Маленький маг (СИ)

Целый день Мара думала, как от соглядатая избавиться. Лишь к вечеру придумала. Только устроились они на привале похлебку хлебать, пошла она к ручью. В сумраке ее белая полотняная рубаха замелькала между деревьев. Следом увязался и парнишка, держась от нее в отдалении.
— Бежит-бежит ручеек, быстрой реченьке дружок, — запела она едва слышно, присев возле ручья. — Весело искриться чистою водицей, — деревянным гребнем она начала расчесывать волосы, роскошной гривой прильнувшие к ее груди. — Лентой быстрой голубой к речке потянулся, — закончив расчесываться, Мара встала во весь рост и скинула с себя платье. — Чтобы с реченькой-рекой поскорее слиться…
Выглянувшая из-за тучи луна осветила серебристое зеркало воды и стоявшую рядом обнаженную женскую фигурку. Мара медленно приседала и с тихим смехом брызгала на себя водой, медленно стекавшей по длинной шее, тяжелой подтянутой груди, крутым бедрам.
Горский парнишка уже давно едва дышал, не в силах оторвать глаз от открывшегося ему зрелища. Жадным взором он впился в соблазнительные черты женского тела, в лунном теле казавшееся невесомым, сказочным. Разве видел в своей жизни он что-то более прекрасное? По сравнению с Марой, в которой кошачья гибкость и грациозность удивительным образом сочеталась тяжелой, словно налитой силой, фигурой, горский девушки и женщины выглядели замарашками. Маленькие, с обветренными горными ветрами темной кожей, они не могли похвастаться ни созревшей статью Мары, ни ее белоснежной кожей, ни роскошной густой косой.
— Мальчик, — в ночной тишине вдруг зазвучал ее голос, подобный журчанию ручья. — Не прячься за деревом. Я же знаю, что ты там. Слышишь меня?! Иди ко мне.
Мара обернулась всем телом, прикрыв косой самое сокровенное. Однако, юноше было достаточно и этого, чтобы окончательно потерять голову от желания. Не помня себя, горец вышел из-за дерева и пошел к белокожей фигуре.
— Иди. Смелее, мой мальчик, — нежно мурлыкала Мара, призывно протягивая к нему руки. — Иди ко мне. Я так ждала тебя…
Парнишка, раскрасневшийся от возбуждения, не выдержал и на бросился на нее. Рыча подобно дикому зверю, горец прижимал ее к себе.
— Мой мальчик… Умри, — в руке женщин вдруг появился крупный голыш из ручья, который тут же с силой опустился на голову парнишки. — Умри! Умри! — рычала уже Мара, снова и снова бившая лежавшее на берегу тело. — Умри!
Когда же луна вновь выглянула из-за тучи, то осветила лишь скрючившееся окровавленное тело и уходящую прочь женскую фигуру.
— Благие Боги, помогите мне, — шептала Мара, пробираясь к своей повозке. Вечно буду вам требы класть. Помогите нам от ворогов сбежать.
Детки, словно маленькие котята по зову мамы-кошки, тут же вылезли из повозки. Первой была по-взрослому серьезная Капа со своей тряпичной куклой, следом шли мальчишки с маленькими узелками в руках.
— Туда пошлите, к оврагу, — рукой Мара направила мальчишек в сторону леса. — Там сховаемся. Какой — нибудь выворотень найдем али промоины.
Идти в полной темноте было тяжело. В глаза лезли ветки и прутья, под ноги — узловатые корни деревьев и камни. То и дело кто-нибудь из них спотыкался и падал.
— Мамочка, мне боязно, — всю дорогу на ухо шептала ей Капа, клещом вцепившаяся в ее плечо. — Тут очень темно…
Еще тяжелее оказалось спускаться в овраг. Рассеянный лунный свет сюда вообще не доходил. Идти приходилось едва не на ощупь. В какой-то момент, Ири, шедший первым в очередной раз оступился и с головой провалился в яму, которая и стала для них убежищем на эту ночь.
— Гальчата мои, — женщина нежно гладила прильнувших к ней детей. — Сейчас поспим немного. Умаялись поди… — под ее шепот Капа уже сопеть начала, смешно дергая ножками; мальчишки еще держались, сверкая своими глазенками из темноты. — И вы, засыпайте… Благие Боги не оставят нас.
С этой мыслей, они и забылись сном. К сожалению, богам этого мира было наплевать на Мару, детишек и тысячи и тысячи других обездоленных несчастных, попавших в беду.
Их нашли на рассвете. Глупо было надеяться, что женщине с тремя детьми удастся убежать от горских следопытом. Оставленные ими следы с легкостью читались не только опытными воинами, но и безбородыми мальчишками.
 
Сначала в промоину, в которой досыпали беглецы, свалились пара псов, тут же принявших злобно лаять. Следом туда же влез злой, как черт, бородатый горец, сразу же начавший хлестать плеткой всех без разбора. Наверху Маре досталось еще и от других горцев, не ставших особо сдерживаться. Лупили ее плетками, кулаками, Кто-то даже палкой приложился.
В лагере их уже ждал недовольный хозяин каравана.
— Видно, не пошел тебе прошлый урок в науку, — покачал головой хозяин каравана, оглядывая избитую женщину. — Я же предупреждал тебя… Сэхо, тащи ее в ловчую клетку, — с повозки спрыгнул лыбящийся во весь рот горец и, заломив ей руки, потащил к одной из крайних повозок. — Будешь теперь в клетке ехать, на виду у всех нужду справлять. Может тогда образумишься. Вздумаешь кричать, кричи. Здесь уже горская землица… И скажу еще кое-что. Тот мальчишка, что ходил за тобой, приходиться племянником Гаралу. Вижу, ты еще не слышала ни о нем, ни о его прозвищах. Гарал, по прозванию Ужасный, Костолом, Кровавый, не забудет, что ты покалечила его кровь. Берегись.
С той повозки уже стянули тент, высвобождая невысокую клетку из связанных между собой толстых слег. Из такой уже было не сбежать. В отверстия клетки с трудом пролазила рука. Втолкнули туда Мару. Следом кинули охапку сена и поставили глиняную плошку с водой.
Клетка стала ее домом на долгие дни пути, в течении которых горцы изощрялись в придумывании самых разных издевательств над ней. В клетку подбрасывали муравьев и пчел, кидали конский навоз, мочились, не давали спать ночью, таскали за косу. Не меньше доставалось и детям, которых решетка клетка уже не защищала. К котлу на привалах их не пускали горские подростки, всякий раз наскакивая на них толпой и без зазрения совести пуская в ход кулаки. Взрослые бросали в них объедками, с хохотом наблюдая, как они бросаются на каждый летящий кусок мяса или хлеба. Им в след плевались женщины, окатывая их замысловатыми ругательствами.
Еще хуже стало, когда на пути каравана появились первые аулы. У клетки с бедной Марой тут же собиралась гомонящая на разные голоса толпа, из которой в ее стороны летели камни, тухлые яйца и гнилые овощи. Попадало и прильнувшим к клетке детям. От летящих камней Ири разбило голову, сорвав с голову кусок кожи с волосами. Капу ударила клюкой безумного вида старуха, плевавшаяся во всей сторону и орущая всякие ругательства.
— Не бойтесь, мои хорошие, не бойтесь, — каждый раз, когда вокруг них собиралась гомонящая толпа, Мара тянулась к детям руками, стараясь немного их прикрыть. — Благие Боги, нас любят, — шептала она, горячо их обнимая. — Слышите, мои хорошие? Благие Боги не оставят нас. Они нам обязательно помогут.
В очередном селении, счет которым Мара уже давно перестала вести, к ее клетке подошел здоровенный горец, обнаженный торс которого был густо татуирован. С плеч его свисал меховой плащ из выделанной медвежьей шкуры, делавшим горца похожим на вставшего на дыбы медведя. Это впечатление еще больше усиливало его шумное и хрипящее дыхание, перебитый нос и сломанные уши.
— Ты! — прорычал мужчина, голыми руками разрывая на клетке веревочный узел.
Распахнув дверь, горец вцепился в волосы Мары и рывком вытащил ее наружу. Сильной оплеухой повалил ее на землю, где придавил ногой и начал душить.
— Грязная землеедка! Подняла руку на горца?! Покалечила племянника? — Гарал, вождь кланов северной части гор, сплевывал каждое слово так, словно оно было ругательством. — Сейчас сдохнешь, тварь.
 
Мара захрипела, пытаясь протолкнуть воздух через горло. Безуспешно царапала ногтями подошву горского сапога. Дрыгала ногами и руками, словно это могло ей помочь.
— Мама, мама, — вынырнув из под повозки, Капа вцепилась в ногу горца. — Пусти! — своими зубками она кусала штанину, пытаясь, словно пес, добраться до живого мяса. — Пусти!