Партия на троих (СИ)

— Волосы чуть отрасли, — бросил Руиз совершенно не понравившимся ему самому сиплым и слабым голосом и пошел дальше уже сам. С ног не валился, держаться за стены не спешил и не собирался сползать по ним на пол, покрытый плитами зеленого мрамора.
Дракон очень по–человечески пожал плечами и не стал ничего говорить, только кивнул в спину удаляющемуся магу и направился следом: дорогу показывать не требовалось. Она была без ответвлений и перекрестков: заблудиться не вышло бы при самом большом желании, которое, к тому же, ни один из них не испытывал.
В сопровождении хозяина руины уже не ощущались Руизом желудком чудовища, разъедающим своим невидимым соком душу, выдавливающим силы и медленно переваривающим тело. Пожалуй, он даже стал получать удовольствие от прогулки. Коридор отнюдь не был нагромождением однотонных серых глыб, спаянных в монолит, как в начале. По стенам вились, словно вены, синие жилы; самоцветы поблескивали гранями; попадались фрески и рисунки. Однажды, мельком мазнув взглядом по вставленному в стену кубу горного хрусталя, Руиз прочел формулу призыва огненного смерча. И ладно бы: мало ли чем увлекался дракон на досуге? Почему бы и не огненным чародейством? Вот только Руиз в этой жизни не имел к пламенной стихии никакого касательства, не изучал ее суть и точно не знал ни одной формулы. Здесь и сейчас он являлся магом пространства, умевшим открывать порталы, немного дружившим с ветрами, туманом и иллюзиями. Умел создавать шары, традиционно именуемые огненными, но по сути относящиеся к стихии смерти. А кроме того знаки, которыми был записан призыв, принадлежали совсем иному миру. Миру далекому. Руиз когда–то родился в нем и в нем же погиб.
…И все же это место жрало магию, поглощало отовсюду даже самые крохотные ее частички. Руиз чувствовал давление со всех сторон и покалывание, волнами жаркого ветра пробегавшее по коже. Даже находясь под покровительством дракона, недавно съевшего наемников, а потому сытого и не желавшего причинять ему зла, не удалось избавиться от неприятных посягательств. Неудивительно, что Садаккар из некогда города магов превратился в самый обыкновенный людской муравейник, где до уровня чудес уже повышены ярмарочные фокусы, секрет которых неизвестен толпе. Зато богатый. Где еще обычный горожанин пьет и ест на золоте? Причем, отнюдь не в прямом смысле иначе этот металл быстро обесценился бы и дело с концом, а местные купцы скупили половину мира.
«Любое благо, необходимое жителям Садаккара, будет дано!» — до сих пор светилось над городскими воротами.
Как светилось, если магия высасывалась руинами бывшего правителя, официально считавшегося покойным? О… над этой загадкой билось немало умов! Философы, профессора магических наук (маги никчемные, зато профессора с дипломами, статусом, именем и образованием — это вам не хухры–мухры, это понимать надо!), теологи и астрологи. Даже демонологи, хотя последнего демона, по ошибке вызванного стихийным чародеем, от скуки решившим заняться изучением иностранных языков и что–то ляпнувшего на их смеси, благополучно прибили около двух тысяч лет назад: маги–самоучки далеких времен, не окончившие академий и университетов, а потому сейчас считавшиеся дикарями профессорами–архимагами. Которые, вероятно, только и смогли бы бухнуться в ноги появившемуся перед ними демону и молить о снисхождении.
Руиз в отличие от наводнившей университеты Садаккара шушеры знал, что магия не причем, все дело в кристаллах, которыми выложена надпись. Днем они накапливали солнечный свет, а ночью отдавали — вот и весь секрет. Которым Руиз, разумеется, не собирался делиться. Зачем? Да и не интересно это дармоедам, бьющимся над загадкой «волшебной надписи».
Идиоты. Им бы подумать о другом: с чего такая щедрость? Почему даже после превращения в руины драконьего дворца и объявленной гибели хозяина, жители Садаккара получают все, необходимое им для безбедной жизни. Если находятся в пределах городских стен. И неминуемо лишаются дарованных благ при выезде из города.
 
Положим, предки тех, кто ныне населял Садаккар из «драконова народа», имели о том представление. Блага жителям города давал дракон, но ему же требовалось есть. В сущности, обычная сделка. Как у хозяйки с курами. Домашнюю птицу кормят, ей не приходится самой выискивать укромный уголок для гнезда, всегда найдется надежная крыша над головой. Взамен же хозяйка забирает яйца, а со временем и жизни. А вот захватчикам о том было неизвестно. Они пришли под благовидным предлогом победить дракона, освободить город и пограбить в свое удовольствие. «Жители должны быть довольны и благодарны», — утверждали войсководцы: лучшие маги, среди которых был и никчемный Сошиг, ставший идейным вдохновителем для объединения армий.
Сошиг снова обманул то ли излишне наивных, то ли просто алчных и светлодушных. Кому–то он говорил о спасении и освобождении заблудших, попавших в ловушку дракона, подогревая чувства личного величия в людях, желавших получить повсеместный почет и уважение. Другим предлагал вступить под общие знамена нескольких государств, снискав славу героев–победителей и при этом разбогатев. Победителей непременных: не могут же ошибиться разом все войсководцы окрестных земель. Короли же, приказывавшие этим самым войсководцам, прониклись рассказами о чужих сокровищах и решили, что одинокий враг не протянет долго.
«Целая армия хорошо обученных воинов, оснащенных всем необходимым, против всего одного сильного, но не всемогущего чудовища», — полагали они, считая разговоры о надсущности дракона философским бредом. Они, не имевшие даже малого понимания, что такое дракон, и не интересовавшиеся устройством вселенной, отвергали любые сомнения.
Глупцы. Они, должно быть, радовались, узнав о падении Садаккара. По долетевшим до них слухам, пережрав и переубивав половину воинов, дракон превратился в чудище огромное настолько, что перерос собственный дворец. Пол не выдержал его веса, стены сложились, многокупольная крыша рухнула вниз, погребя под обломками своего хозяина. Дракон не вылез продолжить бой, потому все поспешно решили, будто он умер. Скорее, просто никто не хотел проверять.
Когда прошло немало времени со дня великой победы сил добра над злым драконом, короли начали недоумевать, отчего в их вотчины не пришли телеги, доверху груженные сокровищами, а потрепанные, но счастливые воины не вернулись к семьям и к мирной работе, допустим, на полях. После они впали в ярость, извещенные о воцарении на престоле Садаккара повелителя Сошига Первого и возведении замка близ руин. Они бы затеяли новый военный поход, да неоткуда уже было взять солдат, нечем оказалось их снабдить, не нашлось вдохновителя, взявшегося объединить снова несколько армий.
Один король, правда, собрался отомстить. Под опекой его короны доживал свой век некий маг Аракиз, лишившийся к концу жизни почти всех сил и былого могущества. Последний маг пространства по заверению предателя-Сошига и предпоследний по его собственным словам. Старик не вдавался в подробности своей помощи архимагу, не рассказывал о том, что после закрытия им портала ученика, камень дракона осыпался пеплом в руках Сошига. Вероятно, тот именно тогда задумал посадить себя на трон чужими силами. Рассказывали, Сошиг буквально бредил и сходил с ума по драконьим богатствам. Зато Аракиз неустанно повторял, что его ученик жив.
Поначалу это считали старческим бредом, навязчивой идеей, самоуспокоением и попыткой убежать от чувства вины, но в конце концов ему поверили. Ну а поскольку ученик почувствует смерть наставника и непременно явится, стремясь если не предотвратить, то почтить его гибель, Аракиза немедля обвинили в пособничестве Сошигу в прошлом и собирании сведений для него нынче. Никого не волновало, что старик и в годы могущества не умел договариваться с ветрами, а после закрытия портала ученика разучился открывать свои. Пусть бы он даже действительно шпионил, как переправлял бы собранные сведения в Садаккар?
Никого не интересовала шлюха–правда Аракиза. Ведь она же повернулась к королю иным боком и нашептывала: главное — отыскать Руиза. Пусть и с помощью маленькой милосердной казни его наставника. Жизнь магу, лишенному сил, не мила, так пусть отмучается поскорее. А Руиз непременно согласится отомстить Сошигу, у него наверняка накопился немалый счет к подлецу.