Потерянная богиня (СИ)
— Да, это не то, что ты думаешь, это — не защитный конус. Вернее, защитный, но не совсем. Какое-то время нечисть будет лежать не шевелясь, как ей и положено. Но недолго. Несколько минут.
— А потом?
— А потом — всё, — мягко улыбнулся ведьмак. — Но, надеюсь, до этого не дойдет. Руперт, ты ведь уже придумал, что нужно делать?
Некромант не ответил, поглощенный работой. Вместо него ответила я.
— Да. Эльстан, давай быстро в город, тащи сюда этого Мильтона.
Эльф послал мне убийственный взгляд, но ничего не сказал, коротко кивнул, вскочил на Звездочку и умчался. Ведьмак проводил его взглядом, потом повернулся ко мне.
— Ему будет очень тяжело это сделать.
Я кивнула.
— А кому сейчас легко?
Руперт тем временем, покончив с чертежами, приступил к возведению конструкции, предназначение которой уже смог бы угадать даже самый неискушенный наблюдатель, не имеющий никакого представления о черной магии. Как бы то ни было, вопросов ни у кого не возникало, да и отвлекать мастера все равно никому бы в голову не пришло. К движениям Руперта вернулась былая уверенность, и это меня порадовало хотя бы тем, что пока это было единственное событие положительного свойства, и очень хотелось надеяться, что не последнее.
Однако наше «окружение» тут же вернуло меня с небес на землю, растоптав даже не остатки, а бледную тень оптимизма, так и не успевшего зародиться в моей душе. Мертвецы, уже разбитые, расчлененные и рассеченные на несколько частей, медленно, но настойчиво зашевелились. Ведьмак снова вытер о землю меч, как-то автоматически, одновременно обозревая «фронт работ», но Руперт поднял руку, останавливая его. Восставшие шевелились все сильнее, подбирая изуродованные конечности, собираясь буквально из ничего, из бесформенных кусков того, что уже давно перестало быть плотью, вставали на ноги и… шли. Шли к алтарю, над которым замер некромант, не позволяющий никому из нас воспрепятствовать их неспешному, но неотвратимому движению.
Звездочка эльфа пролетела над этой жуткой фантасмагорией белой стрелой, невзирая на тяжесть груза, непривычного для тонконогой лошадки, и приземлилась прямо возле Руперта. Эльстан одним движением стащил упирающегося градоначальника, висевшего поперек седла, сделал шаг в мою сторону и остановился, испепеляя меня негодующим взглядом.
Он был смертельно бледен, только щеки горели лихорадочным румянцем, а глаза из изумрудно-зеленых стали пепельно-серыми, словно магия мертвых высосала все краски жизни из эльфа, рожденного в чертогах Илидора, в светлых лесах, где каждая травинка обладает вечной душой, чистой и прекрасной. Он уже не дрожал, не кусал губы, не спорил, он молча выслушивал приказы и выполнял их, механически, четко и обреченно, и от этой пустоты, все сильнее поглощающей эльфа, становилось не по себе. Я очень надеялась, что Перворожденный найдет в себе силы выбраться из этой бездны. Но это чуть позже, когда все, наконец, закончится, а сейчас, как мне не было больно это делать, я собственноручно толкала его в эту самую бездну, выбивая последнюю почву из-под ног.
Он уже знал, каким будет мой следующий приказ, поэтому вложил в свой взгляд, негодующий и умоляющий одновременно, всю силу, на которую был способен, весь огонь, который только смог разжечь из последней искры, высеченной его угасающей душой.
Я это видела. И, к сожалению, ничего не могла поделать. Эльстан стоял у самого алтаря. Я била по восставшим последними реактивами из ведьмаковской сумки. Сам ведьмак, залитый кровью, уже почти погребенный под останками своих врагов, никак не желающих обретать вечный покой, кромсал их направо и налево, но его удары становились все реже, а мертвецы, не знающие усталости и боли, не сбавляли натиск, наоборот, почувствовав свою силу, наступали еще ожесточеннее.
Руперт возвел над алтарем небольшой костер, его пламя странного зеленоватого цвета покатилось по линиям чертежей словно живительная влага по боронам вспаханного поля. Оно не жгло, не убивало, только светилось в ночи мягким ровным светом, словно затаившись в выжидании. Ученик некроманта суетился вокруг, выполняя работу, понятную лишь ему и, разумеется, самому Руперту, который уже почти не держался на ногах.
— Эльстан, бросай его на алтарь, — коротко скомандовала я.
Эльф пошатнулся. Медленно покачал головой, словно до последнего не желая верить своим ушам. Отступил на шаг.
— Эльстан, твою мать!
Он закрыл лицо руками.
— Я… не … могу… — простонал он.
— Можешь! Бросай, я сказала!
Он замотал головой.
— Я правда не могу… Простите…
Его голос, слабый, тихий, похожий на скулеж, вонзился в воздух с такой болью, с какой игла вонзается под ноготь. От этого звука переворачивалось небо и замирало сердце, поскольку слышать такое от Перворожденного еще никому не приходилось. Никому и никогда. С тех времен, когда эльфы зажили среди людей, перестав быть мифом древних сказителей.
К счастью наших бойцов, поглощенных нечеловеческой битвой, они этого и не услышали.
Я закусила губу и, чувствуя себя окончательной сволочью, рявкнула:
— Быстро!
Эльф судорожно вздохнул, потом резко встрепенулся, схватил орущего и воющего градоправителя и бросил в середину алтаря. В то же мгновение мертвецы остановились, все, как по команде, побросали свое оружие и… кинулись к жертвеннику, хватая жадными костистыми пальцами, впиваясь зубами, разрывая на части тело несчастного Мильтона. И едва над кладбищем раздался последний предсмертный хрип градоначальника, полыхнули зеленые языки колдовского пламени, взметнулись высоко в небо, превращая схему, начертанную некромантом, в огромный костер, в котором корчились, горели, рассыпаясь в прах, давно умершие воины, и только нам этот огонь не причинял никакого вреда, от него не веяло ни жаром, ни холодом — ничем, будто и не было его вовсе.
А потом он и впрямь исчез, спустя несколько минут, как только гореть стало нечему.
Мы стояли посреди пустого пространства, усыпанного пеплом, удивленно оглядывая друг друга, все еще не веря своим глазам. Бойня, казавшаяся нам бесконечной, закончилась быстрее, чем мы успели это осознать. Внезапно наступившая тишина, не мертвая, а вполне живая, с пением ночных птиц в лесу, лаем собак в деревне, непривычно ложилась на слух, словно ритм незнакомой, чужой музыки.
— А знаешь, ты права, — неожиданно подал голос Руперт. — Идея с Инквизицией действительно была как-то не очень.
Витольд усмехнулся.
— Не знаю, как она вообще пришла в твою светлую… извини, темную голову. Но давайте обо всем — дома, хорошо? Не знаю, как вам, а мне надо помыться и что-нибудь сожрать, да простит меня госпожа Дженнифер за невольную грубость, просто… — ведьмак зашатался, опираясь на меч, но прежде чем мы успели его подхватить, выровнялся, взял под уздцы невесть откуда возникшую рядом с ним мохноногую лошадку, вскочил в седло и, как ни в чем ни бывало, продолжил, — просто домой очень хочется.
Уговаривать нас, понятное дело, не пришлось.
Глава 6. Джен. Феринталь. Этана
Я лежала на жесткой, но, как ни странно, очень удобной кровати в спальне, больше похожей на монашескую келью, но это было как раз то, что мне нужно. Эта каморка как нельзя лучше способствовала размышлениям, в которые я погружалась все глубже и глубже, вызывая из памяти образы и события, яркие, незабываемые или же, наоборот, тусклые и полустертые, словно старые черно-белые снимки.
И, как это ни парадоксально может звучать, самым неузнаваемым и полузабытым портретом был мой собственный. Всего каких-то шесть лет назад я была простой театральной актрисой в провинциальном городе. На звание божьего одуванчика я никогда не претендовала, но по сравнению со мной сегодняшней это была романтичная девочка, почему-то твердо убежденная, что знает жизнь как никто другой. Но эта иллюзия в скором времени была развеяна, с того момента, как в наш театр приехал столичный режиссер Денис Киселев. Как принято в слезливых дамских сериалах, у нас начался бурный театральный роман. Жизнь в богемной тусовке тут же закипела. Конечно, кто-то принялся распускать какие-то нелепые слухи, кто-то откровенно завидовал, кто-то — сочувствовал, но нам было не до этого.