Лето выбора (СИ)
Русина, Звенигород
- Я вам не верю!!!
- Тем не менее. К пропаже тора Вэлрайо мы не причастны.
Тор Дрейл наседал.
Пламенный отбивался.
Виданное ли дело? Из посольства посла утащили? Ладно бы - убили! Такое бывает, даже частенько бывает, но чтобы просто утащили? Это что - мешок яблок?!
Беда в том, что Пламенный как раз и не был причастен. Ни сном, ни духом, как говорится. И страдал сейчас совершено незаслуженно.
Кстати - и зря.
Опоенный до изумления тор Вэлрайо сейчас уже путешествовал по железной дороге. Лежал в купе на нижней полке, предусмотрительно пристегнутый Митей за обе руки, и раз в три часа поглощал по кружке 'огненной воды'. Митя решил, что на связанного внимание точно обратят. А вот на пьяного...
Да и какой с алкаша спрос? Еще и отвернутся. Пьяные - они такие, непредсказуемые.
Главное до белой горячки не довести, но кое-какими средствами Митя тоже запасся. Как и водкой.
Путешествовать по железной дороге ему предстояло четыре дня. Потом придется замедлить темп путешествия, но все же, в десять дней Митя надеялся управиться. А это даже не запой.
Ну... по меркам Русины.
Хотя лионессец? Они вроде как более хрупкие... кто его знает, паразита?
Ладно. На железной дороге не надо, а потом режим можно и ослабить. Скажем, уменьшить количество водки. А то даже завидно...
Пламенный и тор Дрейл об этом, понятно, не знали, и продолжали скандал.
Дрейл угрожал гневом ее величества.
Пламенный отнекивался, мол, ищем! Весь Звенигород перевернули и потрясли,, вот, хотите - сами расспросите, благо, языком владеете.
Дрейл понял, что ему не врут, и милостиво согласился на расспросы.
Те не порадовали.
Митя вообще предпочитал работать в одиночку, не сообщая никому, что и как. Документы он доставал через Тигра. А остальное...
Слуг в посольстве тоже трясли. Но те молчали, как рыбы. Кому ж охота на себя донос писать?
Не были, не знали...
Кухарка честно сказала, что побывал у нее на пару ночей мужчина из местных, ну так ничего страшного. Он дальше кухни и не уходил. Подарочек подарил, вот, платочек, замуж не звал, сказал, могут в любой момент отозвать на фронт... отозвали, небось. Время-то какое, мужики себе и не принадлежат. А бабам - тем более.
С этой стороны ничего подозрительного не было. Пламенный действительно перемещал войска, да и поди, найди там, кто кухарку... того. Попользовал. Все ж по доброй воле!
Тор Вэлрайо растворился, словно кусок сахара в горячем чае. Быстро, бесследно, качественно.
И тор Дрейл с ужасом думал, как он напишет в Лионесс...
А как ему оттуда ответят...
Уцелеет ли он вообще?
О чем-то большем мужчина даже и не помышлял, выжить бы...
Ее величество Элоиза ошибок не прощала. Тем более - таких.
Анна, Россия.
Анна смотрела на монастырь.
Грустно смотрела, но...
Ей очень надо было прийти сюда. Почему-то это было единственно правильным вариантом. Вот и Багиира. Сидит, смотрит всепонимающими зелеными глазами.
Анна медленно опустилась на одно колено, протянула к ней руку.
- Здравствуй, киса.
Багира с достоинством обнюхала предложенные пальцы. Тереться не стала, много чести, но коротко мявкнула и направилась в монастырь.
Анна пошла за ней.
Откуда-то она знала: кошка ведет ее именно к матушке Афанасии. Дорожка легко стелилась под ноги. Сейчас деревья еще нее покрылись листвой, разве что почки набухли, потом они станут пушистыми и тенистыми, а потом облетят. И наверное, будет здорово шуршать ногами по опавшей листве.
Анна этого уже не увидит.
Жаль, ей всегда нравилась осень.
Вот и матушка. Сидит на скамейке, думает о чем-то, повернулась на звук шагов и улыбнулась. Неловкость тут же исчезла.
Ей рады.
А она...
Анна вздохнула. Ей было тяжело начинать разговор, но это была необходимость. Почему-то именно так было правильно.
- Здравствуйте, матушка Афанасия.
- Здравствуй, Анечка. Присаживайся? Солнышко-то какое! Одно удовольствие!
Анна кивнула. Присела на теплую деревянную скамейку, погладила ее ладонью. Багира вспрыгнула рядом, улеглась в позу львицы. Голова гордо поднята, уши насторожены. Она чувствовала боль и тревогу Анны, вот и не расслаблялась.
- Спасибо вам, матушка.
- Так вроде и не за что, Анюта? Что случилось-то? Что ты вся такая... как погасшая?
Анна кивнула. Да, эта женщина видела ее до самого нутра. Именно погасшая. Анна искренне старалась улыбаться, радоваться, но...
Давило.
Обдуманное и хладнокровное убийство тем и отличается от самозащиты, что пачкает душу. Ломает ее, корежит....
Нет? Ваша душа спокойна после этого мероприятия? Так проверьте ее наличие.
Анна набрала воздуха в грудь. Решиться было сложно, а потому... получилось, как получилось. На выдохе.
- Я убила человека.
Матушка Афанасия даже и слова не сказала. Не шевельнулась. Не поменяла положения тела. Так и слушала - внимательно и участливо. Анна опустила голову. Она понимает, сейчас на нее посмотрят совсем иначе.. Но.... Ей не хотелось видеть этот переход от симпатии к отвращению.
Он будет.
И она все увидит.
Но... может ведь у нее быть крохотная отсрочка?
- Этот человек здесь и сейчас... он пытался навредить, - имен Анна не называла. - У него ничего не получилось. Но в дальнейшем она... он мог представлять серьезную опасность для моего сына. И я решила... - Ивана она не считала за убийство. Там-то все просто, хотели убить ее, промахнулись, получили в ответ. Да-да, именно убить. Даже если морально... Это самозащита. А вот с Цветаевой было именно убийство. - Я еще раз решила поговорить. Дала последний шанс. Я бы отменила все. Но...
- Но человек решил не прекращать своих попыток, - поняла матушка. - И ты его убила.
Оговорки не остались незамеченными. Но это потом, потом...
- Да.
- Ты жалеешь об этом?
Анна кивнула.
- Я... да, наверное, желаю.
- Человека - или себя? - Вопрос был поставлен остро и жестко. Даже немножечко жестоко. Так, что Анна задохнулась - и не смогла произнести даже слова. За нее это сделала матушка Афанасия. - Ты не убитого жалеешь и оплакиваешь. Тебе себя жалко. Ты пошла на страшный грех, ты ищешь себе оправдания, ты его не находишь. А хочется...
Анна кивнула.
Хочется, все верно.
- В Библии сказано, что это страшный грех. Это верно. Его не замолить, не выпросить прощения.
Голова Анны опустилась еще ниже. Она не плакала, но была близка к этому.
- Я знаю.
- Но ты не думаешь о другом. Грех нельзя замолить? Значит и начинать не надо.
Анна резко подняла голову.
- Что!?
Матушка Афанасия улыбнулась. И Анна поняла, ее не осуждают. Ее поняли и приняли. Вот такой, как она есть.
- Да, именно так. А ты думала, грехи отмаливать надо? Смешно даже сказать. Вот представь, ограбила ты кого-то, обобрала, предала, к пропасти подтолкнула, убила... да, всякое бывает в жизни. И помчалась в храм, полы протирать? Скажем, воровство десять молитв стоило, а убийство - двадцать? Ты про индульгенции слышала?
Анна кивнула.
Яна слышала. Дешевая попытка деньгами купить себе Царствие Небесное.
- То есть некоторые грехи не отмолить?
- Никогда. Или они останутся с тобой, или ты их исправишь.
- То есть? - Здесь и сейчас Анна не понимала, что от нее требуется. Нельзя ведь оживить Цветаеву? Да и можно было бы... она бы не стала.
- А ты подумай сама. На то Господь и разум дал, чтобы мы от зверей отличались. Есть ведь воровство - и воровство. Если человек с голода булку украл - он виновен?
- Ну...
- А если у него миллионы, а он миллиарды хапает? И то, и другое воровство. А все ж - разное.
С этим Аня была полностью согласна. И считала, что за первое надо бы накормить и приставить к работе, отрабатывать. А вот за второе... ох!