Я тебя заколебаю! (СИ)
То есть связать и врезать по кумполу ещё раз, чтоб не мешал его лечить!
- Араньев, сиди смирно! – рыкнула я, в который раз отпрянув от него. Потому что возмущался мой сосед не только вслух, но ещё и активно жестикулируя при этом. И если вы думаете, что мой хорошо поставленный командирский рык его хоть сколько-то впечатлил…
- Так вот! Если бы существовали курсы по бытовому насилию, то ты бы… Ай!
Ну да, если вы думаете, что сосед впечатлился, то не знаете вы моего соседа. Абсолютно. Вениамин продолжал возмущённо бурчать, размахивать руками и строить из себя жертву того самого бытового насилия.
Даже не подозревая, как мало меня отделяет от того, чтобы сделать это реальностью. Ей богу, меня так поурочное планирование с рабочими программами на каждую параллель и предмет не раздражали как этот конкретный индивидуум!
- Араньев, пожалуйся, сиди смирно, а не то…
- А зачем тебе спирт? – заданный невинным тоном вопрос сначала обескуражил, а потом разозлил. И когда мне опять прилетело по бедру рукой этого болезного, я попрощалась с собственным терпением окончательно и бесповоротно.
Поставив пузырёк с перекисью на стол рядом с открытой аптечкой, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. И ткнула его указательным пальцем в лоб, заявив:
- Сам виноват. Вот серьёзно, Араньев. Ты. Сам. Виноват.
После чего, воспользовавшись секундным замешательством соседа, оседлала его бёдра, сжав коленями бока. Обхватила его плечи руками, медленно скользя вниз по предплечью к локтям. И с силой прижала его ладони к своей талии, выдохнув удивлённо хлопавшему глазами Араньеву в лицо:
- Дёрнешься или уронишь – покажу на практике, как выглядит фраза «забить собеседника чайным пакетиком до смерти». Понял?
- А…
- Не беси меня, Араньев. Сиди, терпи и молчи! – нагнувшись в сторону, я взяла со стола новый ватный диск и тюбик мази. И с угрозой произнесла в каких-то жалких сантиметрах от удивлённо приоткрытых губ. – Ты меня понял? Кивни, если понял!
Вот так мы и замерли секунд на тридцать: Араньев на табуретке, я на Араньеве, вцепившись в застывшего как каменное изваяния парня ногами и руками. И только громкое тиканье настенных часов, да ненавязчиво играющая мелодия из колонок ноутбука нарушали повисшее между нами молчание.
Напряжённое и густое, от которого сердце начинало стучать подозрительно быстро, а мысли сворачивали в совсем уж непотребном направлении. Да так стремительно, что я почувствовала как краснею, невольно сглотнув и глядя прямо в льдисто-серые глаза напротив.
А Вениамин будто мысли читал. Улыбнулся легко и понимающе, пальцами погладил мою поясницу. И выдал, нарушая очарование момента:
- У тебя там колбасы не осталось? Ну, той, сырокопчёной?
Ещё никогда в жизни я так стремительно, а главное - болезненно, не окуналась в реальностью. Даже утро после пьянки по поводу защиты моего диплома меркло по сравнению с этим невинным и совершенно, просто напрочь убивающим романтику вопросом. Тогда я всего лишь узнала, что гордые выпускники филфака способны на всё, в том числе и на призыв демона по всем правилам чёрной магии. И плевать, что наш куратор на демона не тянул от слова совсем до этого судьбоносного момента. А сейчас…
Блин, мне показалось или меня только что отшили? И если да, то почему мне так обидно-то стало?
Воображение же, прокаченное большим количеством прочитанных книг и деформированное работой, тут же выдало картинку. Вечер, спальня, романтический полумрак. Ароматические свечи, кружевной пеньюар. И томный голос с постели:
«- Дорогой… Как насчёт страстной ночи любви?
- Прости, дорогая… Но я только что был на кухне, а этой колбасе было так одиноко в холодильнике и я…»
Я моргнула, пытаясь развидеть это непотребство. И всерьёз задумалась о том, что разбавлять сериалы про маньяков кулинарным шоу с Гордоном Рамзи явно не лучшая из моих идей. И да, что там эта саранча про бытовое насилие заикалась?
Кажется, я готова к этой стадии наших отношений!
Видимо, выражение лица у меня было говорящее. А у соседа, всё-таки, напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения. Потому что это чудовище невинно улыбнулось и притворно печально вздохнуло:
- А то, понимаешь ли, так есть хочется… Что даже переночевать негде! Ай!
Честное педагогическое, оно само! Точнее она, рука.
Сама потянулась к оставленному на кухонном столе замороженному брикету рыбного филе, обёрнутого в полотенце и сама же (какая самостоятельная конечность!) приложила этот ледяной компресс к лицу пострадавшего.
Чудом, не иначе, промахнувшись мимо и так пострадавшего носа.
- Веня, сделай одолжение себе и мне, - задушевно протянула я, оттащив одну его конечность от своей талии и прижав ею же несчастное филе ко лбу этой жертвы собственного идиотизма. – Заткнись и не испытывай на прочность моё далеко не безграничное терпение. Иначе я вспомню, что на кухне есть что-то потяжелее сочинений Пушкина. Усёк?
- Ага.
- Отлично, - я вновь вооружилась перекисью и ватой. И принялась обрабатывать изрядно опухший нос, старательно не обращая внимания на вторую руку своего пациента.
Ту самую, что так ненавязчиво, вроде бы незаметно скользила по моей талии вниз. Ещё ниже. Ещё. Пока не легла на бедро и не сжала его на пробу. Затем прошлась по ткани домашних штанов и…
- Веня, это харассмент, - я обхватила пальцами его подбородок, сильно сжав и заглядывая в эти бесстыжие серо-синие глаза. И ласково напомнила, стирая уже подсыхающие капли крови с его подбородка. – Уголовно-наказуемое преступление, между прочим.
- А у меня это… Состояние аффекта, вот, - невинно улыбнулся Араньев, продолжая поглаживать моё бедро.
- У тебя состояние дефекта. Мозга, - мысленно досчитав до десяти и обратно, я плюнула на этот чёртов аутотренинг. Всё равно он никогда не срабатывал. И ущипнула жертву тяжести русской литературы за плечо. – Сиди смирно. Я уже почти закончила… И раз пять пожалела, что Пушкин ближе моему сердцу, чем сковородка. Кстати, как ты попал в мою квартиру-то? И что вообще здесь забыл, а?
- Ну…
А дальше случилось чудо. За всё время нашего знакомства мне довелось увидеть, как мой непрошибаемый, болтливый, не имеющий ни капли представления о личном пространстве сосед… Смутился.
И протянул, невнятно, опустив голову и пряча взгляд:
- У тебя это… Дверь была неплотно закрыто. Ну, я и решил… Того. Проверить. Ну что ты ржёшь, Шолохова?!
- Араньев, ты ещё скажи, что у тебя хобби такое, девиц незнакомых спасать, попутно проверяя на прочность их нервную систему, - продолжая хихикать, я нанесла ему на нос мазь от ушибов. И от души, с размаху, наклеила на переносицу пластырь с цветастыми машинками.
Пользы от него, конечно, кот наплакал. Но для красоты сойдёт!
- А почему нет? – насупился этот придурок. Ещё и глаза скосил, разглядывая своё новое украшение.
- Тебе весь список твоих недостатков огласить или ограничимся тем, что я не очень-то похожа на нежную фиалку, нуждающуюся в твоей помощи? – я слезла с его колен и убрала медикаменты обратно в аптечку. Отобрав свой несостоявшийся ужин, я проигнорировала обиженное сопение и закинула несчастный брикет обратно в морозилку.
После чего всё-таки поинтересовалась, страдальчески возведя глаза к потолку:
- Ну что?!
Сопение стало красноречивей. А ещё атмосферу моей любимой кухни наполнила невидимая глазу укоризна. Та самая, что подкреплённая душераздирающим вздохом давила на мою совесть и мои же бедные нервы. Да так мастерски, что я невольно устыдилась и своего поведения и своих членовредительских порывов.
Ага, секунд на тридцать. А потом тряхнула головой и подумала, какого чёрта, а?!
- Ладно, рыцарь печального образа, - повернувшись к нему лицом, я скрестила руки на груди и недовольно протянула. – Спасибо тебе за то, что спас меня от возможного вторжения ценной своего породистого носа. Теперь доволен?
- Нет.
Я на это категоричное «нет» только фыркнула насмешливо, скрестив руки на груди. И вопросительно вскинула бровь, вежливо (в кои-то веки!) поинтересовавшись: