Меч Кайгена (ЛП)

Дважды проверив размер формы, он поспешил к кабинету к Юкино-сэнсею и Квану.
— Спасибо, Мацуда-сан, — сказал Юкино-сэнсей, Мамору вручил новичку его форму. — Теперь Кван-сан попадет в класс второго года, значит, его расписание будет таким же, как твое, — Мамору кивнул. Будучи более эксклюзивной из двух школ в маленьком городе, академия Кумоно была только с одним классом на уровне обучения. — Он будет под твоей опекой. Присмотришь за ним сегодня.
— Да, сэнсей.
— Начни, показав ему, где раздевалка. И скорее. Осталось несколько сиирану до начала уроков.
Кван переодевался в новую форму дольше, чем ожидал Мамору, и Мамору нетерпеливо расхаживал по скрипучему полу перед дверью раздевалки. Когда Кван появился, он все еще возился с поясом, словно у него было все время мира.
— Это так забавно, — сказал он, тряхнув широкими синими рукавами формы. — Я ощущаю себя как герой старых самурайских фильмов.
— Для нас это обычная школьная форма, — Мамору нахмурился.
— Это место странное, — Кван провел ладонями по рукавам, глядя на залы храма, украшенные резьбой, вокруг него. — Я словно прошел в портал и попал в прошлое.
Мамору ощутил внутри раздражение. Он не знал, почему. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел найти верные слова, зазвонил старый колокол храма. Одна древняя нота пронеслась по коридору, как делала сто лет, звала мальчиков Такаюби на урок.
МИСАКИ
— Здоров, как его братья? — спросила Хиори, опуская ладонь на голову младенца.
— Да, — сказала Мисаки, — но чуть меньше.
— Не верится, что это твой четвертый!
— Да, — Мисаки вздохнула, стараясь звучать бодро, хоть ее конечности были тяжелыми, — надеюсь, последний.
— Нет! — возмутилась Хиори. — Как можно так говорить?
— Да, у тебя хорошо получается, зачем останавливаться? — пошутила Сецуко, подвигая своего ребенка на другую сторону, чтобы ткнуть локтем Мисаки.
— Серьёзно, Мисаки-сан! — в голосе Хиори была боль. — Тебе так повезло!
— Угу, — кивнула Мисаки, выдавливая улыбку. — Наверное.
И Мисаки повезло. По меркам Широджимы она была самой счастливой женщиной в мире. Закончив академию теонита, она умудрилась выйти замуж за мужчину из величайшего клана воинов Широджимы. И ей даровали сына, а потом еще сына и еще. Были тяжелые годы после Мамору, когда она не могла родить, но пять лет назад она родила Хироши, а потом Нагасу, а теперь Изумо. Четыре здоровых мальчика — мечта каждой женщины Широджимы.
— Можно? — спросила Хиори с блеском в глазах.
— Конечно, — осторожно поддерживая головку младенца, Мисаки отдала Изумо подруге.
— Ты выглядишь намного лучше, — отметила Сецуко, пока Хиори ворковала над Изумо, не понимающим этого.
— Я и ощущаю себя лучше, — Мисаки повела плечами. — По крайней мере, пока вы тут. Я так скучала.
Обычно три домохозяйки проводили почти все время бодрствования вместе, их малыши играли, а женщины ходил вокруг них, покупая, стирая, готовя и штопая. Родив Изумо, Мисаки так устала, что могла только приглядывать за малышом, и Такеру настаивал, что она не выдержит общество. Это была первая встреча Изумо с Хиори и его тетей, Сецуко. Он был шумным мальчиком, но не боялся новых лиц — если он вообще мог их различить. Он все еще был так юн, что его глаза пока не смотрели сосредоточенно.
— Четыре сына, — отметила Сецуко, приподняв свою дочь, Аюми, ближе к плечу. — Я не знаю, как мне тебя догнать. Хотя посмотри на эти толстенькие ручки! Аюми может сойти за мальчика. Может, я начну наряжать ее в одежду мальчика и сделаю вид, что родила мужу здорового сына, — малышка Аюми была на два месяца старше Изумо, но была почти вдвое больше него. — Что думаете?
— Думаю, она уже идеальна, — Мисаки была честной, но две другие женщины, конечно, рассмеялась.
Когда она была младше, Мисаки представляла себя с дочерями. Она тешила себя фантазией, что вырастит сильных и смелых девушек, которые добьются большего, чем их мать, но это была фантазия. Мисаки давно отпустила идею, что сможет растить детей так, как ей хотелось, и что это были ее дети. Ее сыновья, в первую очередь, принадлежали Мацуда. Их целью было растить сильных воинов, как их отец, как их дед. Они принадлежали дому Мацуда, как она.
 
— Я серьезно, — настаивала Мисаки, когда Хиори отдала ей малыша Изумо. — Я была бы рада родить дочь, — с дочерью она хотя бы смогла передать немного себя ребенку.
— Тебе легко говорить, когда у тебя четвертый сын! — возмутилась Хиори.
Сецуко согласно хмыкнула.
— Тебе придется рассказать нам, как у тебя получилось.
— Я хочу знать, как она сохранила фигуру! — сказала Хиори.
— О, молчи! — Сецуко шлепнула Хиори по затылку. — Самая милая девушка в деревне не должна так говорить!
— Сецуко-сан, — Хиори густо покраснела. — Я не самая милая…
— Закрой ротик, Хиори-чан, — тепло сказала Мисаки. — Не нужно играть глупышку с нами. Ты нам больше нравишься, когда ты умная.
Хиори редко была умной, но Мисаки хотела поддерживать ее. Популярным было мнение, что такой милой женщине, как Хиори, не нужно быть умной. По мнению Мисаки, «милая» было не тем словом для Хиори. Женщина была разрушительно красивой, с простой улыбкой и мягкими, как тающий снег, глазами. Многие женщины Широджимы были «милыми», но Хиори была легендарной красотой, за которую мужчины воевали.
— Вы обе — просто принцессы! — сказала Сецуко, возмущенно глядя на Хиори и Мисаки. — С гладкой кожей и узкими талиями. Не жалуйтесь мне на вес, когда внутри меня можете влезть вы обе.
Иронично, что Мисаки считала Сецуко самой красивой женщиной на горе. Когда дочь рыбака вышла за представителя семьи Мацуда, она принесла с собой бесстыдную радость, которой Мисаки не хватало из ее жизни до Такаюби. Ее красота была не связана с физическими атрибутами. Дело было не в коротких волосах, обрезанных у ее ушей, а в том, как она трясла ими и радостно вздыхала, когда ей нравилась погода. Дело было не в ее больших глазах с темными ресницами, а в том, как вокруг них появлялись морщинки веселья от мелочей. Дело было не в ее крупном теле, а в том, как уверенно она двигалась по миру, где все, леди и мечники, шагали едва заметно.
До того, как они оказались в одной семье, Мисаки знала Сецуко — все ее знали — как даму «свежая рыба». Ее голос было слышно во всем рынке у основания горы:
— Свежая рыба! Поймали свежую рыбу!
Работа не была красивой, но Сецуко была очаровательна, пока была по локти в рыбьих кишках, когда выбившиеся пряди волос липли к поту на ее висках. Мисаки понимала, что многие влюблялись в крупную рыбачку с беспечной улыбкой, но Мацуда Такаши, первый сын высокого дома, влюбился сильнее всех.
Мисаки первой ощутила подозрения, когда Такаши утром остановил ее на пути к двери и сказал:
— Ты выглядишь утомленно, Мисаки. Я могу сходить на рынок за тебя.
Мисаки смогла лишь моргнуть, глядя на него.
— Ты хочешь пойти на рынок? — вяло сказала она. Мужчины обычно не ходили за покупками, особенно благородные, как Такаши.
— Я, кхм, у меня дела у основания горы, — Такаши не смотрел ей в глаза.
— Я в порядке, Нии-сама, — сказала Мисаки. — Если у тебя важное дело, не утруждайся…
— Это не проблема, — сказал Такаши, и Мисаки поняла, что он говорил тихо, словно переживал, что его отец и брат услышат в доме. — Просто дай мне список того, что нужно.
— Хорошо, — Мисаки растерялась, но не спорила.
— И, Мисаки.
— Да, Нии-сама?
— Ты сможешь… не упоминать это моему отцу?
Подозрения Мисаки подтвердились, когда Такаши вернулся позднее в тот день и принес восемь сумок рыбы на ее кухню. Только Мацуда мог поднять такой груз на гору. Такаши был сильным, но его лицо покраснело от усилий.
— Рыба, — сказал он с пьяной улыбкой, которая не подходила сыну семьи воина. — Ты же хотела свежую рыбу, да? Похоже, другое из списка я упустил.
— Эм… — Мисаки в ужасе смотрела на сумки на полу кухни. — Прости, Нии-сама, но что мне делать со всем этим? — в доме Мацуда не было холодного пространства, где можно было хранить столько рыбы. — Ожидаются гости?