Соломка и Зверь (СИ)
Всё складывается совсем неплохо. Нужно просидеть так минут с десять, потом еду принесут, ещё минут двадцать уйдёт на сам ужин, а потом и домой можно. Вернее, к Трое, которая уже ждёт — не дождётся, ещё с тех самых пор, как Соломка ей позвонила от стилиста.
Есть, кстати, хотелось ужасно. Прислушиваясь к желудку, она потеряла нить его рассуждений. Единственное — голос звучал очень ровно, как спокойная река, раскинувшаяся в зелёной долине. Она несла умиротворение, надежду, жизнь.
В отличие от него самого, который кроме мести, ей ничего не принёс.
— Ты закончил мне мстить? — неожиданно спросила Соломка, перебивая очередную физическую теорему.
Гнат замолчал, откинулся на спинку стула, будто убираясь подальше, но в лице не изменился. Его карие глаза, которые оказались немного светлее, когда он не злился, снова потемнели.
— Так что?
— То, что я оказался в данной ситуации не значит, что ты можешь задавать мне вопросы.
— Думаю, это всего лишь не значит, что ты ответишь. А вопросы задавать очень даже могу. Ты женат?
— А тебе какое дело?
— Да вот неожиданно пожалела твою жену. Но думаю, её не существует. Верно?
Через небольшой промежуток времени Гнат отвёл презрительный взгляд в сторону и снова забормотал что-то нудное, но уже не с таким радостным видом.
Просто поразительно, как сильно она его задевает, раз Зверю приходится постоянно себя контролировать, вдруг поняла Меланья. Ей было немного не по себе от происходящего, а вот ему это всё вообще должно быть как шило в одном месте.
Странная ситуация. Но если взглянуть непредвзятым взглядом — Зверь сам загнал себя в болото, сам вляпался, начиная мстить ничем не виновной девчонке.
Официантка тем временем принесла блюда. Паста пестрела неизвестными морскими гадами с хвостами, щупальцами и кажется, усами, так что Соломка побоялась их пробовать, хотя сама паста с соусом действительно оказалась очень вкусной. А салат по вкусу — обычный овощной, в который добавлены маслины и брынза. Густой смузи удивительно вкусный, такой свежий, лёгкий, наверное, приятно пить такое по утрам.
Гнат управился с едой гораздо быстрее и некоторое время следил за Соломкой.
— Ладно, — вдруг сказал он, наблюдая, как она отодвигает очередного осьминога на край тарелки. — Давай начистоту. В тебе есть нечто… что выводит меня из себя. И мне не нравится, в кого я превращаюсь, мне не нравится, что мой контроль подвергается испытанию на прочность, так что держись от меня подальше.
— Даже не сомневайся, — легко согласилась Соломка. Возле него, конечно, возникало какое-то странное чувство лёгкости, но оно не стоило всех сопутствующих проблем. — С большим удовольствием. Обещаю.
Зверь вдруг сглотнул и крепко сжал губы, как будто что-то пошло не так.
Может, я не так ответила? — промелькнуло у Соломки в голове, но тут же улетело прочь. Сытость приятно наполнила тело истомой. Как же здорово вкусно поесть!
И поболтать тоже приятно.
— Гнат — это отчего такое имя странное?
— Просто набор букв. А твое?
— Папа назвал, — улыбнулась Соломка, вспоминая, что маме очень нравилось это имя.
Она ляпнула, не подумав. Спохватилось, когда стало поздно.
Зверь словно вскипел, стремительно вскочил и моментально выпустил клыки. Открыл рот, судорожно хватая воздух.
— Я НЕ МОГУ! — заревел он и наклонился вперёд. На руках блеснули острые когти. Крик был таким громким и неожиданным, что можно было оглохнуть.
Потом раздался грохот и звон. На пол полетела посуда — графин с водой звякнул и раскололся, истекая, как кровью, прозрачной водой, тарелки упали и их поверхность пошла трещинами, а поверху уже летела скатерть, которую зверь дёрнул следом. Хлебная корзинка отскочила вбок, рассыпая хлебную нарезку, и уткнулась в горшок с цветами.
— Я НЕ МОГУ!
Его глаза снова горели чем-то безумным, сверкали, как предупреждающие сигналы, как угли, которые сейчас вспыхнут лесным пожаром и уничтожат гектары леса.
Как будто бежишь со всех ног — а впереди то ли обрыв, то ли яма с кольями на дне, а остановиться уже не можешь.
Зверь наклонился, обхватывая ладонями края стола и надавил.
Дерево застонало и с громким звуком треснуло.
Соломка увидела над его раздувшимися от усилия плечами зал, в котором началась паника. Женщины вскрикивали и бежали, неуклюжие на своих каблуках, придерживая неприлично задранные длинные платья. Мужчины в основном стояли вытянувшись, как суслики, насторожено наблюдая за тем, как Гнат крушит ресторанную мебель.
Хрясь! Обломки стола разлетелись в стороны, и Соломка оказалась сидящей на стуле посреди пустого места, в самом центре хаоса.
Теперь слов у Зверя уже не получалось, только какое-то неразборчивое рычание лилось из горла. Когтями он полоснул себя по груди. Бежевая ткань разошлась, потом белая — как слои торта… потом показалась кровь.
Соломка подняла глаза, и поймала его взгляд. Загнанный. Вот какой он был. Загнанный.
Для неё ужин был всего лишь неудобством. Но для него это было нечто настолько мучительное, необъяснимое, что просто убивало.
И что? — ненормально отстраненно подумала она. Кажется, Зверь собирается разорвать себе грудь? Но вот он опустился, или скорее рухнул на корточки, как тогда, в бункере, и вцепился когтями в пол.
Плитка заскрежетала. Люди бегали, кто-то визжал. Зверь снова закатывал почерневшие глаза, теряя разум, и по всему выходило, что ужин, мягко говоря, не удался.
Но при всём сотворённом он её и пальцем не тронул. И даже больше — не попытался. А вот себя очень даже тронул.
Настолько сильной была боль? Что с ним происходит?
Это она? Ненависть? Жжёт его изнутри, не находя выхода?
Соломка вдруг разозлилась. И хотя ранее за собой она не замечала каких-то рискованных или необдуманно глупых поступков, ну, кроме моментов столкновения с этим самым зверем, сейчас сделала именно глупость — бросилась к Гнату и вцепилась руками в его плечи. Заглянула в глаза, заставляя зверя зарычать сильнее.
— Я — не он! — крикнула Соломка. — Я — не он! Не смей так на меня смотреть! Я не он!
Твердила, как заклинание. В голове слишком много всего намешалось, на заднем фоне звучал монотонный гул, заглушая звуки, включая собственные крики и чужое рычание. Вокруг словно ничего не было, так что когда появился Тартуга и стал что-то кричать, растягивая их в стороны, а потом вёл её куда-то, держа за руку, а следом другие звери тащили Гната, всё оставалось беззвучным, как немое кино. А потом её посадили в машину, а Зверя погрузили в фургон — и уехали.
И только по дороге Соломка постепенно стала приходить в себя и нарастала громкость звуков — работающий двигатель, тихая музыка, автомобильные сигналы.
Она сидела впереди возле ведущего машину Тартуги, на заднем сиденье пристроился адвокат Оглай собственной персоной.
В горле першило, и пришлось пересиливать себя, чтобы спросить:
— Куда мы едем?
Тартуга глянул в зеркало заднего вида — Оглай тут же дёрнулся вперёд и подсунул ей папку с какой-то бумагой.
— Подпиши, что не имеешь к Гнату претензий.
Соломка взяла ручку и подписалась. Какие там претензии? Испытывай она подобную боль, объект этой самой боли снесла бы к чёртовой матери с дороги и ни разу бы не пожалела.
— Так что произошло?
— План не вышел. Ужин не удался. — Ответил Тартуга.
— Что с ним случилось?
Тартуга снова глянул через зеркало на Оглая.
— Нервный срыв, — бодро сообщил тот тем самым инертным адвокатским тоном.
— Куда вы меня везете?
— В наш город.
Прикинув, Соломка поняла, что ей наплевать, куда её везут, лишь бы оказаться подальше от ресторана, а в идеале — остаться бы одной в помещении с кроватью.
Город Племени не имел названия и очень напоминал обычный комплекс таунхаусов, разве что забором странным обнесен. Но какая кому разница?
Тартуга припарковался у одного из домов, открыл чёрную входную дверь и предложил выбрать любую спальню на втором этаже, кроме той, в которой мужские вещи — это его спальня.