Тайна дома №12 на улице Флоретт (СИ)
Докурив, газетчики нацепили на себя деловитый и крайне озабоченный исполнением своих прямых обязанностей вид, но по большей части все они продолжили с нетерпением пожирать взглядом редакционные часы: сколько там осталось до конца рабочего дня?
Служащим «Сплетни» не терпелось покинуть душное, пропахшее чернилами здание и отправиться домой. И лишь некий господин по имени Бенни и по фамилии Трилби не принимал участия во всеобщем ёрзаньи — он уже почти пять часов не поднимался со стула, работая над статьей.
Бенни так глубоко ушел в свой сюжет, что не замечал вокруг себя ровным счетом ничего — если бы редакцию вдруг захватили конкуренты из «Габенской крысы», он все равно не отвлекся бы сейчас от печатной машинки.
Не услышал Бенни Трилби и ворчания господина главного редактора, сообщающего подчиненным, что домой никто не уйдет, пока у него на столе не будет подборки свежих сплетен для утреннего выпуска. Сам же шеф, по традиции раздав указания и пригрозив наказаниями, надел на голову цилиндр, взял трость и отбыл. Стоило его кэбу отъехать от здания редакции, как один за другим служащие «Сплетни» начали отклеивать себя от седушек стульев.
Печатный зал начал пустеть. Репортеры и пересыльщики потянулись к выходу, а линотиписты откупорили в своем подвале парочку бутылок вишнево-горчичной настойки.
Хатчинс и Уиггинс, или, как называл их Бенни Трилби, «Бездарная Парочка», бросив на коллегу презрительные взгляды, отправились в паб «У Мо». Они собирались засесть там до самого утра и придумать очередной план, как бы подсидеть любимчика шефа. Бенни Трилби нисколько не опасался их козней: для хорошего заговора заговорщики обязаны обладать какой-никакой фантазией, ну а что касается этих двоих, то им легче было бы внезапно самовоспламениться, чем изобрести что-то действительно стоящее внимания.
Бенни остался в печатном зале один, если не считать ночного пересыльщика.
Мистер Рэдби, толстяк в коричневом пиджаке с засаленными манжетами, со скучающим видом устроился на вертящемся стульчике у ряда пересыльных труб и первым делом отключил звуковые сигналы — у него еще вся ночь впереди, чтобы изучить присланные неравнодушными горожанами сплетни и распределить их по ящикам важности.
На этаже остались гореть лишь две лампы. Одна из них, стоявшая на столе Бенни Трилби, едва теплилась.
В какой-то момент репортер понял, что лист под валиком печатной машинки уже почти не различим, и подкрутил колесико на лампе, выдвинув фитиль. После чего уткнулся в несколько раз пропечатанный заголовок: «ЧТО СКРЫВАЕТ ДОМ-С-СИНЕЙ-КРЫШЕЙ?!! ЗЛОВЕЩАЯ ТАЙНА ПОЛИЦИИ ТРЕМПЛ-ТОЛЛ И…»
Это было все, что он напечатал. Все, что он напечатал за пять часов!
Проклятая статья никак не выстраивалась. И дело не в том, что он не мог подобрать нужных слов — с этим трудностей у газетчика никогда не возникало, — а в том, что у него просто не было достаточно сведений. Что-то в городе творилось, и пронырливый нос Бенни чуял это — слишком давно они, мистер Трилби и его нос, в деле.
От газетчика не могли ускользнуть те изменения, что произошли в распорядке городской полиции в последние дни. Констеблям выдали оружие, они дежурили парами, усилили патрули и самокатные объезды. Да и сами служители закона изменились: стали злее и подозрительнее. Они постоянно хмурились и чаще обычного приставали к прохожим, выпытывая, что они задумали — притом, что никто ничего особо не задумывал.
Происходящее на Полицейской площади воняло зловещестью и определенно должно было вызвать у читателя отклик: читатель любит, когда в газетах пишут что-то мрачное и гадкое…
Все последние дни Бенни изо всех сил пытался подобраться к этой тайне. В Доме-с-синей-крышей ему, мягко говоря, были не рады, а старые, как казалось надежные, «сверчки» из числа синеголовых будто воды в рот набирали и отшатывались от репортера, как от прокаженного, стоило им только завидеть его тощую фигуру.
Когда Бенни исчерпал почти все свои уловки, пришло время для последней — той, к которой он прибегал лишь в крайнем случае. Он переоделся в констебля. Это было крайне рискованно, учитывая, что флики отчего-то очень не любили, когда кто-то в них рядится.
Едва ли не полдня он провел в полицейском пабе «Колокол и Шар», пытаясь разнюхать и разузнать хоть что-то, но добился лишь того, что трактирщик Брекенрид распознал его маскарад. Пригрозив, что если еще раз увидит Бенни, то переломает ему все пальцы, злобный отставной сержант, вышвырнул незадачливого репортера на улицу и… нельзя забывать о кролике…
Стоп. Что? Какой еще кролик?
Бенни Трилби втянул носом воздух и поднял голову.
Пользуясь тем, что поток присылаемых сплетен на время прекратился, мистер Рэдби развернул неимоверно шуршащую бумагу и принялся за ужин — запах сэндвича с кроличьим паштетом расползся по печатному залу. Желудок Бенни Трилби навострил уши: репортер сегодня вообще ни крошки не съел! Вот бы сейчас откусить от сэндвича хотя бы кусочек…
Проглотив комок слюны размером с дирижабль, Бенни вернулся к листу с одиноким заголовком. Несчастный голодающий и не щадящий себя ради своего дела газетчик вновь погрузился в мысли о статье-которой-не-было.
Он не заметил, как над одной из пневмопочтовых труб вдруг замигала багровая лампочка, а толстяк-пересыльщик, увидев ее, поперхнулся сэндвичем и едва не упал со стула. Мистер Рэдби отложил ужин, поспешно вытер руки о пиджак и извлек капсулу.
У редакции «Сплетни» были свои тайны. И одна из них заключалась в том, как именно господа газетчики первыми, прежде даже констеблей с Полицейской площади, узнавали о событиях в городе.
Все было до гениального просто: хитрые служащие «Сплетни» тайком сделали отвод от особой полицейской трубы пневмопочты, и все отправленные с сигнальных тумб капсулы вместо того, чтобы идти прямиком на приемник Дома-с-синей-крышей, неизменно попадали в редакцию, где их спешно изучали, и только после этого возвращали на изначальный маршрут. Подобная уловка, прознай о ней кто-то из констеблей, могла обернуться для ведущего издания Тремпл-Толл большими неприятностями, но пересыльщики обычно не зевали, и пока все шло гладко…
— Рэдби? — Бенни Трилби вздрогнул, когда рука толстяка коснулась его плеча. — Что случилось? Я вообще-то занят!
— Мистер Трилби! — пропыхтел пересыльщик. — Пришло «Д-с-с-к/срочное»!
— Неужели? — Репортер уставился на мистера Рэдби с утомленным видом. Сейчас ему только унылых происшествий у синих тумб не хватало — «Д-с-с-к/срочное» в большинстве случаев оказывались не стоящими внимания пустышками…
— Сэр, на конверте стоит: «Шестой этаж. Комиссару Тремпл-Толл лично»!
Трилби вскочил на ноги так резко, что стол с тяжеленной печатной машинкой и стул разъехались в разные стороны.
— Чего же вы ждете, Рэдби?! В «Шнырь-машину» его! Скорее-скорее! Не морите мух!
Репортер и пересыльщик шмыгнули к столу Брайтона, редакционного перлюстратора.
Центральное место на этом столе занимал один из главных в редакции инструментов по добыче сведений. «Шнырь-машина» представляла собой прямоугольный латунный аппарат, с четырьмя торчащими из его боков паровыми трубками не шире большого пальца руки каждая. В передней стенке были проделаны две узкие прорези для конвертов. Над верхней стояла табличка-шильда с надписью «Распечатать», над нижней — «Запечатать». Сзади горбом отрастал блок для вскрытия малых бандерольных посылок, к которому крепились тубус с упаковочной бумагой, катушки бечевки двух видов («Почтовый стандарт» и «Элитт») и двузубые лапки на шарнирах для оборачивания коробок бумагой и перевязыванию их бечевкой.
Впрочем, перлюстрация бандеролей мистера Трилби и мистера Рэдби сейчас не интересовала, к тому же с этой частью аппарата умел управляться лишь мистер Брайтон, в то время как вскрытие конвертов умел проводить в редакции каждый, даже Шилли, ученик старого репортера Петтерса.
Бенни Трилби дернул рычажок у основания короба, и «Шнырь-машина» заработала: зажглись лампочки, аппарат замурчал, словно ожидающий ужина кот. Тогда репортер перевел основной тумблер в верхнее положение, и прорезь «Распечатать» загорелась манящим рыжим светом.