До пепла... (СИ)
— Все, Тоня, у меня больше сил нет, — как-то грудным, низким тоном хмыкнул мужчина ей на ухо, укусил легко за мочку, лизнул затылок, погнав крупную дрожь по позвоночнику.
Забрал упаковку и чуть ли не через секунду уже рывком вскинул ее бедра, ворвавшись в тело Тони сзади! Застонала, вцепившись пальцами в кожаную обивку спинки его кровати. Она и так была согласна, лишь бы Дамир в ней! Задрожала из-за мощной волны удовольствия, накатывающей от того, как он таранил ее тело своим, от того, с какой силой сжимал бедра Тони, словно всю ее хотел подмять, под себя упрятать! Завладеть ею… Пронзило, как молнией, когда он вновь то ли поцеловал, то ли укусил за шею, распластал по кровати. Не было никаких сил, да и желания, сдерживаться, просто позволила себе упиваться и этим кайфом, и мужчиной, уже не паря себе мозги…
— Ну так что, Тоня, ради меня предала бы свои принципы, как я ради тебя? — явно удовлетворенный, пресыщенный, словно довольный кот, сожравший мышку, Дамир не торопился выпускать ее из плена своего тела.
Наоборот, лишь чуть сдвинувшись, подгреб Тоню под себя плотнее, устроил так как-то, что она щекой и ухом к его груди прижата, слышит затухающий бешеный стук сердца, а сама все равно под ним. Но и целоваться удобней, на спину все же уложил. А то Тоня двигаться была не в состоянии после этого взрыва-секса. Жаловался, что она его доводит, но это Пархомов ее испепелил! Уткнулась носом в простынь, уже и стонать не в силах, и про дыхание забыв. Лишь бы так под ним сотрясаться дальше от оргазма…
— Ну, если ради тебя… Подобные доводы сложно перекрыть — ты и поцелуи, м-м-м, — все-таки наскребла где-то сил хмыкнуть, хоть глаза слипались. Видно, догнало за всю ночь сонливостью разморенное, еще пылающее тело.
Прижалась губами к его груди в ласке, как-то не задумываясь, поддавшись своей потребности. Сама обняла Дамира, перекинув ногу через его бедро.
— Вот видишь, и мне приятно, что я достоин, и тебе — хорошо, — хмыкнул таким же усталым тоном Дамир, уткнулся в ее макушку лицом, зевнул. — Только я не клиентом собирался, птичка. Мне Акимов не раз удочку закидывал, насчет участия в уставном капитале, частичным партнером. А может, и равноправным, но это не для широкого круга, сама понимаешь. Да я все сомневался, все не до того было. Другие варианты… А теперь как представлю: заведу себе кабинет у вас, твой рядом… Или нет! Повысим тебя до моего непосредственного помощника и будешь в моем сидеть, вообще… И в любой момент, так сказать… — он глянул на нее так смешливо и лукаво, с похабным намеком во взгляде, что не хохотать — сил не было. Тоня и засмеялась. — Не жизнь, а сказка же! И с клиентами спать не придется, останешься при своих принципах, в отличие от меня… — уже расхохотался и сам Дамир, когда Тоня его шутливо ткнула кулаком в живот.
Хотя ей и самой было дико смешно — слышалось, что Пархомов прикалывается и несерьезно говорит.
— Я и с начальством не сплю, Дамир. Тоже принцип, можешь у Акимова спросить, — фыркнула, зевнула вновь, отдышавшись. Удобней устроилась между его плечом и шеей.
— А он что, потыкался? — как-то мигом напрягся Дамир, и голос стал жестким. Сжал ее так крепко, что Тоня и сквозь навалившуюся сонливость ощутила.
Удивилась, не совсем поняв. Поерзала, неудобно, когда так крепко…
— Нет, — зевнула. — Я это сразу на собеседовании оговорила, чтоб потом непонимания не возникло, а то случались ранее прецеденты. Акимов понял и был без претензий. Даже повеселился, — пробормотала, уже почти проваливаясь в сон. — Так что, хорошо, что ты мне не клиент и не начальник. Останусь со своими принципами.
— Но ради меня поступилась бы, — он уже сам зевал так, что было ясно, отрубается.
И не спрашивал — утверждал. Словно самолюбие тешил.
— Ну, ради тебя-я-я, — в тон ему поддакнула Тоня, — конечно! Как мне перед тобой и устоять? Ни разу не вышло, видишь же. Как околдовал ты меня, Дамир, — попыталась отделаться улыбкой, прикусив язык, чтоб не ляпнуть сонной то, о чем потом жалеть будет. — Ради секса с тобой я бы и инсайдерскую информацию слила, наверное, рискнув всем, — поддела с иронией.
— Ну так и я ради тебя базовыми установками поступаюсь, птичка, — усмехнулся Дамир, кажется, целиком довольный. Еще раз зевнул, вновь притянув ее под бок плотнее.
И тут же нагло уснул! Моментально просто…
Впрочем, и она больше не ворочалась, отключившись следом.
— Ко мне вчера Леха приезжал, — Санек заговорил только тогда, когда Тоня отошла к противоположной стороне прохода галереи, рассматривая картины.
Они таки приехали на эту дурную выставку, куда ей настолько хотелось попасть. Пархомов сам не знал, зачем поплелся следом. Не врал, не особо ценил искусство, разве что как выгодное капиталовложение, но никакого возвышенного удовольствия не испытывал от созерцания. Не эстет, чего нет, того нет.
А вот Антонину от себя отпускать еще не хотелось. Не устал от ее общества совсем. Больше того, собирался уломать эту женщину остаться и еще на ночь, даже если у Тони иные планы на воскресенье. Дамир не сомневался, победит в этом вопросе. Кто в здравом уме откажется от еще одной такой ночи, как у них сегодня была?
Да и завтракали весело… пока Санек не приехал на кофе без приглашения. Не редкость, стоит заметить, не впервые заглядывал. Тогда-то Тоня и придумала, что поедет на выставку, чтобы им свои дела не мешать обсуждать. А Дамир, удивив и себя, и Тоню, и Санька (хотя друга меньше всех, похоже), заявил, что они все вместе едут. Так и планировали же изначально…
И, так как Чехов, точно давясь смехом и весельем, тут же подтвердил, что «просто мечтал!», у Тони не оставалось выбора, кроме как согласиться. А значит, и назад они вернутся к нему…
— Да, у меня он тоже был, еще в понедельник, — кивнул Дамир, больше сосредоточенный на изучении Тони со спины, чем на выставляемых картинах. — Что-то новое говорил?
— Да нет вроде, все по тому банку рассказывал. Денег попросил занять, если что
Чехов тоже не особо ценил картины, но точно разбирался в этом побольше Дамира, а потому изучал предметней экспозицию.
— И со мной говорил об этом, — вроде и понятно, и объяснимо, но откуда-то в душе всколыхнулась тревога.
Чуйка. Та самая, о которой и сам Воронов столько твердил в последнее время.
Повернулся, впервые оторвав взгляд от Тони, кажется, действительно увлеченной картинами. Глянул Саньку в глаза, как-то моментально поняв, что друг о том же подумал, о чем и сам Дамир. Также эхом внутри Чехова йокнули эти звоночки.
— А как тебе, вообще, Леха показался? В целом, не касательно даже этого вопроса? — уточнил Пархомов, еще не готовый высказать то, что в голове вертится, но окончательно не оформилось, на грани осязания, больше эмоция, чем рациональный вывод.
— Как? Нервно. Думаю, и ты заметил, — задумался Чехов. — Весь, как на взводе. Точно, как ты сейчас, но тут хоть понятно, ты влюбился в кои-то веки. Не привык. А с какой радости Леху так колбасит, не могу понять… И меня это все сильнее тревожит, — Санек к следующей картине перешёл.
А Дамир несколько оторопело продолжал ему в спину пялиться еще с минуту.
— Ты о чем? — требовательно рыкнул, догнав друга, медленно прогуливающегося между рядами картин.
— Да не могу понять, иногда такое впечатление, что Лешка на наркоту подсел, так странно себя ведет. Но не должен бы, умный же, да и с чего бы вдруг? — не отрываясь от изучения какого-то полотна, на котором Дамир ничего особо не заметил, отозвался Чехов.
— Кто тут влюбился? Что за чушь, Саня? — хмыкнул с претензией Дамир, хотя в голове щелкнуло, и за слова о Лехе зацепился. — Нам просто хорошо с Тоней вместе на этом этапе, удобно…
Да, у него тоже что-то подобное в мозгах мелькало, когда последний раз Воронова видел. И надо бы разобраться. Но прям заела эта чушь про чувства.
Чехов остановился, обернулся и усмехнулся, смерив его с головы до ног таким насмешливым и понимающим взглядом, будто знал о нем больше самого Дамира. Вот прям руки зачесались, в скулу бы заехать, чтоб эту понимающую усмешку стереть… Давно не боксировали, кстати, надо бы напомнить другу.