Злодейка в деле (СИ)
— Что мы здесь делаем, ящерка? — спрашиваю я, глядя во мрак разверзшейся под ногами пещеры.
— Наносим визит, разумеется. Обычно никого из разумных вглубь не допускают, но я получил для вас разрешение, моя принцесса.
Зачем? Чтобы встретиться с чешуйчатым главой рода, мне не обязательно лезть под землю. Логичнее, что старый ящер выйдет на поверхность или пришлёт доверенного представителя. Зачем допускать меня к подземным тайнам? Феликс не договаривает. Да и видно, что он почему-то нервничает. Явно, что намечается нечто посерьёзнее знакомства родителей с любимой девушкой. Что именно? Наверное, у Феликса есть причина молчать.
На спуск уходит полдня, и это при том, что я снова путешествую на спине Феликса. Он раздул капюшон и надёжно укрывает меня от острых выступов стен. Иногда Феликс возвращается к человеческому облику, и мы протискиваемся в узкие лазы, в которые крупному ящеру не протиснуться. Дважды я пролезала с большим трудом, а Феликсу и вовсе приходилось принимать малую форму, цепляться за меня и, можно сказать, ехать на мне верхом.
Наконец мы попадаем в широкий тоннель. Стены отшлифованы чуть ли не до зеркальной глади. Первая мысль — вода постаралась. Но туннель сухой. Он выводит нас в зал…
Сперва я принимаю многочисленные изломы за скальные, но, присмотревшись, понимаю, что вижу ящеров. В основном средние и мелкие. Мелкие — это пара-тройка метров в длину. Есть ящер-гигант. Он сам себе гора. Мелочь одномоментно приходит в движение, а ящер-гора тяжело открывает глаза. Пелена, заменяющая веко, медленно поднимается. Жёлтый глаз с чёрным зрачком.
Я исполняю неглубокий реверанс. Из уважения даже не к возрасту, а к древности. Сколько ящеру лет? Тысяча? Не удивлюсь, если больше.
— Посмотри налево, — просит Феликс.
Хм?
Я послушно поворачиваю голову. Часть стены превращена в подобие каменных пчелиных сот. Или шкафа с многочисленными открытыми полками. Ниши не пустуют, приблизительно треть из них заполнены белыми с желтовато-сероватым оттенком шарами. В основном шары мутные, но два ближайших просматриваются хорошо. Сквозь полупрозрачную оболочку видно новорожденную ящерку.
— Яйца.
— Это наша боль, Кресси. Когда-то наш род был весьма многочисленным. Утрачивая человеческий облик при неудачной инициации некоторые начинали жить как звери. Связь двоюродных родственников у людей осуждают, но закон такие браки допускает. У ящеров родство было ещё более дальним. Как видишь, многие рождаются с чешуёй…
— Феликс…
— Ты говорила, что у нашего рода не может не быть аналога вашей Колыбели. Ты даже угадала, что это яйцо. Взгляни.
Ящер-гора приподнимает голову, с заметным усилием разводит лапы.
По форме и правда яйцо. Материал — не представляю. Передо мной будто сгусток материализовавшейся магии, хотя имперские маги убеждены, что материализовать энергию невозможно, только сохранить в особых кристаллах. Это вроде бы не кристалл. Это вообще не понятно что.
— Яйцо, — соглашаюсь я.
— Однажды женой второго сына главы рода стала мергонская принцесса.
— Не слышала о таком.
Как мы такое пропустили?!
— Сейчас я думаю, что мергонцы заранее готовились. Девушку под предлогом хрупкого здоровья не представляли ко двору. Собственно, северяне скрывали сам факт её существования. Девушку отправили поправить здоровье на юг, подстроили нужную встречу, потом легко позволили отказаться от титула.
— Дай угадаю, ящерка. Наследник погиб при подозрительных обстоятельствах, а вскоре мергонская змея стала женой даже не нового наследника, а нового главы?
— Да, моя принцесса, вы невероятно прозорливы. У северной змеи не было детей, основная линия оборвалась, а Яйцо перестало принимать потомков боковых ветвей. Мы связывали это именно с обрывом главной ветви, но теперь я подозреваю, что северянка что-то сделала. Когда-то, как рассказывают семейные предания, в день совершеннолетия потомки Шесс входилили в Яйцо, оставались в нём ночь и раскрывали в себе родовое наследие. После северянки дети выбирались из Яйца в обличье ящеров, навсегда утрачивая человеческий облик. Инициация, которую прошёл я, неправильная. Я получил лишь крохи того, что легенды приписывают моим пращурам.
— И здесь Мергон отметился.
— А где он не отметился? — хмыкает Феликс. — Кресси, помнишь, я сказал, что у тебя хорошо получается разбираться с артефактами, а у меня — с отношениями?
— Конечно, помню.
— Все здесь, кого ты видишь, Шесс. Кресси. И посмотри на Яйцо, посмотри, пожалуйста, так, как только ты можешь. Избавь нас от северной плесени, и род Шесс вернётся. Все, кого ты сейчас видишь, станут людьми, а я стану не последним представителем рода, а одним из многих и многих. Якобы непреодолимое препятствие исчезнет само собой.
Моими стараниями, но не будем придираться.
А если я не смогу? Феликс меня переоценивает.
Но я не позволяю сомнениям отразиться на лице и медленно подхожу к яйцу вплотную. Кожу обдаёт морозом. Я ведь так и не научилась управлять зрением… Но, может, и не нужно учиться? Оно словно лучше меня знает, когда работать, легко перестраивается.
Сияние артефакта почти ослепялет, я вижу искрящийся белый свет.
— Ты тоже провидец, ящерка? — тихо спрашиваю я.
— Моя принцесса?
— Оно и правда на плесень похоже. Серые склизкие лохмотья. Мерзость.
Допустим, северянка была сильной колдуньей. Мергонцы, как выяснилось, веками работали над своей породой. И работали грязно, даже кровью льдянов не побрезговали запачкаться. Но я отказываюсь верить, что я, дочь Рейзан Судьбоносной, слабее. И пусть плесень за века разрослась, я справлюсь.
Какая же гадость!
Я обрушиваю на плесень всю силу своего неприятия, и ближайший серый ком слизи, будто испугавшись, съёживается. Плесень можно выжечь? Почему бы и нет? Я обрабатываю поверхность яйца с такой тщательностью, с какой, пожалуй, никогда не работала, даже когда с Колыбелью возилась. Я ни миллиметра не пропускаю, очищаю начисто, раз за разом проверяю поверхность. И лишь убедившись, что ни малейшего комка, даже размером с маковку, не осталось, устраиваю Яйцу энергетический душ. И это уже не только моя сила, я чувствую поддержку императорских регалий.
Ослепительно белое сияние вырывается из оков, застилает всё поле зрения. Возникает странное ощущение, будто я парю в пропитанном светом молоке. Ощущение невесомости мне знакомо.
Я умерла?! Работа с древними артефактами смертельно опасна, я ведь помню.
Усилием воли я заставляю себя успокоиться. Даже если умерла — ничего нового. Где бы я ни оказалась, надо постараться вернуться, ведь один раз у меня уже получилось. Только где я?
Прислушавшись к ощущениям, я понимаю, что в молоке я не одна. Я уверена, что тот, кого я почувствовала, здесь хозяин и давно знает о моём невольном вторжении. И, пожалуй, я знаю, куда я пришла — в гости к Рейзан. Я ловлю одобрительную улыбку богини и резко просыпаюсь.
— Боги, Кресси, очнись!
— Ящерка, чего шипишь?
Феликс прижимает меня к себе, утыкается носом мне в макушку:
— Кресси… Кресси, ты потеряла сознание на час. Я боялся, что ты уже не очнёшься.
А мне показалось, что я отключилась на какую-то минутку. В теле слабость, но я поднимаю пальцы, касаюсь его щеки, глажу с нежностью, которой от себя не ожидала:
— Прости, что напугала. Я не нарочно. Зато у меня получилось.
— Получилось, — односложно соглашается Феликс, он лишь крепче притискивает меня к себе.
Я продолжаю гладить его.
— Что я видела…, — тяну я, подпуская в голос загадки. С такой интонацией неискушённых маленьких детей отвлекать. Феликс мальчик большой, не ведётся. Но слегка расшевелить его получается.
— Что? — без интереса спрашивает он.
— Видела, как мы присоединим к империи Мергон, и ты станешь герцогом Мергонским. Феликс, ты понял? Мы победили!
— Угу, понял. А ещё что видели, моя принцесса?
Я охотно принимаюсь перечислять: