Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста
Часть III. В бегах
Мой муж умер в Риме… Перед лицом его ужасной одинокой смерти и предшествовавшей ей тревоги я спрашивала себя: неужели это случилось с нами…
21. 2015, Нью-Йорк
Весной 1945 года Отто Вехтер пропал во второй раз. Спустя семьдесят лет на фестивале в Нью-Йорке состоялась премьера документального фильма с его сыном в главной роли. Одна сцена в этом фильме и реакция на нее Хорста вызвали цепь событий, побудивших Хорста допустить меня к бумагам Шарлотты.
Началось с приглашения Хорста на премьеру фильма «Нацистское наследие: деяния наших отцов» в рамках кинофестиваля «Трайбека». Он ответил, что ему не нравится название, и предложил другое: «Что сделали… и чего не делали наши отцы». Он также опасался, что содержание фильма огорчит его даже больше, чем неудачное и, на его взгляд, вводящее в заблуждение название. Тем не менее с присущим ему оптимизмом Хорст разослал сообщение родным и друзьям: «Приглашение на премьеру фильма о моем отце, о замке Хагенберг и обо мне». Он не упомянул, что сам еще не смотрел фильм.
Премьера на «Трайбеке» прошла хорошо, фильм купили для ограниченного проката в кинотеатрах Британии и Америки. Он предлагался на Amazon, Netflix и iTunes, его смотрели на фестивалях, он получил по большей части положительные отклики. «Фильм… о трудном разговоре, — писала „Вашингтон Пост“, — и о неудаче самого разговора» [441]. «Волнующе», — написала «Гардиан» [442]. «Захватывает и приковывает», — таково было мнение обозревателя «Сан-Франциско Кроникл» [443]. «Ужасно захватывающе» («Спектейтор») [444]. Меня волновала реакция Хорста. «Вэрайети» признал фильм «волнующим», увидел в нем раздумья об отрицании и ответственности за войну, «о том, как жить с чудищем семейной истории» [445]. «Нью-Йорк Таймс» признала, что Никлас и Хорст не несут ответственности за дела своих отцов, но настаивала, что они «обязаны признать правду случившегося» [446]. Наблюдать, как Хорст — «апологет, чьи попытки оправдания возмутительны» — отрицает эту правду, «очень тяжело, но так же тяжело отвести от этого взгляд». Один комментатор «Дейли Бист» счел, что «заблуждающийся Хорст делает из своего отца идола», другой пришел к выводу, что мы с Хорстом «одинаково не способны увидеть события глазами другого» [447].
Хорст, посмотрев фильм, сообщил, что тот не очень ему понравился. «Я не сразу взял себя в руки», — написал он Дэвиду. Фильм хорошо сделан, признал он, в некоторых сценах сам Хорст показан удачно, но таких немного, и это всего лишь «мелкие цветочки в море жестокости, небрежности и невежества». На него сильно повлияли отзывы: «После ознакомления с первым отзывом в „Дейли Бист“ у меня началась острая диарея».
И все же Хорст, как водится, отыскал и положительную сторону. Наше общение побудило его возобновить усилия по изучению истории отца, а съемки позволили найти новые свидетельства отцовских достоинств, коих «масса». Теперь он был склонен поработать над вторым фильмом, сосредоточиться на том, чего его отец не делал, удвоить усилия по восстановлению замка, воплощающего положительное влияние Отто на жизнь Хорста.
У одной сцены в фильме было неожиданное последствие. Не помню, в каком порядке все это произошло, но катализатором послужило огорчение Хорста, когда Никлас назвал его на камеру «новым наци». Я не был согласен с его мнением и так и сказал в фильме, и Никлас позднее отказался от этих слов. Тем не менее Хорста удручило это обвинение, и ему захотелось сделать больше, чтобы показать свою открытость и добродетельность, захотелось сделать что-то позитивное.
К тому моменту мы были уже три года как знакомы. Я знал, что в замке хранятся бумаги Шарлотты, но лично видел только несколько фотоальбомов, несколько страниц из многочисленных дневников, одно-два письма. Хорст отзывался согласием на мои просьбы показать тот или иной документ, представлявший для меня интерес, но показать мне все я еще не просил. Возможно, Хорст согласится допустить к документам Шарлотты широкую аудиторию, в особенности ученых? Ведь он не сомневается, что документы доказывают невиновность его отца, подтверждают, что его родители не делали ничего дурного. Хорст выслушал мое предложение и обещал его обдумать. Затем он поинтересовался, куда можно было бы передать материалы. Я упомянул Американский мемориальный музей Холокоста в Вашингтоне. Хорст подумал еще и через несколько недель одобрил мою идею.
Я познакомил его с архивистом музея, австрийцем, имевшим по счастливому совпадению родственные связи с Вехтерами. Завязалось общение. В замок нагрянула команда оцифровщиков из Вашингтона. Несколько дней специалисты сканировали тысячи страниц документов и фотографий — их оказалось куда больше, чем я предполагал. Хорст щедро предложил мне полный комплект копий. Через несколько дней в ящик для писем моего лондонского дома опустили мятый конверт, заклеенный скотчем. В нем лежала голубая флешка.
Я вставил флешку в компьютер и открыл папки. В моем распоряжении оказалось почти 13 гигабайтов изображений, 8677 страниц писем, открыток, дневников, газетных вырезок и официальных документов. Все было более-менее рассортировано, папки сгруппированы по типам и по хронологии.
В пяти папках содержались письма и почтовые открытки, которые слали друг другу Отто и Шарлотта на протяжении двадцати лет, с мая 1929 (открытка Шарлотты из Рима) до июля 1949 года (письмо от Шарлотты к Отто в Рим): 1929–1934, 1935–1937, 1938–1943, 1944–1945, 1945–1949 годы.
В папке Erinnerungen помещались четыре файла «Воспоминаний» Шарлотты, написанных для ее шести детей через много лет после событий. Речь в них шла о четырех периодах ее жизни с Отто: 1938–1942, 1942–1945, 1945–1947, 1947–1949 годы.
Meine Liebesjahre, годы любви — рассказ о знакомстве и первых годах с Отто.
Meine Kinderjahre, годы с детьми — тетрадки, в которых Шарлотта фиксировала первый год жизни каждого из шести детей Вехтеров, от рождения Отто-младшего в 1933 году до Линде в 1944 году.
Шарлотта тщательно объясняет, что побудило ее оставить воспоминания; писала она твердым косым почерком — как сказал мне знакомый, на австрийском диалекте, с массой грамматических ошибок. «Давно хочу изложить на бумаге столь интересную жизнь, — написала она в 1978 году, — в дар моим детям» [448]. Годом позже, в другой тетради, она написала об этом пространнее:
Сегодня я решила сделать то, что хотела сделать очень давно. Я хотела описать годы начиная с 1945-го, хотя бы в общих чертах, насколько еще помню те события. Детям будет полезно узнать больше о годах, которые они почти не помнят. Надеюсь, они поймут, что наши отношения с мужем Отто Вехтером сохранились только из-за нашей безграничной любви и презрения к смерти, в которой мы рано или поздно снова соединимся [449].
Названия файлов говорят об их разнообразии:
Lebensgeschichte, небольшие рукописные мемуары.
Fotoalben, фотоальбомы.
Fotos Lemberg, фотографии Лемберга.
Hochaufgelӧste, изображения высокого разрешения. Здесь две папки, одна под названием Identitӓtskarten — эта так меня заинтересовала, что я поспешил ее открыть. Оказалось, это удостоверения личности на имя Освальда Вернера и Альфредо Рейнхардта, которыми Отто пользовался в годы своего второго исчезновения с мая 1945 года.
