Соломка и Зверь (СИ)

День тянулся как-то медленно. Все вокруг были вялые, Руслан на лекции вообще не пришёл, а остальные из числа тех, кто веселился в субботу в баре, снова отстранились и делали вид, будто с ней незнакомы. Впрочем, Соломку больше волновало, что же происходит в Ленсуазе, потому что байка про учения звучала слишком невероятной.
Вечером Троя как прежде приготовила ужин, хотя в этот раз еда получилась совсем невкусной. Говорят, если готовить с душой — то и получается еда с душой, так что выходило, будто в этот раз готовили вовсе без души.
Троя выглядела блекло, но уже взяла себя в руки и про Каспи не упоминала даже мимоходом. Они поужинали, если тщательное пережевывание пищи в молчании можно назвать ужином, потом Троя убрала со стола и ушла наверх.
Она была в своей комнате, когда пришёл Гнат. В своей привычной куртке нараспашку, белой футболке и джинсах. И сразу в коридоре распространился его запах, сладкий, даже тёрпкий.
— Где твоя подруга? — спросил с порога.
— Наверху. Но не думаю, что она захочет с тобой разговаривать.
— Даже уверен, что не захочет. Я пришёл поговорить с тобой.
— Проходи, — вздохнула Соломка. Вскоре он уйдёт, а аромат останется в доме и не выветрится ещё несколько часов — и всё это время будет напоминать о своём хозяине.
За время, прошедшее с момента, когда Гнат привёз её из бара домой, в голове столько всего кружилось, что просто непонятно было, за что хвататься. Гнат как конфета, которую хочешь получить, даже зная, что это довольно вредно для здоровья, в данном случае — для нервов.
Но чем больше её видишь — тем больше хочешь.
Нужна ли Соломке эта конфета? Тут уж в спор вступали две силы, напора которых Соломка просто не могла выдержать. Разум и чувства. Чувства, которые, черт их дери, оказывается, существовали. И что с ними делать, учитывая все нюансы происходящего, неизвестно.
— Я хочу кое о чем спросить, — Гнату, похоже, все её метания по боку. Соломка думала ещё и о том — а знает ли он, что она к нему неравнодушна? Скорее всего, очень даже знает, опыта в личных делах у него явно больше, хотя периодически он ведёт себя не как взрослый мужчина, которым является, а как подросток, который не хочет взрослеть.
И вот, выходит, он прекрасно осведомлён, что с ней творится. Он вообще во всём виноват, если уж на то пошло. Он вызывает эту сладость, которую невозможно терпеть. Почему, думала Соломка, её не вызывает, к примеру, Руслан? Проблем было бы на порядок меньше. Но нет, сердце (или что там) как специально выбрало мужчину, которого невозможно получить, да и желания такого не должно возникать, потому что оно идет в противоречие с доводами разума и где-то даже с моральными ориентирами — как можно слабеть при виде мужчины, который оставил тебя на улице без средств к существованию? Вот, главное этого поступка не забывать.
— Спрашивай.
Главное, не забывать, что влечение к Гнату — стыдно, и оно пройдет. Ещё главнее — твёрдо в это верить.
— Я хотел бы узнать о позавчерашнем дне.
Пройдет само по себе.
— Что именно?
— Каспи. Тут что-то произошло? Между ним и твоей подругой? Что-нибудь необычное?
Соломка подумала. Не зря он спрашивает, причина наверняка есть, но…
— Почему бы тебе не спросить у Трои?
— Я пытался. Она не желает говорить на эту тему.
— А я и подавно.
— Это очень важно.
— Важно — иди к Трое! Я не буду за её спиной сплетничать.
— Не заводись. Кричать тоже не нужно. Это очень важно, иначе никто не стал бы тебя расспрашивать о личной жизни твоей подруги. Так что вспомни и скажи — что произошло вчера?
— А ты вначале скажи, зачем тебе.
— Я первый спросил.
— И что? Объясни и я подумаю, говорить или нет.
— Еще раз повторяю — это очень важно.
— Или говори, или можешь идти отсюда.
— Хватит! — прикрикнул Гнат. Вернее, голос он приглушал, так что крика как такового не было, но Соломка вздрогнула. — Перестань дурачиться.
Соломка надула губы и отвернулась.
— Я уже не знаю, как с тобой общаться. Ты не понимаешь элементарных слов.
— Вот и не общайся!
 
— Да я бы с радостью, но в данный момент дело слишком серьезное, чтобы присылать кого-то ещё.
— Так, да? — она прикусила язык, чтобы не сказать лишнего. — В общем, думаю, тебе пора.
— Хватит! — снова рассердился он, вскочил и наклонился над Соломкой, как они с Троей называли этот ход «давя авторитетом». — Мне некогда играть в твои дурацкие игры. Немедленно отвечай на вопрос!
— А то что?
— Поверь, тебе не понравится!
Он наклонился еще ниже. Глаза почему-то перескочили на ее губы, но быстро вернулись обратно, грозно сверкая.
— Говори, Меланья, что было, — тихо прошептал он.
— Нет.
В его глазах снова взметнулась злость. Он наклонился ниже, кривя губы.
Ах, как знакомо…
— Нет! — сказал Соломка, изо всех сил стараясь не перейти на крик. — Ты не будешь заводить себя, а потом меня целовать. Хватит! В следующий раз ты это сделаешь осознано и спокойно — или не сделаешь вообще.
— Что ты мелешь? Ты думаешь? — зашипел он и глаза красноречиво прищурились. — Что я…
— Да, я так думаю.
Он отпрянул, поджал губы и ушёл. Вернее, сбежал. Снова.
* * *
Тартуга освободился поздно ночью и вышел на улицу, чтобы проветриться. Исчезновение Каспи оказалось неожиданным, как снег на голову. Конечно, сразу стало известно, что он поссорился с Троей и был довольно сердит, понятно, вырвался на машине и уехал за пределы города, но это никак не объясняло, почему он не вернулся и почему его телефон перестал отвечать. И даже метка не отслеживалась.
Добровольно уйти он бы не смог. Мало того, что ответственность и связь с племенем так просто с весов не сбросишь, так еще и Трою он бы не оставил. Как бы не злился.
Посему выходило, что вести дурные.
Тартуга опомнился только у дома Гната, куда собственно и шёл. Нужно выдать ему разрешение на поездки в город, потому что дело серьезное и не до наказаний.
Тартуга вошел и позвал Гната, но тот не ответил. Слабый шум воды подсказал, что Гнат в душе. Тартуга походил по первому этажу, поскучал, потом увидел лестницу в подвал, внизу горел свет. Интересно, как Гнат организовал пространство в подвале? Когда-то он утверждал, что закроет его и пользоваться не будет, как и всем этим громоздким домом. Однако душем же пользуется?
Тартуга поддался любопытству и спустился по ступенькам, продвигаясь неторопливо, шаг за шагом.
Чем ниже он спускался, тем больше открывались стены.
Тартуга решил, что увиденное вряд ли стало сюрпризом.
В центре пустого подвального помещения, окружая деревянный стул, стояли четыре больших белых стенда. Вся поверхность стендов была густо заклеена фотографиями.
Меланья смотрела с большей части фотографий. С меньшей она не смотрела, потому что занималась чем-нибудь другим: читала, говорила по телефону или выбирала продукты в магазине. Тут были даже стефикаты — живые трёхмерные изображения, где Меланья смеялась или с детским задумчивым видом читала книгу.
Тартуга обошел стул кругом, подумал, потом всё-таки сел и расслабился. Стенды тут же закрыли собой весь остальной мир, сменив окружающее одним-единственным лицом — то грустным, то веселым, то задумчивым. Оно было везде.
— Создаешь иллюзию, что она тут? — пробормотал Тартуга. А вот за использование стефикатов кому-то надо намылись шею. Уж не работа ли это Каспи? Начистим, как только найдём, решил Тартуга.
На лестнице раздались шаги.
Появившись, Гнат вызывающе задрал голову, мокрые волосы торчали во все стороны, футболка на груди покрылась пятнами от воды, потому что он так спешил, что не успел толком вытереться.
— Долго ты еще будешь отрицать очевидное? — спросил Тартуга.
— Ты о чем?
— О тебе и Меланье.
— А чего тут говорить? Я не позволю дочери Соринова со мной играть.
— Играть в смысле?
— В любом. Руководить мною. Заставлять делать то, чего я не хочу. В общем, давай забудем. Тартуга, ты пришел по другому делу, вот и займись им.