Потерянная богиня (СИ)

Проснулась я среди ночи, доведенная до состояния, близкого к бешенству, дурацким сном. Но побуянить мне не дали — предохранитель сработал. Про волшебные свойства лежанки я уже говорила, но дело даже не в этом. Знаете ли, очень трудно психовать, когда находишься в объятиях мужчины, который тебе, скажем так, довольно симпатичен. К тому же, еще и ранен, так что совсем не хочется тревожить его лишний раз. И спит сладко. И эльф косо смотрит. Про Зверя я вообще молчу — как только я расположилась на ведьмаковском покрывале, он мне, как я поняла, бойкот объявил. Ревнует.
— Что-то случилось? Не извиняйся, ты меня не разбудила, — улыбнулся Витольд, заметив мое смущение, — я всегда чутко сплю. Так что там у тебя?
— Сон приснился.
— Страшный?
— Да нет, странный.
Сон был действительно странный. Незнакомая комната — светлая, сияющая, воздушная, — производила впечатления совершенной, неземной красоты. Сказочной. Нет, скорее — божественной. Впрочем, этим самым впечатлением все и ограничивалось — насладиться созерцанием убранства этой чудесной залы в полной мере не представлялось никакой возможности. Ее очертания были размыты, казалось, что невидимый свет, струящийся в воздухе странного замка, нарочно скрывает его от посторонних глаз. И тем удивительнее на фоне этой запредельной зарисовки была чистота и ясность, с которой было прорисовано лицо женщины. Идеально красивое, но печальное и задумчивое, с бездонными глазами, хранящими в глубине своей синевы какую-то древнюю тайну из тех, что не дано познать простым смертным. Эта женщина смотрела на меня почти в упор, очень выразительно, будто что-то хотела сказать, но при этом молчала. А может, она что-то высматривала? Не исключено, но сказать она точно что-то хотела. Но тогда почему… Этана! Она же дала обет молчания! Но что ей от меня нужно? А если ничего — зачем являлась? Я потрясла головой.
— Кажется, тебя посетила цель нашего пути, — усмехнулся Витольд, поудобнее укладываясь на покрывале.
Я округлила глаза. Он засмеялся.
— Ну не смотри на меня так. Ты во сне не разговаривала, да и я не подслушивал. И не подглядывал. Я вообще никогда в чужие сны не вторгаюсь. Особенно…
— Давай без уточнений. Но тогда — с чего ты взял?
— Так это правда? — оживился ведьмак. — Да ни с чего, просто у тебя лицо выразительное.
Это я знаю, мне всю жизнь говорили, что у меня все на лице написано. Однако после нескольких лет жизни с Сашей, я думала, что все-таки научилась скрывать эмоции, ан нет. Безнадежный случай.
— Сильно выразительное? — грустно улыбнулась я.
Ведьмак кивнул.
— Я так понял, нам еще далеко идти. Так что спи. Потом выяснишь.
Резонно. Разумно. Причем, ненавязчиво и безо всякого давления. Коротко, мягко, но — однозначно. И не поспоришь, поскольку не с чем — вариантов Витольд мне не оставил. Да и не хочется спорить. Почему-то. Я улеглась на свое место, завернувшись… в объятия ведьмака. Интересно, а у него жена есть? Нет, я не в коей мере не претендую, просто любопытно, он ее тоже строит вот так мягко, спокойно и ласково? Не удивлюсь, если она у него по хлопку подпрыгивает, пребывая в полной уверенности, что делает все эти акробатические этюды по собственной инициативе. Я хмыкнула. Да нет, вряд ли. На домашнего тирана он не похож. Да и вообще на домашнего — не тянет. Но все-таки…
— Нет, — шепнул он мне на ухо, — но мне нравится ход твоих мыслей.
Я не стала переспрашивать, о чем он, откуда узнал и тому подобное. И так ясно. Опять скажет — лицо выразительное.
Я улыбнулась. Молодец, ведьмак. В темном лесу, воплощении детских кошмаров создать почти домашнюю атмосферу! Даже эльф немного успокоился и, — о чудо! — согласился лечь спать, хотя сначала отказывался категорически, твердо намереваясь совершить всенощное бдение. Витольд не спорил, позволив Эльстану полночи караулить наш мирный сон, но потом его все же сменил, и, надо сказать, тот не возражал. Очевидно, по прошествии нескольких часов идея добровольного мученичества перестала казаться Перворожденному столь привлекательной. Едва ведьмак заступил на пост, эльф заснул сном младенца.
   
Глава 4. Дани. Чудесная Речка
 
Корд не мог уснуть уже трое суток. С одной стороны, оно и понятно — очень неудобно спать, когда руки скованы за спиной, а на ногах и шее — железные обручи, от которых тянутся тяжелые цепи, крепко вбитые в стену. Но с другой стороны, Корд не был новичком в подобного рода заведениях, и на каждую выдумку тюремщиков у него всегда находилась пара-тройка приемов, позволяющих сделать свое пребывание здесь если не комфортным, то, по крайней мере, пригодным для существования. А еще он отличался завидной выносливостью, недюжинной силой и поистине нечеловеческим здоровьем, благодаря чему и сохранял присутствие духа в течение всей своей богатой приключениями жизни.
Он глубоко вздохнул. Когда-то ему нравилось фантазировать на тему далекого-предалекого будущего. Вот он, седой и почтенный орк, глава гильдии… нет, пожалуй, главой гильдии магов к тому времени будет его сын или дочь — пусть с заботами управляются молодые. А он, великий магистр, отошедший от дел, будет сидеть в кругу своих многочисленных правнуков и рассказывать им о днях своей бесшабашной юности. О том, как уже будучи выпускником академии, дипломированным колдуном, сильным, но горячим и неопытным, зашиб на магической дуэли одного чопорного колдунчика, не разобрав, что это — единственный сын барона той земли, куда его направила гильдия. И тут же угодил в Гномьи Шахты — проклятый рудник, с которого даже мертвым нет выхода. Как невероятным образом оттуда сбежал, как научился воровать, чтобы заново поступить в Академию, и получить лицензию практикующего мага… А дети будут звонко смеяться и думать, что почтенный Корд рассказывает небылицы. Жаль. Хорошее было будущее. Только оно уже не понадобится — рудники рудниками, а из лап Инквизиции точно никто не выбирался.
Дверь с лязгом открылась, и в камеру швырнули бесчувственное тело его соседа. Тонкий молодой эльф, почти мальчишка, выглядел полной противоположностью крепкого высокого орка, но, тем не менее, его приковали к противоположной стене с той же тщательностью. Пленник представлял собой довольно жалкое зрелище. Длинные волосы цвета воронова крыла, липкие от пота и запекшейся крови, путались и падали на лицо, в котором сейчас очень трудно было уловить эльфийские черты, славящиеся своей красотой и совершенством. Тело покрывали раны, ожоги и прочие следы деятельности палача Великой Инквизиции. Юноша не шевелился и вообще не подавал никаких признаков жизни, но стражники с опаской косились на него, и, удостоверившись, что оковы прочно «встали» в крепления на стене, чуть ли не бегом поспешили к выходу. Дверь тяжелогромыхнула, ударив по густой и вязкой тишине подземелья, но даже в этом гуле был отчетливо слышен трусливый топот чересчур резво удаляющихся стражников. Корд усмехнулся.
— На себя посмотри, клыкастый, — неожиданно прозвучало с противоположной стены, — думаешь, ты лучше выглядишь?
Орк обескуражено фыркнул и захлопал глазами. Эльф хрипло рассмеялся.
— Кори, умоляю тебя, не делай так больше! Прямо ученица Академии, юная блондинистая целительница! Смотри, клеиться начну!
Корд засопел, но потом добродушно улыбнулся, даже клыками прищелкнул от радости.
— Значит, ты все-таки живой.
— А ты думал от меня избавиться? Не дождешься. Запомни, Кори, я — твое проклятие. Так сказать, зараза, прихваченная с Рудников.
Корд снова фыркнул. Они были знакомы уже достаточно давно, но он так и не отучился удивляться оптимизму своего друга. Казалось, нет ситуации, из которой пронырливый эльф не нашел бы выхода. Одно только то, что этот мальчишка в свое время организовал их побег с Гномьих Шахт, что до сих пор не укладывалось в сознании благоразумного орка, распаляло слабую, почти ничтожную надежду на избавление до уровня непоколебимой веры в удачный исход пусть даже самого безнадежного предприятия, если за него берется этот странный, но очень настойчивый паренек.