Место встречи - Левантия (СИ)

— Вот сейчас посмотришь, когда он скажет «есть». Дальше будет зрелище — ни в одном цирке не увидишь.
В этот момент Шорин открыл глаза.
— Все чисто! Следа нет!
— Вы уверены? — Арина попыталась еще раз хоть как-то состыковать детали. — Ну посмотрите просто глазами. Несвежий труп со свежим билетом, но без единой личинки. Либо ваш человек, либо совсем уж чертовщина какая-то.
— Я никогда не ошибаюсь. Возможно, вы что-то напутали.
— Мне бы вашу самоуверенность. Но я все-таки проверю себя в морге. Я, бывает, ошибаюсь. Например, когда решила обратиться к вам. Но в данном случае — я уверена, ошибки нет. Если у вас есть иное объяснение…
— Ах, простите, забыл, что вы здесь аж с сорокового! С перерывом. А вот я, знаете ли, уже с тридцать первого года имею специальность «обнаружение и уничтожение специальных сил противника».
Арина, признаться, была впечатлена. Слухи об Особых, у которых такая профессия стоит в военном билете, долетали до нее не раз и не два, а вот видеть эту элиту особых войск не приходилось. Москва, Сталинград, Курск, почти бескровное освобождение Одессы, Ленинград, да даже самоубийство Гитлера — все это приписывали «обнаружистам». Даже особые говорили о таких с уважением. Впрочем, мало ли кто что говорит. Один мордастенький лейтенантик, помнится, бредил и о боевых оборотнях, и о воюющих домовых, и даже о ком-то типа лесных эльфов в штрафных батальонах. Но если Шорин не врал, то да, это было сильно.
Но если бы этот противный Шорин похвастался по-человечески, нос свой длинный задрал гордо — она бы даже восхитилась вслух. А он так холодно… Как будто заодно и Арину в стан противника записал.
— Я что-то не понял, дуэль будет или нет? — Цыбин подошел с ехидной улыбочкой.
— Если бы передо мной стоял мужчина, была бы, — ответил Шорин, оскалившись.
— Если бы передо мной стоял мужчина, то и разговора бы не было, — в тон ему бросила Арина — и направилась к арке двора.
— Ты как хочешь, Ангел, а я пешком вернусь, можешь составить компанию. Заодно в оперу заглянем, вдруг там кто помнит, было ли занято восьмое место пятого ряда. Разрешите идти, товарищ Цыбин?
— Да идите вы уже все… В смысле да, разрешаю. Труп мы вам доставим.
  
Шляпка, салат и скандал
 
— Я что, действительно старая и лысая? — спросила Арина у почти бегущего рядом Ангела.
— Ну, раньше вы были…
Ангел покрутил руками вокруг головы, изображая длинные волосы. Да, косы у Арины были великолепные. Толстые, длинные, с платиновым отливом. Мама говорила, такой цвет называется «пепельный блондин». Даже взрослой уже Арине мама иногда помогала справиться с мытьем этого великолепия. Ополаскивала из ковшика травяным настоем, причесывала, заплетала.
Арина досадливо сплюнула. Ведь запретила себе думать о том, что было до. Новая жизнь. Точка.
— А хотите, я вам шляпку подгоню? По последней моде — как у фокусника в цирке!
— Цилиндр, что ли?
— Не, такая… — Ангел опять начал махать руками вокруг головы. На этот раз он изображал пальцами чалму, — Я своей Наташе подарить хотел, но она не взяла.
— Сказала, что старушечья?
— Не, вы что! Последний писк! Сказала, что я заслужить еще должен, чтоб она у меня подарки брала.
— Строгая она у тебя!
— Жуть!
Арина снова удивилась тому, как летит время. У Ангела есть любимая девушка! И впрямь вырос мальчик.
В опере им повезло. Пожилая билетерша обладала исключительной памятью. К сожалению, к ней прилагалась и такая же исключительная болтливость.
Ангел откровенно зевал, выслушивая всю более чем столетнюю историю театра, начиная от визита императрицы Елизаветы, жены Александра Первого, в честь которой театр назвали.
Конечно, были упомянуты все звезды и примы, все хористки — любовницы сильных мира сего.
Блистательная Неронова, великолепная Гескина, гениальный Кощевский и сладкоголосый Казенас — фамилии, подробности и даже фрагменты из арий сыпались из билетерши, как горох из мешка.
«Ах, но вам, должно быть, интересно другое», — прервала себя билетерша, перейдя уже к новым временам, концертной бригаде под руководством самого Буркини (конечно, младшего) и успеху «Евгения Онегина» на сцене Омского театра в эвакуации.
 
Ангел возликовал. Но рано.
Так же обстоятельно билетерша стала описывать всех преступников Левантии, имевших хоть какое-то отношение к опере.
Арина улыбнулась. Большую часть этих историй ей, да и Ангелу, рассказывал Яков Захарович. И про Соньку Багдасарову, работавшую на Деркачей — и виртуозно заменявшую драгоценности дам на подделки. И про Артема Корсуна, стрелявшего в царскую ложу как раз в момент выстрела Онегина — и попавшего в городского голову. И даже про Маруську Бесфамильную, тихое и скромное второе сопрано хора, знаменитую скупщицу краденого, а позже — организаторшу дерзких налетов.
Ангел пытался вставить слово, но тщетно. Арина же откровенно наслаждалась историями. Наконец собирательница старины утомилась — и прекратила свой бесконечный рассказ.
— Надеюсь, я рассказала все, что вы хотели услышать. Но если есть вопросы…
Ангел встрепенулся и наконец-то начал действовать.
Память на свежие события у билетерши оказалась не хуже, чем на старые байки. Уже через пару минут она вдохновенно описывала «элегантного господина» с восьмого места. Удача — после спектакля он вынес на сцену цветы («ужасные манеры, цветы надо передавать только через капельдинера»), причем вручил их не примадонне, а какой-то юной девушке на вторых ролях.
Описание товарища было точнейшим и совпадало в мельчайших деталях с тем, что видели Арина с Ангелом на Гоголя. За одним мелким исключением: описываемый билетершей человек был жив и каких-то признаков нездоровья, тем более трупного разложения не имел.
— Арин Палн, у вас какие-нибудь мысли есть? — избавившись от словоохотливой билетерши, Ангел шел с ошалелым лицом.
— Так, Ангел, мысли у меня кончились, начались фантазии, — Арина остановилась на мосту за театром и закурила. — Кто-то ошибается. Допустим, я. Труп свежайший, но… Не знаю. Его охладили, потом нагрели, потом подержали в болоте… Потом… Нет, все-таки бред. Теперь твоя очередь сказки рассказывать.
— Ну, допустим, ошибся Шорин…
— Исключено! Ты же сам слышал — он никогда не ошибается! — Арина скорчила крайне ироничную мину.
— Это точно, — совершенно серьезно ответил Ангел, — никогда. Он дракон.
Арина аж присела. Она всегда считала драконов выдумкой, сказкой. У Особых четыре стихии: Огонь, Вода, Воздух и Земля. Есть еще Смертные, но это совсем другая песня. А у каждой стихии — по двенадцать рангов. Первый ранг — почти не Особые. От обычных людей, или Ординарных, как они это называют, отличаются мало. Могут зуб зашептать (Аринин отец, стоматолог, очень это не одобрял), вшей прогнать или там сказать, выйдет ли девушка в этом году замуж. Чем выше ранг — тем выше способности. Двенадцатые — почти боги, способные, в зависимости от стихии, поворачивать реки вспять, сдвигать горы, запускать пневмопочту из
Ленинграда в Омск, да что угодно могут.
И только у Огня есть Тринадцатые. Огненные Особые невозможной, какой-то нереальной силы, способные изменить ход сражения, остановить целую армию, сдвинуть линию фронта на десятки километров чуть ли не одним взмахом руки. Или что там у них? Крылья? Лапы?
Таких, по слухам, было не больше сотни на весь мир. Может, меньше. Конечно, лучшее место для дракона — особый отдел УГРО провинциальной Левантии.
— Осенька, котик, ты же пошутил?
— Не-а. Реально, дракон. Лика говорит — и документы видела, и сама чувствует.
— Чушь какая-то. Кто к нам дракона-то отправит? И зачем?
— Лика говорит, его этот Цыбин привел. Служили вместе… Так что же у нас получается?
— Ничего тогда не получается. Даже если эта тетка из оперы врет, это ничего не объясняет.В общем, я еще посмотрю, если найду что интересное — скажу.