Чернокнижник. Три принципа тьмы (СИ)

Ашет и Фредо быстро переглянулись и согласно опустили головы. Да, они думали о том же. Не так много времени прошло, чтобы аспекты похищения Мартына изгладились из их памяти, не забылась еще магия проклятого жреца Неблиса.
— Тогда он отослал Пьетро и Мартына в вихре, который унес их куда-то вдаль… — медленно проговорил Аш, сверля взглядом лист бумаги в руке главнокомандующего, — Значит, побег этого… как там его? Короче, это дело его рук.
— Этого, как там его, зовут Акуто, — пасмурно подсказал ему брат, — И это самый опасный преступник в моем княжестве — на его счету больше десяти загубленных жизней! Он должен был сидеть до конца жизни во мраке, в самой дальней зале темницы, в прочной клетке с крепким замком… Как они могли открыть замок?
Аркано безрадостно усмехнулся.
— Давр пишет, что, когда они спустились вниз, двери клетки уже почти не было — от нее осталась только верхняя часть, а нижняя шипела и пузырилась белой массой на полу. Прочие заключенные с радостью показали, что пришел какой-то мужик, смутно похожий на стража, молча прошел к Акуто, о чем-то с ним поговорил, потом послышалось шипение и они ушли вместе. Вой казера у дверей они тоже слышали, и даже порадовались, подумав, что беглеца сейчас схватят, но, увы… стража опоздала. Они увидели только вихрь.
— Прекрасно, — охотник размял кулаки и как бы невзначай поправил на поясе меч, — Значит, Донат собирает сторонников. Пьетро ему было мало, теперь он еще и убийцу себе в отряд добавил! Интересно только, для каких…
— Милена пропала!
Возглас Антона — возглас испуганный, ошеломленный, — заставил всех обратить взгляды к нему. Ягол, у которого парень с трудом отцепил от лапы записку, сидел, недовольно нахохлившись, на луке седла, поджав лапу и неодобрительно смотрел одним глазом на взволнованного юношу.
Тот сидел, вцепившись одной рукой в поводья, в другой комкая записку и дикими глазами смотрел на своих спутников.
— Как это — пропала? — Анатолий, подъехав к племяннику, придержал коня, — Куда пропала?
— Н… не знаю, — Антон попытался взять себя в руки и, кое-как расправив записку, вновь уставился на нее, — Это… Батя пишет, говорит, мол, пропала Милена. Прямо, говорит, с улицы, на глазах у Анитки ее колдун какой-то унес… Во, тут так и бает — в воздухе, говорят, растворились!
— Антон… — Фаррад со вздохом потер переносицу. Просторечная речь ученика не переставала утомлять вампира, особенно потому, что он непрестанно пытался обучить его более грамотному разговору.
— Фаррад, — Аркано, быстро оглянувшись через плечо, неодобрительно покачал головой, — Сейчас не время для уроков. Колдун, говоришь, пишет Игнат… — мужчина тяжело вздохнул и, покосившись на названного брата, мрачно улыбнулся, — Боюсь, знакомый колдун у нас только один.
— Каковы шансы, что это просто совпадение, и на Милену напал какой-то другой маг? — Ашет поправил шляпу и почесал нос: так ему думалось лучше. Помолчал, потом со вздохом опустил руки.
— Нет, боюсь, шансы нулевые. Это Донат. Еще что-нибудь про него написано, какие-то приметы?
Перепуганный насмерть Антон, прижав к груди кулак с зажатой в нем запиской, медленно покачал головой. Для того, чтобы описать приметы колдуна, нужен был бы листочек побольше, чем тот, что был примотан к лапе ягола. К слову, последний не улетал и, увлеченно покачиваясь на луке седла юноши, ожидал от него или ответа, или поощрения. Скрипачу же сейчас было решительно не до того.
— Но что же тогда делать? — юноша нервно облизал губы, — Если Милена у Доната… Одни Светлые знают, что он может сотворить с ней!
Аркано, Ашет и Фредо, с примкнувшей к ним Кариной, красноречиво переглянулись и предпочли не отвечать. Что сделает Донат с несчастной деревенской простушкой, было понятно им всем, но озвучивать этого не хотел никто. Даже шаманка, которая где-то глубоко внутри была рада избавлению от соперницы. Впрочем, никаких видов на поклонника она по-прежнему не имела, и получать его полное внимание, не отвлеченное ни на каких деревенских девиц, хотела исключительно из эгоистических соображений — девушке просто льстила горячая влюбленность в нее неопытного юнца. Делить его она ни с кем не планировала, хотя и к себе пока подпускать желанием не горела.
 
— Искать ее бесполезно, — мрачный Анатолий, принимая на себя тяжкое бремя ответа, опустил голову и тяжело вздохнул, — Мы даже приблизительно не знаем, где обретается этот мерзкий колдун! Даже представить не можем, в какую сторону держать путь и что делать…
— Путь держать в столицу, — негромко отозвался князь Фредо д’Ардженто и, легонько тронув поводья Вихря, повернул его головой вперед, — Осталось недолго. К вечеру сегодняшнего дня мы уже будем в королевском дворце, а там… решим, что делать.
***
Король дель'Оры, Тревор Четвертый, сидел в тронном зале, развалившись на твердом позолоченном троне, как в уютном кресле. Рука подпирала щеку, голова, увенчанная опостылевшей короной, постепенно клонилась на бок — Его Величество засыпал сидя, утомленный постоянной необходимостью носить золотой венец. Из-за короны он не мог толком выспаться, потому что в ней было неудобно, не мог спокойно расслабиться в ванной, потому что боялся, что корона соскользнет по мокрым волосам, да и голова под венцом непрестанно чесалась, доставляя на редкость неприятные ощущения.
Тревор сидел и, пребывая в полудремотном состоянии, тоскливо смотрел на большие, кованные двери залы, мечтая увидеть, как в них входит его названный сын.
На Фредо король возлагал поистине слишком большие надежды, причем прекрасно понимал это и сам. Он знал, что князь Финоры не способен снять с него проклятие мерзкого колдуна — он уже пробовал сделать это, и результата его действия не принесли. Знал, что Фредо сейчас обеспокоен не меньше, чем сам король, что его тревожит судьба друга, которого он тщетно пытается разыскать. Как же это его друга звали… Какое-то удивительно простое, можно даже сказать — просторечное имя, но вспомнить никак не удается. Да и не важно это.
Может быть, чувства короля были эгоистичны. Может быть ему, как властителю государства, следовало для начала позаботиться о спасении своих подданных от вероятного возвращения Бога разврата, от козней его жреца и лучшего друга, может быть, для начала надо было спасти того самого пресловутого друга его названного сына… Но, с другой стороны, все это ему было бы куда как сподручнее выполнять, не рискуя ежесекундно обратиться монстром.
Если бы проклятие исчезло — одна проблема решилась бы сама собой, та самая проблема, что иногда принималась закидывать камнями стены и окна его дворца.
Стража отгоняла бунтовщиков, кое-кого сажали в темницу, но недовольство народа от этого не становилось меньше, даже наоборот. Да и не мог Тревор сполна винить этих людей в их злости — если он сам не доверял себе, почему должны были доверять ему они?
Если бы не корона, спасающая его от обращения в чудовище, он бы, наверное, сложил полномочия. Передал бы символ власти преемнику (Фредо, непременно Фредо! Вот уж кто был бы отличным королем, даром, что чернокнижник!), и удалился бы куда-нибудь далеко-далеко… да хоть на Дальние холмы, там, говорят, есть очень уютные пещеры. И вот там, вдали от людей, он бы мог позволить себе остаться, навсегда запереть себя в вечной борьбе с самим собой…
Но корона по-прежнему венчала его чело. А еще Облачные боги наказали когда-то — чье чело увенчано созданной ими короной, тот и должен править королевством дель’Ора.
Кабинет министров, с некоторыми из которых Тревор поговорил в строжайшей тайне, и объяснил им свое плачевное положение, пребывал в непрестанном затруднении — короля-монстра видеть на троне было бы нежелательно, но при этом его боялись лишний раз гневить, и речи о том, чтобы забрать корону или заменить монарха регентом завести не смели. Терпели, сцепив зубы, и бросая исподтишка на монарха ненавидящие взгляды…
 
Тревор слабо усмехнулся сквозь дрему. Он знал причину этой ненависти, и знал, что она много глубже, чем казалось на первый взгляд. Своим возвращением он лишил кабинет министров беспредельной власти, до того мига находившейся у них в руках и, конечно, министрам это пришлось не по нраву…