Станция плененных (СИ)

Ничего не отвечаю, просто прохожу мимо, злясь на самого себя за то, что действительно струхнул. Митяй бросает свое занятие по изведению из шва затирки и догоняет меня, закидывая руки за голову.
— Да ты не расстраивайся, — говорит он, и желание въехать кулаком по конопатому носу начинает зудеть на костяшках, — может однажды ты все-таки сможешь спуститься на платформу. Я вот на полном серьезе предлагаю тебе начать бороться со страхом темноты в тоннелях. Из них, если что, бежать легче — по прямой. А со станции как убежать? Вверх по лестнице? Запнешься еще!.. Ударишься носом о ступень и… кровь, кровь, кровь!..
Митяй противно хихикает, видно считая, что кровотечение из носа это что-то забавное. А вот и нет, ничего забавного в этом нет, не считая гнусавого голоса из-за сломанной переносицы. И то, забавно будет слышать такой голос только в том случае, если он принадлежит кому-то другому.
По дороге мы еще немного поболтали. Меня уже не удивляет, что Митяй так свободно перемещается по городу, когда другие дети просиживают штаны в стенах лагеря. Я даже как-то спросил его об этом, мол, как же так получается? На что Митяй ответил, пожимая плечами: «А кто мне запретит?».
И все же за этой его дерзостью что-то скрывалось.
— Тебе удалось выяснить, когда именно поезд выдвинется наверх, и по каким путям поедет? — задаю я интересующий меня вопрос.
Митяй извиняется и виновато качает головой.
— Нет. Князь тщательно скрывает любую информацию, касающуюся поезда.
— Но ты ведь как-то услышал, что вскоре в лагере будет пополнение.
— Вот именно, — говорит он чуть обиженно, — услышал. Потому что кое-кто слишком громко разговаривал. А именно Вано. Вообще никак в толк не возьму, зачем Князю доверять такому придурку?
И ведь не поспоришь.
— Как я понял, — продолжает Митяй, — Вано поручили обеспечить безопасность новоприбывшим. Ну… чтоб их встреча с «горожанами» не состоялась раньше времени.
— А то придется снова наверх пониматься, так?
Митяй щелкает пальцами, оценивая шутку.
— Именно! — Но улыбка быстро сходит с его лица. — Прости, что ничем помочь не могу.
— Все нормально. Я и не думал, что тебе удастся хоть что-то разузнать.
Митяй заметно поник, и я спешу перефразировать только что сказанные слова.
— Я про то, что узнать об этом вообще невозможно, а ты… — Сложно подобрать слова поддержки, когда и сам бы от нее не отказался. — В общем… я благодарен за все, что ты для меня делаешь. Без тебя я бы уже давно сдался.
Митяй буквально расцветает, в глазах появляется живой блеск, и он улыбается, самодовольно трет до красноты кончик своего носа.
— А как же иначе? — спрашивает он не то у меня, не то утверждает сам себе. — Мы же друзья!
Ну да, друзья.
Еще несколько дней спустя я просыпаюсь посреди ночи от шума.
Шум этот был странным, непривычным и далеким, словно рокот грома приближающейся к дому весенней грозы. Не понимая, где сон, а где явь, я продолжаю лежать с закрытыми глазами, не то в попытках окончательно проснуться, не то в попытке вернуться в свое сновидение, сюжет которого уже успевает выветриться из головы, оставляя после себя лишь глубокую пустоту и вопрос: «А был ли сон?».
Действительно, а снилось ли мне что-то? Вроде бы снилось, но как слово, что вертится на языке, но никак не вспоминается, чтобы быть произнесенным, так и сон в моем сознании рассеялся, оставив после себя холодное ничего. Признаться, сны мне снятся все реже и реже, а ощущение, что ночь прошла, стоило мне только закрыть глаза и вновь открыть их, одолевало все чаще. Как следствие, я не высыпаюсь, но выкроить для себя послеобеденный сон не решаюсь по соображениям безопасности. Ночью мне опасаться некого, кроме как «горожан», но все входы в мое убежище надежно заперты, а значит, им не пробраться внутрь и не застать меня врасплох.
Некоторые люди перед сном читают молитвы, кто-то идет в душ и чистит зубы, другие же читают книги, а мой ритуал — проверить, все ли входы в стоки закрыты? Однажды я настолько устал, что сил на проведение этого ритуала попросту не было. Наплевав на все, я попытался заснуть, однако неприятное чувство так и царапало затылок, настойчиво заставляя меня подняться. И я поднялся. Доковылял до одного входа, потом до другого — разумеется, оба они были открыты мной же утром, как пути экстренного отступления от опасности — и только после того, как я убедился, что все закрыто и ничто извне не сможет проникнуть в мое убежище, я вернулся в свою каморку и заснул.
 
От всех этих мыслей сон окончательно пропал, сознание стало бодрым и, открыв глаза, я вглядываюсь в привычную для меня темноту, видя знакомые очертания стен. Грохот исчез так же внезапно, как и появился, снаружи вновь стало тихо. Запоздало пытаюсь найти этому грохоту объяснение. Что же могло так рокотать? Залетевший в вентиляцию города сквозняк из верхнего метро?.. Или кто-то решил устроить ночное веселье по улицам города? Перебираю в голове знакомые звуки и сопоставляю их с тем, что слышал сквозь сон.
Может, мне показалось, и никакого шума не было?
Но когда осознание того, что я все проспал, и это рокотали колеса поезда, цепляясь за металлические рельсы, меня начинает трясти. Я вскакиваю со своей импровизированной кровати и бегу наружу без автомата, без части одежды, босиком.
Рельсы проходят неподалеку от моего убежища, но вскоре прячутся в тоннеле и уходят вглубь на «подземную» станцию, куда я в здравом уме никогда не сунусь. Особенно ночью.
Оказавшись на улице, я делаю несколько глубоких вдохов, в легкие попадает относительно чистый воздух, прохлада приятно холодит разгоряченную кожу. Тишина окутывает меня, и я обессиленно опускаюсь на колени, не веря, что действительно все проспал.
— Черт…
Бью кулаком о землю.
— Черт!..
Я пропустил поезд.
Еще больше бесплатных книг на  https://www.litmir.club/
  
Воспоминание шестнадцатое — Нина
 
Оставшуюся часть ночи я провожу у входа в сток, сидя на холодном бетонном полу, прислоняясь спиной и затылком к такой же бетонной и холодной стене. Сна ни в одном глазу, а мыслей в голове так много, что и смысла нет пытаться заснуть. Вглядываясь в темное небо, создаваемое панелями, я смотрю на звезды и, наверное, впервые подмечаю тот факт, что эти ненастоящие звезды не двигаются. Всю ночь они проводят на одном и том же месте, пока панели не начинают светлеть. Тот, кто надеялся подобным фокусом — созданием здесь неба — воссоздать под землей настоящий мир, потерпел фиаско. Продумать можно все, да не все.
Человеческий фактор.
Сам не знаю по какой причине я просидел на одном месте до самого «рассвета», наблюдая за тем, как город медленно пробуждается ото сна. И если бы я сейчас был на поверхности, то мог бы слышать чириканье птиц, грохот от заводящихся на стоянках моторов автомобилей. Смотрел бы на собачников, что зевая, выгуливают своих питомцев ни свет, ни заря, чтобы минут через тридцать бежать в метро, а дальше на скучную работу в офис или на производство. И я бы пил кофе. Обычный растворимый кофе из стеклянной банки, а не какой-то там гламурный сваренный в турке. Две ложки коричневых гранул, ложка сахара, кипяток и немного холодного молока, чтобы не обжечься. Желудок от такого завтрака нестерпимо бы болел до самого обеда, но горечь во рту не давала бы заснуть до тех пор, пока организм не смирится с началом очередного дня.
Да. Я бы сейчас все отдал за чашку дрянного кофе. Но кроме воспоминаний о беззаботной жизни, в которой я утром просыпался, а потом спешил на работу, где просиживал рабочие часы, и с чувством выполненного долга возвращался домой, у меня ничего нет…
К моменту, когда я решаюсь выйти в город, панели начинают приобретать зеленоватый оттенок, не предвещая ничего хорошего. Ни для меня, ни для города в целом. Того и гляди — все это лопнет и из трещин вниз на дома польется какая-нибудь радиоактивная зараза. И все мы сгинем в этом океане зеленых нечистот. И никто никогда не узнает, что мы здесь когда-то были.