Вор весны (ЛП)
Аид пожимает плечами.
— Честно говоря, мы не уверены. Она поощряет слухи, потому что может; она почти самая старшая из всех нас. Думаю, она просто наслаждается своей репутацией.
— Уверена, тебе этого не понять.
Он ухмыляется, и, отчаянно пытаясь избежать его взгляда, я обращаю свое внимание на книги рядом с кроватью. Это единственное в комнате, что не кажется нетронутым: небольшая стопка потрепанных книг, несколько криминальных триллеров, «Обитатели Холмов» и порванный экземпляр первой книги о Гарри Поттере.
Я ахаю!
— Тебе действительно нравится Гарри Поттер!
— Возможно, я читал его один или два раза.
— Эта копия разваливается на части.
— Возможно, я купил ее в секонд хенде.
— А ты купил?
— Я мог бы это сделать.
Я не могу сдержать улыбки, глядя на него.
— Ты фанат. Тайный поклонник.
— Будешь и дальше безобразно дразнить меня из-за этого, да?
— О, я очень на это надеюсь.
Я заканчиваю промывать рану, и он вызывает набор бинтов, которыми я обворачиваю его живот. Его кожа теплая под моими пальцами, и я осознаю, настолько близко я сижу к нему; еще ближе, когда двигаюсь за его спиной.
Его позвоночник и лопатки украшает большая татуировка в виде двух черных крыльев, ни сюрреалистичная, ни реалистичная. Они выглядят так, словно из нарисовали кистью. Не подумав, я наклоняюсь вперед, чтобы провести пальцем по одному перышку. Он вздрагивает.
— Прости, просто восхищаюсь мастерством. Чары?
— Нет. Очень искусный художник полу-фэец. Пришлось применить немного магии, чтобы сделать постоянными.
Из того, что я знаю о татуировках смертных, это непростой процесс, особенно для чего-то такого большого. Это занимает несколько сеансов и очень неприятно.
— Зачем? Я имею в виду, они красивы, но если ты можешь менять внешность по своему желанию…
— Дело в том, что они реальны, — говорит он, наклоняя голову ко мне. Напряженность в его взгляде пугает меня, его щеки пылают. Я задаюсь вопросом, не лихорадит ли его, но потом замечаю, что он вызвал еще один бокал вина. И фейри не болеют. — Ты в самом деле думаешь, что они красивые?
Я опускаю глаза на повязку и продолжаю перевязывать. Мой взгляд падает на шрам у основания его позвоночника, идеальный и серебристый. Под перьями есть и другие мелких растяжки. Боевые шрамы? Но его грудь безупречна…
— Да, — шепчу я, — они очень красивые.
— Ты считаешь меня красивым, — напевает он и откидывается на одеяло, его щеки сильнее розовеют. Что в этом вине?
— Я считаю красивыми некоторые произведения искусства, сделанные кем-то другим.
— Когда кто-то говорит, что ему нравится твоя одежда, он делает комплимент не дизайнеру.
— У тебя очень хороший вкус в искусстве.
— Спасибо, Сефона, у меня хороший вкус.
Мне нравится, как звучит Сефона. Я редко использую Персефона, больше привыкла к Сефи, но иногда это звучит как девичье прозвище, которое я должна было оставить в детстве.
Не то чтобы я возражала против детских прозвищ, но… Мне нравится Сефона. Нравится, как он это произносит, мрачно и мягко, как зимний огонь.
— У тебя есть пижама? — спрашиваю я. Черные шелковые простыни выглядят не очень теплыми.
— Есть, — заявляет он. — Не хочешь помочь мне ее надеть?
Я прищуриваю глаза.
— Уверена, ты и сам справишься.
— Прикроватный столик, — указывает он. — Не дразни!
Я выдвигаю ящик и нахожу шелковую, украшенную молниями пижаму темно-синего цвета. Ухмыляюсь.
— Я сказал, не дразни!
— Я ничего не сказала.
— Выражение твоего лица сделало это за тебя.
Я протягиваю пижаму. Он натягивает верх, слегка морщась.
— Дай мне, — говорю я, помогая ему с пуговицами. Мои пальцы дрожат от тепла его кожи, по спирали посылая бабочек к низу моего живота. Я стараюсь не обращать на это внимания.
Аид внимательно смотрит на меня, склонив ко мне голову.
— Ты сказала, что я и сам справлюсь.
— Может, и справишься, но… я не против помочь.
— Осторожно, милая смертная, — говорит он, его взгляд тяжелеет. — Я могу начать думать, что нравлюсь тебе.
— А я могу начать думать, что ты порядочный человек, но не в том случае, если ты продолжишь со мной флиртовать.
— О, так ты знаешь, что я флиртую, хорошо, — он встает, держась за мои плечи, чтобы не упасть. Я не привыкла к тому, что мальчики сильно выше меня, но он, по крайней мере, на голову выше меня.
А еще он близко, отчаянно близко.
Он скидывает штаны и надевает другие, прежде чем скользнуть обратно на кровать, явно пьяный.
— Тебе нужно что-нибудь еще?
Он на мгновение замолкает.
— Мне ничего не нужно.
Интересно, почему он просто не сказал нет.
— Очень хорошо, — я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он тянется рукой, хватая мои пальцы. Его прикосновение легкое.
— Ты никогда не разочаруешь меня, Сефона.
Я качаю головой.
— Знаешь, я правда тебя не понимаю.
— Превосходно.
— Это не превосходно, это раздражает. Ты страшный этот Лорд Ночи? Или дерзкий, несносный флиртовщик? Или ты из тех, кто заливает сладкие речи, когда теряешь бдительность?
— Тебе лучше забыть каждый случай, когда я мил с тобой.
— Тогда зачем быть милым и флиртовать?
— Ничего не могу с этим поделать.
— Почему ты ничего не можешь с этим поделать?
Он затуманено моргает, глядя на меня, будто ответ очевиден.
— Ты обезоруживаешь меня.
Я обезоруживаю его? Как может обычная человеческая девушка обезоруживать могущественного лорда фейри? Неважно, насколько сильно в этот момент он выглядел не более чем мальчишкой, беззащитным и уязвимым.
И я ведь не первая, кого он встретил.
Нет вздоха, достаточно глубокого, чтобы высвободить замешательство он него.
— В твоих словах нет никакого смысла.
— Мне не нужен смысл, когда я такой хорошенький.
Я вздыхаю, натягивая одеяло ему до шеи.
— Спокойной ночи, Аид.
— Я получу поцелуй?
— Я сказала, спокойной ночи!
Со стоном — и едва заметной улыбкой, которую, уверена, он не уловил, — я выхожу из комнаты.
Глава 9
Следующим утром я иду завтракать на кухню и нахожу там Аида, он жарит яичницу на плите. Псы греются на соседнем коврике, грызя массивную кость. Они так поглощены ею, что даже самый сварливый из них не лает на меня.
— Доброе утро, — весело говорит Аид. — Хочешь яичницу?
— Эм… конечно?
Он щелкает пальцами, и яйца исчезают из сковороды, появляясь на тарелке на кухонном островке вместе с толсто нарезанными тостами, теплым кусочком масла и кувшином апельсинового сока. Завершала все ваза с розовыми гвоздиками.
— Это благодарность за вчерашнее?
— Может, я просто хочу провести с тобой время.
Я проскальзываю через дверной проем и прикладываю руку к его лбу.
— Что ты делаешь? — его золотые глаза расширились.
— Проверяю температуру, — я приподнимаю его рубашку и отрываю повязку от кожи. Рана затянулась, гставив после себя только розовую полоску. — Безумие.
Он ухмыляется, придвигаясь ближе.
— Если ты хотела раздеть меня, любовь моя, ты могла просто…
Я подношу ложку из сковороды к его губам.
— Тебе никогда не устаешь флиртовать?
— Вообще-то, да. Но приятно делать это с кем-то новым.
Я закатываю глаза и возврашаюсь на свое место. Полагаю, в этом есть смысл. Вот, что он делает? Похищает девушек, флиртует с ними и возвращает лбратно, когда они наскучивают ему?
— С тобой все в порядке? — спрашивает он.
— Прекрасно, — говорю я, запихивая яйца в рот. Они такие мягкие и нежные, что у меня вырывается легкий стон.
Аид ловит его и усмехается.
— Хороши, да?
— Ну… думаю, нормальные.
— Ты лжешь мне, да?
— Возможно.
Он скользит на стул рядом со мной, устраиваясь поудобнее. Кажется странным наблюдать, как кто-то настолько могущественный делает нечто столь человеческое, как есть, и даже в его манерах за столом есть что-то неземное, элегантное. Он, как кошла, гибкий и плавный.