До пепла... (СИ)
Что-то она ни разу не слышала, чтобы Пархомов весельем славился. Его, как раз, наоборот, все довольно мрачным типом считали.
Он же тем временем уже двинулся в сторону выхода, потащив и ее за собой.
— У меня одна беда сейчас, Дамир, — решила не отклоняться от выбранной линии откровенности.
— Да, какая? — мимоходом, о чем-то явно ином думая, отозвался Пархомов.
— Атомный ледокол твоего имени, ничего не замечающий с высоты своей громады, — вздохнула, подражая его сарказму.
К ее удивлению, Дамир все понял и моментально. Все же слушал внимательно? Пристально глянул в сторону Тони этими чертовыми глазами, которые ей хотелось уже, как минимум, своими ладонями прикрыть, чтобы не гипнотизировали! И она отвлеклась: высоким каблуком зацепилась за ковровую дорожку, устилающую пол коридора. Вот всегда ее бесило, что в отелях и галереях ковры на пол кидали! Как на шпильках ходить?! Пошатнулась… Но Дамир был настороже и тут же подстраховал, крепко обхватив Тоню уже обеими руками.
Застыли на мгновение, почти в объятиях… Ее окутало густым и тревожащим ароматом его одеколона, будоражащим, острым, словно с бергамотом и перцем.
И тут он еще крепче сжал ее талию, которую не отпускал все это время, нежданно дернул Тоню в сторону какой-то полутемной ниши-ответвления в коридоре галереи, где они как раз проходили.
— Знаешь, Тоня, а у меня похожая беда, — едва не впечатав ее в стену, правда, не сказать что агрессивно, скорее, с каким-то неистовством и тем самым отсутствием тормозов, что при первой встрече в нем уловила, голосом, ставшим ниже тона на три, заметил Дамир.
«Паховый регистр, даже не грудной. Беда. Влипла по-полной», — как-то само по себе отмечало сознание, пока все тело пыталось пережить совершенно новый опыт — ее как фейерверком изнутри взорвало! И петардой в мозги, судя по тому, о каком бреде думает, вместо того, чтобы высвободиться!
И это он просто ее обнял, склонив лицо к лицу Тони, прижал собой к стене! Очень хорошо чувствуется, насколько он до сих пор в ней «лично заинтересован», черт! Твердый и налитой член через брюки в живот упирается. Ничего больше, а каждая клетка в ней будто звенит, вибрирует… В собственном животе горячо, и предательский жар разливается по телу вместе с каким-то дико непривычным чувством слабости… Не просто телесной, а некой, не особо свойственной Тоне, готовности покориться более сильному и характерному.
Вообще не те эмоции, которые стоило бы на данном форуме испытывать, гадство! Что же она ощутит, если позволит Дамиру действовать дальше?..
Хотя прямой и властный взгляд Пархомова четко давал понять, что он не особо планирует разрешение спрашивать…
И это раздражало даже на фоне напряженного и нервного, пока еще не осознанного до конца возбуждения, которое никак не выходило подавить!
— Ты и к себе имеешь склонность приставать в темных закутках? Тогда все еще сложнее, сочувствую, — огрызнулась, стараясь злостью перекрыть дурацкие гормоны, похоже, определившиеся-таки, что до климакса им еще жить и жить. И, желательно, со стимуляцией в виде Пархомова, будь они неладны!
Он на секунду замер, уставившись на нее со странно притягательной гремучей смесью раздражения и веселья, написанной на лице мужчины.
Вот где все люди, спрашивается? Так внимательно слушают спикеров? Почему эти коридоры пусты и мимо их ниши никто не ходит? Или Пархомов ее каким-то другим путем повел…
— Думаешь, что обострять — лучшая тактика сейчас? — медленно и даже вальяжно протянул он все тем же низким голосом, как-то так недвусмысленно надавив Тоне на спину и прижав крепче к себе, к твердому телу, от которого полыхало не меньшим, чем у нее самой, жаром, к напряженному паху…
— Думаю, нам сейчас лучше увеличить дистанцию и вернуться в зал, — попыталась Тоня напомнить и себе, и ему, что кроме гормонов у них здравый смысл имеется.
Чуть дернулась, не то чтобы вырываясь, но ясно дав понять, что требует дать ей проход. Не станет же удерживать силой?
Не стал. Но и не сказать, что сразу отступил. Шагнул в сторону, вроде как самой Тоне оставив решать: убегать или остаться? Но его рука, скользнув по животу, оставляя за собой новый жгучий след, обхватила ее руку за запястье. Секунду помедлив, Антонина двинулась было вперед, когда Дамир заметил, не меняя уверенного в себе до чертиков тона:
— Ты меня хочешь не меньше, Тоня. К чему эти игры?
— Игры? — зря переспросила.
Зря! Ведь сама себя приучала, что иногда молчание — золото.
Голос дрогнул, предав, опустившись едва не до той же тональности, что и у Пархомова. И это сразу подтверждало, что она в нем заинтересована, даже если говорить о чисто физическом. Ну так они же никакие другие темы и не поднимали…
Дамиру только это и нужно было! Стиснул пальцы, дернул ее назад, на себя, обхватив уже двумя раскаленными ладонями ее бедра. Прижал Тоню к мощному, горячему, охренительно возбужденному телу, вновь вдавливая свой каменный член в ее ягодицы.
— Ты меня хочешь, — напрямую и без всяких экивоков, еще тише, интимней, прошептал ей в затылок и ухо. От чего нежная кожа покрылась «мурашками», по позвоночнику как вибрация, разгоняющая импульсы в каждую клетку! И так плотно! Чересчур!
Она пропитывалась, просачивалась Пархомовым: его волей, горячностью, жаждой и жадностью, даже этой чертовой торопливостью! Испарина над губой, на висках, под волосами! В груди печет непривычно, но до одури приятно, в животе…
И тут неожиданно осознала, что ей не из-за разыгравшегося воображения жаром живот окатывает! Пархомов уже умудрился пробраться под ткань блузы, вытянув тонкий шифон из-под пояса юбки, и его твердые, чуть шероховатые пальцы скользят, натирают и гладят кожу. Дразнит впадинку пупка, чуть царапая ногтем большого пальца… Мама дорогая! Она никогда не думала, что у нее затылок и пупок — мега эрогенные точки! Коленки ослабли, задрожав…
Но не ее сила воли!
Мужчина тем временем надавил сильнее рукой, вжал свой пах в ее ягодицы новым толчком, будто уже трахает.
— Что, вот так сразу? И не поцелуешь даже? — хмыкнула с максимумом сарказма, на который сейчас была способна…
Мало, катастрофически мало! И Дамир эту слабость уловил, как любой опытный хищник.
— Я никого не целую, птичка, — отозвался он с насмешкой, чуть прикусив ей плечо через тонкую ткань. Заставляя дрожать. И уже удобно так подстроил, прогнул ее бедра под себя, членом толкается, словно хочет и сквозь слои ткани ее тело покорить одним ударом.
Да ладно! Это он так прикалывается над ней? Разве есть те, кто не целуются совсем?
Блин, раздражала его самоуверенность!
— Меня без поцелуя даже пальцем не тронешь, — отозвалась Тоня с вызовом, — надо же проверить, что мне тебя, вообще, касаться понравится, а не вывернет сходу…
— Этим пальцем не трону? — перед глазами его указательный палец. — Или вот этим тебя тронуть не дашь, птичка? — уже с пошловатой насмешкой добавил средний. — Или всю ладонь оттолкнешь? — и эта ладонь вдруг опускается на ее губы, скулы, закрывая лицо от всего вокруг… Каким-то острым и новым, запретным для нее искушением дурманя.
Дыхание прервалось, грудь сдавило, горло. На какую-то долю секунды словно в темноте, и нет ничего вокруг, кроме мощного и покоряющего ее тела Дамира!..
Удар сердца… Второй пропустила, как выпало, перевернулось что-то в груди.
Оттолкнула!
Нет, ну у нее тоже самомнения и гордости хватает! Даже если никто ее еще так не заводил с пол-оборота, что она от одних намеков почти кончить готова! Но и вслух признавать подобное — не станет. Не заслужил ничем.
И, спасибо, что он живот ее гладит, а не ниже руку опустил, а то ни черта бы ему не доказала, едва Дамир почувствовал бы, как между бедрами у Тони влажно и жарко, все пульсирует, сливаясь, подстроившись под пульс-толчки его плоти… Чего оба не контролировали, кажется, стараясь на словах сосредоточиться. Тела тянуло, да, кто поспорит? Но есть же и разум…