Меч Кайгена (ЛП)

— Не говори, что ты собирался сражаться с этим чудовищем.
Казу пожал плечами.
— Это сработало на ранганийцах.
— Что? — глаза Мисаки расширились. — Казу, лорду плохо выдумывать истории.
— Я не выдумываю, — сказал он с искренним раздражением.
— Но это невозможно, — сказала Мисаки. — Я билась с ранганийцами. Даже обычные солдаты не были медленными. Я знаю, что ты сильный, но никто не может владеть таким тяжелым оружием достаточно быстро, чтобы убить тех фоньяк.
— Тоу-сама мог, — сказал Казу. — Ты это знаешь, Нээ-сан. Ты видела его ката с Анрю.
— Да… — конечно, видела. Она помнила, как отступала подальше, ее отец рассекал и кружился, исполняя приемы с древним мечом, придуманные предками Цусано для Бушующих Волн. В детстве она видела в отце божество, так что ее не удивляло, что он мог взмахивать таким тяжелым мечом, весящим как взрослый человек, словно он ничего не весил. — Но… это Тоу-сама, — сказала Мисаки, — и он тогда был младше.
— Да, — сказал Казу. — Я забыл, что ты его давно не видела. Ты знаешь, что сейчас, когда ему за шестьдесят, он двигается так же быстро, как раньше? Он все еще может использовать Анрю — не просто поднимать, но и владеть им быстрее, чем двадцатилетние обычным мечом.
— Что? Как? — поразилась Мисаки.
— Мне всегда было интересно, — сказал Казу. — Я спрашивал его об этом годами, но он не дал мне прямой ответ, только общие слова о силе воли… Он сказал, что, чтобы владеть Анрю, «человек должен быть крупнее себя», что для меня никогда не имело смысла. Он сказал, что я пойму, когда вырасту. А потом напали ранганийцы, и вдруг все стал ясно. Я бился с ними, Нээ-сан. Я бился с ними с помощью Анрю.
— Серьёзно? — воскликнула Мисаки. — Так у тебя руки из стали! — ее поразила сила брата, когда он оттащил ее от Сонга и его солдат. Но владеть Анрю в бою…
— Дело не в руках, — Казу сжал пальцы. — Я хотел поговорить с тобой об этом.
— Со мной? — удивилась Мисаки.
— Ну… все было в хаосе после атаки. Я не смог обсудить это с Тоу-сама, но решил, что только ты можешь понять, кроме него.
Мисаки упомянула Анрю, чтобы отвлечь Казу от Такеру. Теперь это сработало, и он заинтересовал ее. Но нужно было вести себя прилично, и она с упреком цокнула языком.
— Казу-кун, ты знаешь, что я так уже не делаю. Я — мать и домохозяйка.
— Конечно, — Казу ухмыльнулся ей. — Так что ты не будешь против, если я сделаю это, — он ткнул в руку Мисаки, задел глубокий порез.
— Ай! — она отдернула руку и поднесла ее к груди, хмуро глядя на брата. — Ладно. Что за открытие ты хотел сделать?
— Я не стал бы тебе врать, Нээ-сан. У меня в арсенале нет техники, которую ты не разгадала в семь лет. Если ты сражалась для защиты любимых людей, уверен, ты тоже испытывала это.
Мисаки смотрела на него.
— Испытывала что? Суперсилу? На уровне божества? Не помню.
— Правда? — Казу был удивлен. — Но Сецуко-нээ-сан сказала, что ты билась с ордой ранганийцев — включая элитных солдат — не держа в руках меч годами. Как ты это сделала?
— Криво, — Мисаки подняла руки в порезах. — Как видишь. Как ты это сделал?
— Это началось с ошибки, — сказал Казу, — я был импульсивен, как всегда. Когда первый ранганиец забрался на утес, я дал адреналину бушевать и напал впереди других. Я не понимал, что врагов будет так много, и дал им окружить меня. Фоньяка — монстр в черном — ударил меня по ведущей руке, и обычная катана улетела, а мое запястье было сломано. Это должно было стать концом боя. Я должен был умереть…
— Но? — сказала Мисаки.
— Но моя семья еще не ушла в безопасность. Люди были рассеяны. Я понял, что если я паду, Ишихама падет со мной. Моя джийя поднялась, как никогда раньше. Не шире, а глубже и сильнее во мне. Я вытащил Анрю, и мне вдруг уже не было больно. Вес меча уже не имел значения. Я был быстрее, чем когда-либо, быстрее ранганийцев. Я делал то, что многие не могут — разрезал одним ударом пятерых фоньяк, ударил одного кулаком так сильно, что кулак вырвался из его спины. Одному из моих людей камнем придавило ногу, камен был размером с дом, но я поднял его, словно он ничего не весил. Это было как… как из легенд.
 
Мисаки обвинила бы его в сказках, но Казу ужасно врал, и он не говорил так, словно выдумывал. Вместо этого он звучал восторженно, словно он едва мог поверить в то, что описывал.
— Как? — сказала она.
— Кровь, Нээ-сан, — он повернулся к ней с восторгом в глазах. — Мы можем управлять кровью. Это так просто! Когда я использовал Анрю против тех фоньяк, это была не работа моих мышц. Это была кровь в моих венах — вся она двигалась в ответ моей воле.
— Что?
— Думаю, Анрю не просто так наш меч, — сказал Казу, — и это не из-за того, что один из наших предков — великан-полубог. Думаю, полностью развитый Цусано — только такой Цусано — может им владеть. Мы — единственный дом, чья джийя может двигать нашу кровь. И, видимо, на достаточном уровне, чтобы управление кровью преодолевало обычные физические ограничения.
— Боги, Казу, — выдохнула Мисаки. — Это поразительно!
Так Тоу-сама всегда заставлял свое тело совершать невозможное и продолжал делать это в старости. Он был не только физически силен. Он превратил кровь в продолжение своей воли. Течение крови двигало тело за него, и его стареющие кости и мышцы не страдали.
— Ты такая умелая, Нээ-сан, — Казу глядел на Мисаки. — Я удивлен, что ты не поняла это годы назад.
— Я не такая, — сказала Мисаки.
Казу описывал силу воли как навык, а сила воли никогда не была ее сильным качеством. Теперь ее младший брат вырос, она все еще была с джийя уровня ребенка. Да, она управляла ею лучше, чем любой ребенок, но джийя должна была становиться глубже с возрастом. Где-то в своей душе Мисаки все еще была девочкой.
— Но ты всегда была хороша с кровью, — растерянно сказал Казу.
— В мелких трюках, — сказала Мисаки, — когти и иглы, которые требуют много точности, но мало силы. И это всегда чужая кровь, — добавила она, — не моя, — Мисаки редко обращала джийю внутрь. Она не хотела думать о том, что лежало глубоко в ней. Судя по тому, что она знала, там все было искаженным, злым, это лучше было не трогать.
— В любом случае, — сказал Казу, — неделю назад я не мечтал бы бросить вызов Шепчущему Клинку. Теперь… я не могу это объяснить, но я стал больше. Я больше, чем Цусано Казу.
— И ты уверен, что то, что ты сделал на поле боя не было случайным? — спросила Мисаки. — Результатом пыла боя?
— Нет.
— Откуда такая уверенность?
— Моя правая рука все еще сломана. Не заметила?
— Нет, — сказала Мисаки. — Даже когда… — даже когда он сдерживал ее у дома. — Ты компенсировал рану, управляя кровью?
Казу кивнул.
— Как Тоу-сама компенсирует стареющее тело. Эта сила… я не понимаю ее полностью, но знаю, что это из воли защищать любимых. Я могу сделать это для тебя, Нээ-сан. Знаю, это не мое место. Но я буду защищать тебя, если нужно.
Она рассмеялась, чтобы скрыть волну эмоций.
— Ты такой драматичный.
— Знаю, — виновато сказал он. — Но я серьезно.
— Ты не должен влезать в брак другого лорда.
— Знаю, — решительно сказал Казу, — но скажи слово, и я это сделаю.
Он пристально смотрел ей в глаза, в его глазах было доверие ребенка и решимость мужчины. Ее младший брат все еще верил, что она знала, как лучше… как Робин, как Мамору…
Мисаки посмотрела на свои ступни.
— Мое слово стоит не так много, Казу-кун. Я — просто глупая женщина.
— Мисаки, — что-то в тоне Казу стало мрачнее. — Он тебя не ранил?
— Нет, — не физически. Физическую жестокость Мисаки могла стерпеть. Это она понимала.
Она должна была упрекнуть брата, сказать ему, что дела лорда с его женщиной были личными, но материнство сделало ее мягче. Она не могла упрекать Казу, когда он смотрел на нее с открытой тревогой.
— Ты вырос хорошим мужчиной, Казу-кун, — сказал она. — Но часть роли великого лидера — понимание, где твоя ответственность. Твоя тревога трогательна, но у тебя есть своя семья и своя деревня. Дай старшей сестре самой о себе позаботиться, нэ?