Я тебя заколебаю! (СИ)
Харон снова впала в странную задумчивость. Она щурилась на лампочку на потолке и постукивала пальцами по телефону, бормоча что-то себе под нос. И выглядела настолько усталой, что я не выдержала. Поднявшись, щёлкнула кнопкой чайника и полезла в шкаф за кофе, попутно доставая бутылку с ликёром.
Привычная рутина затягивала и успокаивала взвинченные до предела нервы. И я не удивилась, когда на запах крепкого, ароматного напитка, разбавленного сливочной сладостью «Бейлиза» на кухню заглянул Араньев. Да так и остался, усевшись за стол напротив Харон, непривычно молчаливый и серьёзный.
И я не знала, нравится мне это или меня настораживают такие перемены в вечно язвительном соседе.
Поймав себя на этой мысли, я тихо хмыкнула, ставя кружки на стол. Рядом пристроила бутылку ликёра. И за всё это время никто из нас так и не заговорил больше. Мы просто сидели в тишине под мерное тиканье часов и думали каждый о своём. Араньев хмурился и с кем-то переписывался, Харон упёрлась затылком в стену и рассматривала потолок, изредка слишком часто моргая, а я…
Я так крепко сжимала кружку с кофе в пальцах, что могла бы поклясться, что слышу треск несчастной керамики. И не могла отделаться от навязчивых строчек стихотворения Высоцкого «Я не люблю». Как там говорил уважаемый Владимир Семёнович? Я не люблю насилье и бессилье?
Повела плечами, смаргивая вновь наворачивающиеся слёзы. Я ненавидела насилие. Особенно – беспричинное, неоправданное. Но ещё больше я не любила это чёртово ощущение беспомощности. Когда всё, что ты можешь – это сидеть и ждать. И пусть рациональная часть меня понимала, что вреда от меня больше, чем помощи, вторая часть, та что радела за справедливость, жаждала действий.
Разгорячённая ударной дозой крепкого алкоголя она хотела нести добро в массы вот прям сейчас. Да так сильно, что с силой поставив кружку на стол, я угрюмо поинтересовалась:
- Ну и что мы будем делать дальше?
- Ничего, - после минутного молчания, спокойно откликнулся Вениамин, допивая свою порцию кофе. Смерил меня нечитаемым взглядом и посмотрел на Женю. – Харон, твой муж в городе?
- А? – патологоанатом вздрогнула, чудом не свалившись на пол с табуретки. Выпрямилась, потирая глаза. И полезла проверять телефон, отвечая на поставленный вопрос. – Не, Жмур застрял в столице нашей у его бизнеса какие-то там проблемы, я не вникала особо… Меня Лёшка заберёт. Обещал доставить в лучшем виде.
И, смачно зевнув, Харон недоумённо протянула, подперев щёку кулаком:
- Вень, а Вень… Вот скажи мне, как мужчина патологоанатому… В какой момент у вас, мужиков, инстинкт самосохранения отмирает напрочь, м?
- Харон, мы сами разберёмся, - криво усмехнулся Араньев, вновь вернувшись к оживлённой переписке по телефону. – А тебе пора домой. И пожалуйста, - тут он вновь поднял голову, припечатав вскинувшуюся Харину обратно к стулу тяжёлым, многообещающим взглядом, – в этот раз – без самодеятельности. Ты едешь домой, закрываешь дверь и сидишь ровно на своей заднице. Будут ломиться в дверь – сначала звонишь нам, потом в полицию. И никуда самостоятельно не лезешь разбираться. Никуда! Ты меня поняла?!
Последняя фраза прозвучала так жёстко, что я невольно вздрогнула и поёжилась. И перевела вопросительный взгляд на поморщившуюся Харину, залпом допившую остатки холодного кофе. Но Женя лишь сжала губы в тонкую линию и отрывисто кивнула головой. После чего поднялась, прихватив телефон.
- Я тебя услышала, - она обернулась у самого порога моей квартиры, устало привалившись к вешалке. – Я буду осторожна, - Харон тихо хмыкнула, помахав мне рукой на прощание. – Зомбик мой, будешь убивать этого идиота, звони. Спрятать труп не обещаю, но оформить чёрным налом – милости просим в наш морг. Чао, детки!
Позитивное прощание не вязалось с усталым, низким голосом. Но Харон всё равно широко улыбнулась и вышла, хлопнув дверью напоследок. Да так громко, что соседский пёс зашёлся в истеричном лае, тут же оповестив об этом весь наш подъезд. Не собака блин, а сигнализация какая-то.
Хорошо ещё, полицию вызывать не умеет, угу.
Поймав себя на этой мысли я нервно хохотнула, поведя плечами. И всё же озвучила собственные мысли:
- Так что? Мы, правда, ничего не будем делать? Совсем ничего?
Араньев вздохнул, убирая телефон на стол. И посмотрел на меня, скрестив руки на груди. Так, что я вновь почувствовала, как мой несчастный ай-кью стремится к отметке нуль и минус бесконечность. Даже ругаться как-то расхотелось, хотя и тянуло высказать соседу всё, что я о нём думаю.
Возможно даже тем самым чёртовым матом, который так настойчиво просится с языка.
- Ксюш, не пыхти, - наконец, хмыкнул Вениамин, запуская пальцы в волосы на затылке. – Сейчас мы ничего не можем сделать в принципе. Мало информации. Если не сказать больше – её почти нет. Догадки, подозрения и теории заговора тут не прокатят. Поэтому, я предлагаю…
- Сидеть на заднице ровно? – не удержалась я от колкости, оттолкнувшись от стола и чудом не смахнув на пол пустые кружки.
- Да, - невозмутимо подтвердил Араньев, тоже поднимаясь со стула. И упёрся ладонью в дверной косяк, мешая мне пройти. – Если речь идёт о здоровье близких мне людей, Шолохова, я буду сидеть на заднице ровно столько, сколько понадобиться. Скажут бежать – побегу, скажут лаять – залаю. Мне, Ксюша, совершенно и абсолютно похрен, как это будет выглядеть со стороны. И если для твоей же безопасности мне надо будет посадить тебя под замок – я сделаю и это. Вон, - он хмыкнул, склонив голову набок, - в обезьяннике запру, на пятнадцать суток по хулиганке.
- Что, пожертвуешь ценным источником информации? – я недоверчиво зыркнула на него исподлобья. И почему-то вспомнила о том, как мы целовались во дворе, неосознанно облизнув внезапно пересохшие губы.
Араньев сощурился, склонив голову набок. Окинул меня внимательным взглядом от макушки до пят и наклонился вперёд, тихо, но твёрдо выдохнув мне в губы:
- Да.
Чужое тёплое дыхание согрело кожу и спровоцировало буйство бабочек внизу живота. Я охнула, качнувшись вперёд, и замерла, затаив дыхание. Даже зажмурилась, подсознательно ожидая чего-то… Чего-то! Но…
- Иди спать, - Веня отошёл в сторону, освобождая мне проход. И вернулся к кухонному столу, вновь беря в руки телефон. Оставив меня в полном так сказать недоумении. Потому что…
А что это сейчас было-то, а?!
- Араньев! - я обернулась, чудом не вписавшись плечом в косяк. – Ты… Я…
С минуту я открывала и закрывала рот, пытаясь найти слова, чтоб высказать всё, что я думаю об одном чёртовом соседе. Но, так и не придумав ничего оригинального, махнула на него рукой и гордо удалилась. В комнату. И нет, это не я обиженно сопела как стая ёжиков. И нет, это не я от души пожелала этому гаду провалиться. Я же учитель, я педагог, я…
Что там «я» я додумывала уже в полусонном состоянии. Свернувшись калачиком рядом с диваном, где спал Барсаев, я сама не заметила, как провалилась в объятия Морфея. Не чувствуя, как кто-то аккуратно укрыл меня мягким пледом, оставив лёгкий поцелуй на виске.
Вениамин Араньев
На то, чтобы дождаться, пока Ксюша уснет, ушло добрых полчаса. На то, чтобы подняться до своей квартиры и принести рабочий ноутбук ещё минут пятнадцать. Оставшееся время до утра, Араньев занимался тем, что любил больше всего в жизни.
Ну, за исключением возможности регулярно кому-нибудь на нервы действовать.
Тихо хмыкнув, Веня повёл плечами, разминая затёкшие мышцы. И уставился на ноутбук, где яркими кляксами мелькали диаграммы, статистика и архивные сводки. А ещё был отдельный документ, в который он не поленился и собрал все сноски, факты и имеющиеся у них на данный момент сведения. Вышло…
Занимательно. А ещё его интуиция буквально орала о том, что они вляпались. По крупному так сказать, от души. И в кои-то веки Веня был полностью с этим согласен.
- Звиздец, - наконец, выдохнул он, откинувшись назад, на стену. Потёр слезившиеся глаза, пытаясь уложить в голове нарисовавшиеся перспективы. Не вышло.