Князь Барбашин (СИ)

Появление на горизонте нескольких кораблей было ими отслежено своевременно, и теперь они оба на всех парусах спешили навстречу. А вот навстречу чему предстояло ещё уточниться. Ведь "Новик" и "Святой Николай" вовсе не собирались быть зрителями в предстоящем спектакле. И если "Николай" своими казнозарядными фальконетами лишь больше действовал пиратам на нервы, чем наносил существенный урон, то громогласный рык новиковских единорогов наоборот, больше сеял смерть в рядах изготовившихся к абордажу гданьчан.
Винсент Столле, названный так в честь деда, бывшего одним из командиров данцингского флота в бою в Вислинском заливе ещё во времена Тринадцатилетней войны, давно хотел встретиться с неуловимым русским князем, что в последнее время принёс столько бед семье судовладельцев Столле. Из семи коггов и галар, имевшихся у них, четыре судна уже стали его добычей. Именно потому Винсент, до того даже не входивший в гильдию каперов, и принял королевский патент, на семейные деньги снарядив большую каравеллу, хотя большинство его подельников по прежнему предпочитали лёгкие краеры и шкуты. Зато его успешные действия позволили семье частично поправить дела, однако до полного восстановления было ещё далеко.
Быстро сообразив, кто попался ему навстречу, Столле лишь велел добавить парусов, дабы побыстрее проскочить разделяющее его каравеллу и вражеское судно расстояние. Наслушавшись чужих рассказов, он давно уже понял, что тягаться с русским в артиллерийском бою – это заранее признать себя побеждённым. Единственное, что можно было ему противопоставить, это стремительное сближение и мгновенный абордаж, когда преимущество русского в огнестрельном бою будет компенсировано схваткой лицом к лицу.
И вот теперь, казалось, сбывались все его самые смелые мечты и чаяния. Ветер, ещё вчера дувший в сторону Нарвы, сегодня как по заказу переменился и теперь наполнял паруса его каравеллы, заставляя русских постоянно лавировать. Вот и сейчас они шли в правый бейдевинд, загоняя его каравеллу под прицел пушек левого борта. Но набравший приличный ход "Гданьский лебедь" бесстрашно шёл к своей цели, а одевший кирасу Винсент молча стоял возле рулевого, держась за румпель, дабы не позволить никому сбить корабль с курса.
Он не пытался маневрировать, прекрасно понимая, что избежать чужого залпа он не сможет, а вот потерять скорость вполне. А скорость теперь была главным залогом успеха. И оставалось только молиться, что ядра русского не снесут ему фок-мачту, как на "Цмоке", а сам русский не отвернёт в сторону, вовремя сообразив, на что надеется его противник.
Первый залп русского был страшен. Он буквально снёс всё на баке, превратив собравшихся там лучников в фарш. Что-то с ужасным свистом пронеслось недалеко от головы Столле, и потому как дёрнулся в его руках румпель, он понял, что рулевой уже не держит его. Однако капитан не зря стоял рядом. Лишь краем глаза он глянул на плававшего в луже крови матроса, а потом всё его внимание сосредоточилось на чужом корабле.
"Гданьский лебедь" продолжил упорно идти вперёд и его противник видимо подумал, что тот просто рвётся к купцам, а потому, совершив поворот оверштаг, постарался оказаться у него на пути, и ударил из всех орудий теперь уже правого борта.
Корпус каравеллы вновь задрожал от попаданий, потому как расстояние было уже совсем мизерное. Пороховой дым окутал чужое судно, уносясь за корму, и Винсент поспешил довернуть, сближаясь ещё ближе, так как русский явно собирался уйти в сторону, чтобы встать к каравелле опять левым, уже видимо зарядившимся, бортом. Что-что, а умение невероятно быстро заряжать орудия, было отмечено всеми, кто имел несчастье встать у русских пиратов на дороге.
Затявкали пушки с "Лебедя", посылая на русского небольшие, величиной с куриное яйцо, ядра. Но если русские стреляли из своих пушек и по парусам и по корпусу, то гданьчане стреляли именно по парусам, стремясь сбить ход противнику. "Гданьский лебедь" продолжал двигаться, хотя носовая часть его была изуродована ядрами русских пушек и Винсент начал бояться, что корабль затонет раньше, чем сблизиться с русским на дистанцию броска кошки.
 
– Приготовиться к абордажу! Боцман, крюки на изготовку!
Повинуясь команде, из-под палубы полезли наверх абордажные команды. Изначально готовясь к рукопашной, Винсент ещё в Гданьске набрал удвоенное количество бойцов, которые до времени укрывались внутри корабля. Ха! Это должно было стать неприятным сюрпризом для его визави, ведь большинство гданьских каперов имели команды всего в 20–50 человек. А у него до начала боя их было больше сотни. Но, прочь все мысли! Приближался самый рискованный момент. Набрав большую скорость, каравелла быстро сближалась с русским капером, который в свою очередь, уже закладывал циркуляцию, готовясь уйти в сторону. Столле ясно видел, как перекинулись у того паруса, и молился, чтобы внезапный порыв ветра не помог его врагам.
Отдав румпель подбежавшему матросу, он широким шагом направился на бак, где специально тренированные боцманом люди готовились бросать крюки с привязанными к ним канатами. Вот они взмыли вверх и, описав небольшую дугу, один за другим упали вниз. Некоторые промахнулись и со шлепками ушли в воду, но несколько всё же вцепились в дерево чужого борта. С криком и матом люди хватались за свободные места у канатов и тянули их изо всех сил к себе, чтобы сблизить корабли. Чудом уцелевшие лучники бросились вперёд, и над головами абордажников, засвистели стрелы. В ответ грохнули залпы из ружей и горячая картечь начала косить ряды гданьчан.
Но корабли уже ударились друг о друга с резким стуком, и жаждущая крови толпа повалила на палубу русского судна, оставив на "Лебеде" лишь немногочисленных лучников. Их натиск был столь неудержим, что они разом завладели шкафутом, разделив обороняющихся на два отдельных отряда. Несколько человек с ловкостью обезьяны полезли было наверх, к вороньему гнезду, но картечные выстрелы оттуда быстро сбросили их вниз, заодно охладив головы тем, кто хотел последовать их примеру. И всё же, казалось, победа неумолимо клонилась в сторону поляков, просто нужно совсем немного ещё чуть-чуть дожать и Столле, дико взревев и размахивая мечом, повёл своих людей на последний штурм. Следуя примеру своего капитана, те с удвоенным жаром накинулись на русских. Однако последние, словно по команде, разом отхлынули на корму, оставив перед собой жидкий ряд бойцов, державших в руках короткие мушкеты с расширенным на конце дулом и дымящимися фитилями у запального отверстия. И прежде чем толпа каперов накрыла их, грянул дружный залп. Картечью! В упор! А следом жахнули вертлюжные фальконеты, так же повёрнутые в сторону поляков.
И теперь уже русские кинулись в атаку. И их напор ошеломляюще подействовал на гданьчан, только что ликовавших по случаю близкой победы. И всё же бой ещё далеко не кончился. Поляки упорно сопротивлялись, прекрасно видя, что они численно превосходят противника, а у русских просто не было времени быстро перезарядить их дьявольские ружья. Теперь всё решала сталь и умение бойцов действовать сообща, ведь любая схватка это не благородный поединок один на один и тут, пока ты готовишься ударить одного, двое других могут вполне успеть проткнуть тебя самого.
Обе команды дрались с безумной храбростью людей, знающих, что им некуда отступать и что они должны либо победить, либо погибнуть.
Неожиданно абордажники, что сражались на баке "Новика", стали с криком перескакивать на носовую часть "Гданьского лебедя". Поначалу Столле подумал, что так те собираются просто избежать смерти от его людей, но потом вдруг сообразил, что там, на баке, были размещены такие же вертлюжные пушки, что и на этом проклятом русском капере. Причём заряженные пушки, возле которых никого не было. Лучники, взяв свою долю смертей, теперь быстро изрубались русскими, часть из которых кинулась наводить орудия на его людей. Проклятье! Пусть там не картечь, но Винсент нутром чувствовал, что бой завис в неустойчивом равновесии и любое действие может толкнуть чашу весов на любую сторону. Нет, его люди, руководимые помощником, уже мчались следом за русскими, но те, встав грудью на их пути, упорно не пускали их к тем, кто занимался пушками. А потом грянул залп…