Соломка и Зверь (СИ)

Голос Натана Георгиевича звучал глухо, слов не разобрать, а студенты молчали, даже не шушукаясь за спиной преподавателя, как обычно.
Экскурсия-сюрприз удалась, ничего не скажешь. Кто ещё мог похвастать, что увидел воочию место, где вершилась судьба мира?
Вершилась судьба… мира… Сколько пафоса!
Скорее бы они перестали пялиться на ужасные операционные и вернулись к Соломке.
Этот цокот звучал всё громче, вонзался в уши, прилип, как кусок жвачки — не отдерешь. И вокруг — никого.
Она с усилием открыла глаза и осмотрелась. Взгляд тут же наткнулся на свернутую прямо возле стула цепь, которая заканчивалась толстым металлическим ошейником. Металл, несмотря на прошедшее время, блестел как новый.
Кого-то приковывали на цепь… Прямо здесь, на этом самом месте.
Дурнота с радостью вернулась, пришлось снова зажмуриться и с нетерпением ждать, когда же вернётся группа.
Наконец, стало слышно, что голос преподавателя становится ближе, значит, они возвращаются. Значит, теперь всё в порядке, и можно заставить себя игнорировать эти звуки… это накатывающее волнами удушье, как будто тело знает — скоро оно перестанет существовать и бьется в конвульсиях нежелания следовать за смертью.
Всё в порядке… Вот Натан Георгиевич… за ним остальные.
Раздался тяжёлый стук, мелькнул сгусток черноты — и в комнате появился Зверь.
Воздух тут же наполнился истошными визгами.
Он спрыгнул откуда-то сверху и оказался прямо посреди комнаты. Бункер напоминал завод, где в каждом помещении переплеталось столько лестниц, коморок, решёток и закутков, что спрячься кто за углом — не заметишь, пока не завернёшь и не уткнешься в него носом. И даже тут, в довольно просторном полукруглом зале весь потолок был усеян темными отверстиями выходящих толстых труб.
Видимо, из какой-то трубы он и появился. Вытек потоком бурлящей воды.
В темной, плотно облегающей одежде, огромный и гибкий.
Чёрные, всклокоченные волосы и горящие глаза без тени разума.
Зверь присел, словно готовясь к прыжку, и ощерился. Острые многочисленные зубы, выставленные напоказ, вызвали у экскурсантов панику. Все невольно подались назад, толкая друг друга. Только преподаватель, хоть и вздрогнул, но выступил вперед и поднял руку.
— Мы здесь по разрешению сбора вашего племени. Нам обещали полную безопасность.
Зверь принюхивался — крылья носа красноречиво дрожали — поводя головой из стороны в сторону и явно ничего не слышал. Акульи зубы сверкали на свету, вызывая невольное уважение и страх.
На самом деле зубы у них совсем не такие, по крайней мере, в обычной жизни, это просто биотехнологии инопланетных колонизаторов. В случае боевого режима выдвигались дополнительные зубы, похожие на акульи клыки, а руки трансформировались в подобие ножей. Некоторые из зверей выпускали изо рта парализующий пар. Некоторые выпускали яд из зубов. Некоторые пальцами пускали электрический заряд. У всех была усилена кожа — броня, которую не пробивали пули.
В общем, можно долго описывать идеальных солдат, но к счастью, людская их часть все же победила модифицированную звериную — человечность людских ген заставила зверей сбросить ярмо захватчиков, которые превратили их в чудовищ и сохранить разум.
Всего зверей насчитывалось несколько тысяч, причем женщин среди них было всего одна на сотню. Теперь, когда их количество не пополнялось, поговаривали, звери собирались ассимилироваться в людское общество. Вернее, люди ждали, что начнётся активное смешивание, хотя толком не знали, что из этого выйдет.
Но, а как иначе? Они же спасители. И хотя некоторые политические выскочки несколько лет назад пытались подать Освобождение как обман, мол, никакого проку от зверей не было, а колонизаторы сами вдруг взяли да и улетели, потому что по каким-то мифическим причинам увидели в человечестве нечто достойное существования и решили оставить его с миром. Бред, да и только. В общем, выскочек никто не слушал. Да они и сами вскорости замолчали. Говаривали, будто случилось следующее — однажды ночью в спальню самого главного смутьяна и скандалиста пробрался зверь. В одиночку. Прошел сквозь многочисленные слои охраны, и живой, и электронной, превратившись в невидимку, подошел к кровати и молча приставил нож к горлу любителя помолоть языком. И нигде ничего не пискнуло.
 
А еще через несколько секунд так же тихо исчез.
Смутьян остался жив, но больше ни разу не поднял голоса против зверей и факта Освобождения. Урок удался.
Так что кто посмел бы лишить их званий и права требовать любую награду?
А они не особо-то требовали. Просто выбили себе свободу — финансовую, территориальную, и даже законодательно-судебную. Для своего мини-сообщества у них свои законы и они сами судят нарушителей. И суд их, говорят, куда более жёсткий — за убийство, пусть даже случайное — смерть. Жестокие, по мнению человечества, законы, даже зверские, но опять же, кто станет спорить с победителями?
Тем временем Зверь зарычал.
Непонятно, что именно всё ещё удерживало его на месте, но массивное тело всего лишь качнулось вперёд — и осталось сидеть, дрожа от напряжения.
Соломка перестала дышать, удивляясь, почему не визжит, как остальные особы слабого пола, тут присутствующие. Самое время визжать. Но губы дрожат, зубы выбивают дробь, а глаза неотрывно следят за его… за тем, как Зверь втягивает воздух и вертит головой.
Как будто чувствует запах, который сводит его с ума.
— Уважаемый… эээ… господин, — Натан Георгиевич полез вперед, не замечая, как студенты сбиваются за ним в толпу, как испуганные цыплята за квочкой. — Вы пугаете девушек. Что произошло? Почему вы так… возбуждены?
— Где он? — прорычал Зверь и вдруг сделал виток вокруг своей оси — мгновенно, стремительно, разве что хвост не сверкнул, потому что хвоста не было. А вот чёрные глаза блеснули, как острая молния, и снова прикрылись. Нос снова задвигался, выхватывая запахи из окружающего воздуха. — Где он?!
— Кто он?
— Он мёртв! — проревел Зверь, откидывая голову. Спокойствия это движение никому не прибавило, потому что зубы стали видны куда лучше.
Как в человеческий рот могло поместиться столько острых, как шипы, зубов?
— Простите, но о чём вы? Кто он?
Похоже, непоколебимое спокойствие Натана Георгиевича сослужило всем добрую службу. Зверь слегка успокоился.
— Он мертв, — прошипел. Зубы снова выдвинулись в полную силу, а потом постепенно, миллиметр за миллиметром стали скрываться во рту.
— Кто? — глаза Зверя, уже вернувшего себе человеческий облик, медленно обвели студентов, испытывающе буравя каждого.
Соломка даже не удивилась, когда эти глаза остановились на ней. Воздух превратился в кипяток, обжигающий горло и волосы. Грудь словно сковали в тот самый пресловутый костюм, который не даёт пошевелиться.
Но эта слабость и страх почему-то имела неведомый ранее, сладковатый привкус.
Конечно, добром эта экскурсия не могла закончиться, это Соломке было понятно уже в самом начале, когда автобус въехал в бункер.
— Это кто? — зубы моментально выдвинулись — и снова наполнили его пасть.
— То есть?
Натан Георгиевич перевел взгляд со зверя на Соломку, непонимающе нахмурился.
— Это моя студентка. Прошу вас… успокойтесь. Смотрите — вы до смерти её напугали. А ей и так было нехорошо. Если вы…
— Имя! — проревел Зверь, задрав голову. — Как её зовут?
— Э-э… — Натан Георгиевич, похоже, решил не спорить с умалишенным, а пойти навстречу. — Меланья Игоревна Соломенная. Учится под моим руководством третий год. Совершенно безобидная девушка.
Зверь зашипел, наклоняя голову и вцепившись когтями в пол. Бетон под ним треснул. Его покачивало. Мышцы на плечах так взбугрились и так крупно дрожали от напряжения, что казалось — вот-вот взорвутся.
— Это не Соломенная, — прошипел зверь. — Её фамилия — Соринова. Соринов.
— Вот как…
Казалось, эти слова всё объясняли, даже уточнений не требуется. По сути, так и было.