо обежал джип и, приставив ладонь козырьком ко лбу, с расстановкой прочитал на корме: «Ни… Найтро».
Родион сквозь голубоватое стекло помахал Марте, потянулся вправо и распахнул сразу обе двери — переднюю и заднюю. Марта споткнулась о старый коврик цвета гусиного помета у подъездной двери, отец тут же обогнал ее и бросил пиджак на кожаное сиденье рядом с водителем.
Пришлось лезть назад, в самую глубину салона. Зато прямо перед ней оказался стриженый затылок Родиона, торчавший над подголовником. Он сейчас же обернулся, вздернул крупный, твердо очерченный, как у отца, подбородок с тенью светлой щетинки.
— Привет, Мартышка!
Марта что-то буркнула в ответ, чтобы не было заметно, как она рада его видеть, и заерзала, придвигаясь потеснее к левой двери, потому что вместо матери на среднее место мигом занырнул дядюшка Валентин и тут же вольготно раскинулся, распростер мослы, закинул обе руки за голову.
С этого момента Родион перестал ее замечать. Сидел прямо, насупившись, и даже на затылке читалось напряжение.
Последней опустилась на сиденье Александра, расправляя платье и глядя прямо перед собой.
Дверь захлопнулась, Родион повернул регулятор кондиционера и стал сдавать назад, чтобы развернуть «додж». После густого, как горячий сироп, солнца сразу стало знобко, Марта поежилась.
— Холодно, Марточка?
Она перехватила пристальный взгляд справа. Он без спешки прополз от ее высоко поднятой острой коленки по бледному исподу бедра, осыпанному пупырышками гусиной кожи, добрался до вздернутого отворота шортов, застыл на миг и прыгнул вверх. Ей почудилось, что на голой ноге остался след — вроде тех, что оставляют за собой садовые улитки.
Валентин слегка придвинулся. Марта сразу почувствовала: дернулась, вспыхнула и потухла, как волосок в перегоревшей лампе.
— Родион, — небрежно обратился он к племяннику. — Ты б малость прикрутил свой морозильник. А то мы тут как ножки Буша…
Тот, не оборачиваясь, повел плечом. Джип как раз сворачивал на проспект, протискиваясь в левый ряд. Транспорт шел валом, особенно к окружной, — те, кто не уехал вчера, ломились за город глотнуть воздуху после сумасшедшей недели. Убавив кондишн, Родион включил музыку — Кита Джаррета, и под джазовое фортепьяно надобность поддерживать беседу как бы сама собой отпала. Лишь время от времени картонным голосом встревал со своими советами навигатор.
Только на кольцевой, битой-перебитой и запруженной фурами, Сергей обратился к жене:
— Ты купальник не забыла?
— Господи! — вздрогнула Александра, отрываясь от окна. — Что у тебя в голове? Откуда ты взял, что я там развлекаться собираюсь? Ты вообще-то понимаешь, насколько все серьезно?
— Ладно-ладно, — примирительно отозвался Федоров. — Проехали. Ты не возьмешь у меня пиджак, а то я его тут совсем изомну?
— У меня руки заняты, — проговорила Александра, прижимая к груди сумку, в которую на всякий случай еще накануне загрузила семейные фото — из тех времен, когда еще был жив их отец. — Отдай Марте.
 
Кроме фотографий в сумке лежал подарок юбиляру: упакованный в шелковую бумагу и перевязанный ленточкой, многозначительно смахивающей на орденскую.
Сергей перебросил пиджак дочери.
Марта закутала ноги скользкой, с шелковистым блеском, тканью, цепко удерживающей запах отцовских сигарет и бальзама после бритья, подтянула повыше и сразу же почувствовала себя лучше. Почти в полной безопасности. Теперь еще бы понять, почему Родион сегодня дуется и изображает сфинкса.
До поворота на юго-восточную трассу пришлось тащиться в колонне. Впереди настырно маячила, мотаясь из одного ряда в другой, грязно-оранжевая цистерна, за рулем которой сидел какой-то сумасшедший. Тормозить приходилось через каждые полсотни метров. Родион только щурился и тянул воздух сквозь зубы, чтобы не ругаться.
Наконец проскочили развязку и ушли с окружной. Дорога сразу очистилась. Джип без заметного усилия прибавил — замелькали складские постройки, одиночные пятиэтажки, выстроившиеся в шеренгу пригородные бабки с ведрами ранних яблок, зады аэропорта. Потом все слилось в сплошную пыльно-зеленую полосу, которую рассекла надвое мелководная, заплывшая ряской речушка. На поверхности болтаются пластиковые бутылки, берег загроможден старыми покрышками.
По ту сторону зачастили разношерстные домики и оградки садовых участков, подобравшихся под прикрытием вишенника к самой трассе, и Федоров поискал глазами вверх по пологому склону — где-то там должна петлять грунтовая дорога к станции электрички. Рядом расположена дачка родителей. Но не нашел — машина уже катилась под уклон. Родион гнал слишком быстро, наверстывая, и Сергей снова стал следить, как наматывается на колеса липкая асфальтовая лента с рыжим пунктиром разметки.
Взлетели на холм. С вершины во все стороны побежали сутулые жерди подсолнухов, а далеко, за верховой дубравой и другими холмами, мигнула туманная серо-фиолетовая плоскость воды.
Километров через десять вынырнул указатель: «Шауры, 3,5 км». Стрелка смотрела налево. Родион притормозил, пропустил встречный «ниссан» и свернул на узкую бетонку. Под колесами загремели стыки, но не успели проехать сотню метров, как Валентин подался вперед, одновременно зачем-то больно стиснув локоть Марты, и отрывисто произнес:
— Останови!..
— Что? — с недоумением обернулся Родион.
— Тормозни на секунду, если нет возражений.
Джип сполз на обочину.
— В чем дело? — все тем же бесцветным голосом поинтересовалась Александра.
— Ну-ка пусти, Шурочка.
Она распахнула дверцу и выбралась из машины, с подозрением поглядывая на брата.
Не обращая на нее внимания, Валентин по-петушиному, на полусогнутых, взлетел на откос и нырнул в заросли.
Сергей присоединился к жене, когда та уже сломала первую сигарету и безуспешно пыталась прикурить следующую, чиркая пустой зажигалкой. Он протянул свою. Александра жадно затянулась и выпалила:
— Что за адский характер!
— При чем тут характер?
— Ты разве не видишь, что творится с братом? После истории с этой девицей я его просто не узнаю…
Федоров отвернулся. Из машины донесся смех дочери. Сквозь боковое стекло было видно, как она, склонившись к Родиону, что-то торопливо говорит ему прямо в ухо.
Почувствовав на себе взгляд, Марта обернулась — на лице все еще блуждала улыбка, и сразу отвела глаза.
«Совсем дети, — подумал Сергей, словно отстраняя от себя навязчивую тревогу жены. — Оба, несмотря на разницу в возрасте, как мягкая глина. И никогда не знаешь, над чем они смеются вдвоем. На губах улыбка, а глаза ускользают».
В отличие от Александры, он чувствовал себя спокойным и расслабленным. В конце концов, не так уж и важны все эти размолвки между родичами. Рано или поздно все само собой образуется. И нечего делать ставку на этот дутый юбилей, как жена. Все равно никакого примирения с Савелием не получится — в этом он был почему-то уверен.