Маленький маг (СИ)
— Клянусь Великим Небом, еще одно твое слово, Гарал, и северный клан останется без своего вождя, — едва сдерживаясь, прошипел шаман. — Ты будешь гнить заживо и каждое мгновение молить Великое Небо о скорейшей смерти. Понял меня, Гарал? — помолчав некоторое время, Тхаар продолжил. — А вам, братья, я сажу так… Мой будущий ученик еще юн. Сирота. Приютила его какая-то женщина незнатного звания. Взять его в самом городе землеедов нельзя. На нас всех и так смотрят косо.
Тхаар вновь замолчал. Не простым было это дело. Наскоком, как они привыкли, взять мальчишку не получиться. В королевстве горцев сильно недолюбливали. Недавняя война сказывалась. Теперь стража, особенно столичная, разговаривать даже не будет. Кто из горцев буянить станет, быстро стрелами посечет или копьями переколет. Однако, даже это было не самым плохим. Магическая связь между учителем и учеником только тогда будет крепкой, когда клятва верности принесена добровольно. А о какой добровольности может идти речь, если ученика похитили?!
— Здесь крепко думать надо, братья. Очень крепко, — прежде чем замолчать, несколько раз повторил шаман.
Однако, так думали не все. Вновь недовольно заревел вождь северного клана, с показным презрением поглядывая в сторону Тхаара.
— Что я опять слышу, братья? — кривил лицо здоровяк. — Мы не должны делать того, не должны делать этого. Может быть шаман скоро скажет, чтобы мы одели женское долу (платье)? Давайте, все обернемся в долу. Потом будем расхаживать в них на радость нашим врагам… Нет! — резко вскочив, он с силой топнул по земляному полу. — Нет! Мы — горцы! Наши отцы и деды были горцами! Если мальчишка-землеед нам нужен, надо пойти и взять его. В моем клане это любой может сделать. Даже Туи Хромоножка возьмет его… Хватит слушать этого выжившего из ума старика! — его толстый волосатый палец уткнулся в сторону неподвижно сидевшего Тхаара. — Его речи — это не речи настоящего горца! Наш шаман должен быть настоящ…
Орущий вождь, только что яростно жестикулировавший руками, вдруг замолк. Лицо его налилось багровой краснотой, на губах появилась пена. Хрипя, он пытался что-то выдавить из своего рта, но не мог издать и звука. Скрюченными пальцами вождь царапал шею, оставляя на ней окровавленные царапины.
— Хр-р-р-р, — ноги подогнулись, как тоненькие тростинки, и он упал на колени. — Хр-р-р-р, — через мгновение вождь уже лежал на земле и волочил ногами, пытаясь приподняться. — Хр-р-р-р.
Остальные молча сидели, скрестив взгляды на корчившемся в судорогах теле. Стоял только шаман, делая магические пасы руками.
— Тхаар, — негромко произнес один из вождей, самый старый из них, мудрый Ютир, повидавший на своем свете столько зим, сколько и не снилось никому другому. — Хватит с убого. Может твое учение пойдет ему впрок…
Тхаар и сам понимал, что смерть этого недоумка ему сейчас совсем не нужна. Северные горцы и так славились своим дурным нравом. Со смертью же их вождя все планы шамана вообще могли пойти крахом. Однако, ему до ужаса хотелось довести начатое до конца. Сила, подпитываемая этим желанием, словно питон продолжала медленно душить дерзкого вождя.
— Посмотрим, — буркнул он, снимая магическую удавку с шеи уже синеющего здоровяка. — Есть ли у него что-то в том кувшине, который у него на плечах… А нам, братья, надо думать, как привести мальчишку в горы… Великое Небо не простит нам, если мы упустим мага такой силы, — добавил шаман.
В шатре вновь повисло молчание. В воздухе клубился пряный аромат шаманской травы, погружая сидевшие фигуры в полупрозрачную дымку.
— Если в стойбище нельзя пройти силой, то надо идти хитростью, — наконец, подал голос мудрый Ютир, оглаживая длинную редкую бороденку. — Так говорил мой дед. Пусть будет славной его охота в Небесной стране… Когда я был молодым, то мы часто приманивали землеедов. Одевались в их одежды, садились в их повозки и заманивали караваны в ущелья, где ждали наши войны… Тхаар, пусть среди горцев найдут полукровку, лицом похожее на землееда. Много таких стало в наших аулах. Ищите без шрамов и посмышленее. Оденьте его в ихнюю одежду, дайте немного монет. Пусть идет в город и у всех спрашивает про эту женщину-землеедку. Всем пусть говорит, что ее муж жив и послал его за своей женой и детьми.
Едва Ютир замолчал, как остальные тут же зацокали языками, отдавая дань мудрости и хитрости старого горца.
… На следующее утро к северным воротам столицы подошел обычный путник, ничем особым не выделявшимся среди длинной череды других таких же бедолаг с парочкой грошей в кошеле, желающих попасть в город. Выглядел он, как солдат, недавно оставивший службу: прямая спина, широкие плечи и крепкие руки. Служил скорее копейщиком, чем мечником. Больно уж приметно он держал дорожный посох, словно изготовившийся к атаке копьеносец первой линии.
Заметно было, что судьба его особо не жалела. Одежонка на нем потрепанная, в частых прорехах и заплатках. В столице не каждый нищий решиться такую одеть. На его ногах были на ладан дышавшие сапоги, отчаянно просившие то ли каши, то ли похлебки. За спиной моталась из стороны в стороны котомка.
У ворот, где торчал полусонный стражник, солдат вытащил небольшой потертый грошик.
— Проходи, проходи, служивый. Вижу, досталось тебе, — пробурчал стражник, отводя его руку с монеткой. — Лучше пропусти за мое здоровье кружечку холодного пива. С дороги-то будет в самый раз… Издалеча путь-то держишь?
Тот не спеша отер пот с изрезанного морщинами лба и степенно произнес:
— С самого Караина иду. В тамошней крепости, в гарнизоне лямку тянул, — солдат с тяжелым вздохом оперся на посох и, вдруг, начал рассказывать все, что у него накопилось на душе. — Цельный срок отслужил. Монет скопил. Думал, домой приеду, домик куплю, поросей заведу, а потом и детишек, — в его голосе звучала тоска и печаль. — Да, видно, судьба-злодейка против была. В один день меня горцы подкараулили и к себе в аул утащили. Почитай, три годка тама жил… Эх, землячок, сколько тама нашего брата и не счесть. В кажном ауле по десятку, а то и поболе пленников.
Стоявший рядом стражник тоже погрустнел, покусывая свой длинный ус. Как тут не проникнуться? Свой же, служивый, как и он лямку тянул. От такой беды на их службе никогда не зарекайся. Все может случиться: или дикий зверь задерет, или лихие люди в подворотне пристукнут, или в походе жизни лишат.
— … С одним тама земляком побратался. У одного хозяина были в пленниках. Один кусок хлеба на двоих делили. Помогали друг другу, — стражник понимающе кивал; в беде побратим всегда поможет. — Хозяин наш добрый был. Похлебку давал. Мяса каждую седьмицу ели. Больно уж побратима мово привечал. За сына, почитай, держал. Так и говорил, будешь мне вместо родного сына. Вот только лихоманка его прихватила. Цельную седьмицу лежал, не вставал. Не ел и почти не пил. Все женку свою с ребенками звал и днем и ночью. Думали, помрет. Только сейчас полегчало.
К первому стражнику присоединилось еще два, с вниманием внимавшие каждому слово путника. Скука у них, а тут тебе такая история…
— Сказал тогда хозяин. Дам я тебе, Баро, волю, но с одним условием. Иди и приведи к нам его женку с детишками. За то я, говорит, еще монет тебе отсыплю. Видишь, плохо моему названному сыну. Иди, мол, скорее… Искать теперича буду. Можа, кто знает Мару по прозванию Солдатка? Ребятишек у нее двое? Братцы, можа хучь к знающему человечку направите? — он с такой потаенной надеждой оглядел стражу, что те не выдержали. — Вот, и грошик возьмите. Выпейте за мое здоровье. Я же знаю, как службе тяжко. Послужил-то свое…
Один из стражи переглянулся с двумя другими и грош исчез с ладони путника. После ему нашептали на ухо, к кому на рынке лучше подойти.
— Благодарствую, братцы, — солдат благодарно поклонился и пошел прочь от ворот.
Когда же северные ворота скрылись за очередным поворотом улицы, путник зачем-то юркнул в укромный закуток между домами. Побыл он там не долго. Вышел же совсем другим человеком. куда-то исчезла его солдатская выправка, потрепанная одежда и видавшие виды сапоги. Сейчас по брусчатке вышагивал уверенный в себе молодой мужчина в добротном кафтане и нестарых еще кожаных сапогах. На его голове залихватски сидела короткополая шляпа с вороным пером и небольшой бронзовой пряжкой.