Семь "Я" Семеновых (СИ)
Красный огонек в темноте, словно вершина айсберга, возвышался над его лицом, едва освещая родной профиль. Наташа наблюдала за ним, уютно устроившись на мужском плече.
Его прохладная рука, едва придерживала ее за плечи. Наумов обнимал ее, но был далеко. Он был чужим.
Наташа коснулась рукой его подбородка, в надежде, что он посмотрит на неё, но Кирилл, кажется, не заметил.
— Кирилл?
Наумов вытащил сигарету изо рта, выпустил клуб беловатого дыма, и посмотрел на Наташу, как ей показалось. Подушка под ним тихо зашуршала.
— Что ни будь, случилось? — спросила Семенова, ощупывая его чисто выбритый подбородок в темноте.
— Нет, — ответил он, так, словно и не он вовсе.
— Ты стал какой-то другой…
Кирилл тяжело вздохнул, и отвернулся, вернув сигарету на прежнее место.
— Ты не говорила, что преподавать адский труд, — помолчав, сказал он.
Наташа засмеялась в темноте.
— Помни о том, что они просто дети…
— Милая, эти дети попадаются повыше меня, и «потоваристей» тебя. Это не для меня. Я художник, а не педагог.
Наташа снова хихикнула. Кирилл почти раздраженно затушил сигарету.
— Фу, где ты набрался этих жаргонных словечек? — продолжая улыбаться, спросила она.
Кирилл освободил руку, которой обнимал ее и поднялся с узкой кровати в комнате, в которой жил по приезду в ВУЗ. Комната была совмещена с его студией.
Для студии Наумов обустроил большую комнату, для своей спальни узкое помещение, едва ли больше, чем у Раскольникова.
— Ты куда?
Кирилл ступил на холодный пол, и пошел прочь из своей спальни.
— Я в туалет, — сдержанно сообщил он, и двинулся через свою студию, в отхожую комнату, в чем мать родила.
Наташа проводила его взглядом. Беспокойство, поселившееся в ней с первой минуты их разговора здесь, не давало ей покоя. Кирилл сильно изменился. Казался нервным, нетерпимым, раздражительным.
На улице, с глухим шелестом ветер трепанул деревья.
Фонарь, голубой свет которого падал через окно, в студию Наумова, исказил листву деревьев, превратив их в жутких, двигающихся, криворуких чудовищ.
Наташа, подтянув повыше одеяло, проследила за скольжением темных теней от щупальцев-ветвей, и ее взгляд зацепился за недописанное полотно, накрытое белой, заляпанной краской простыней.
Там была изображена ОНА. Лесная фея, в образе ее младшей сестры.
Что имел в виду Кирилл, произнося это странное слово «потоваристей»? Намекал на огромное количество соблазнов? Неужели он переспал со студенткой?
Наташа испуганно сжалась.
В этот момент послышались хлопающие шаги босых ног по паркетному полу студии. Кирилл возвращался. Он минул картину, даже не гляну на неё, вошел в спальню, закрыл дверь. Голубой свет фонаря больше не освещал Наумова, и Наташа потеряла любимого в темноте.
— Кирилл?
Мужчина тяжело опустился в постель.
— Да, милая.
— Если ты бросишь меня, я не переживу.
Он молчал.
Наташа прижалась к любимому всем телом.
— Почему ты молчишь? Я люблю тебя.
Она поцеловала его в щеку. Кирилл невнятно отозвался на ее ласку. Женщина похолодела где-то в глубине души. Что-то подсказывало ей, что «я люблю тебя» в ответ, ей уже не услышать.
— Давай спать, — сказал он, — завтра трудный день.
Наташа промолчала, окунувшись в свои невеселые мысли.
Он отвернулся. Его спина возвышалась перед ее лицом, сгущая и без того, сумрачную темноту.
Семенова закрыла глаза, в надежде не видеть этой темноты. Но там, по ту сторону ее сознания, было еще беспокойней и сумрачней, чем в его спальне.
Часть 4. Мужская История
18.
Максим вошел в свою квартиру, оставив ключи от своего мотоцикла на тумбочке у входа. Поместил шлем там же, небрежно скинул кроссовки, расстегнул мотоциклетную куртку и увидел свое отражение.
После встречи с Ленкой он чувствовал себя настоящим мудаком. Зачем он только взялся ей помогать в этих грязных интригах? Максиму на секунду даже показалось, что его сестру подменили.
Когда она успела превратиться из прекрасной девушки в хладнокровную стерву? Она разрушила жизнь человека в руины, даже не оглянувшись.
Макс смотрел на себя чужими глазами. Его лицо, глядящее с отражения, казалось не знакомым. Черные волосы, почти до скул, были стянуты сзади в крошечный хвостик, который мама просто ненавидела. Надо будет постричься, подумал он, и побриться, черная щетина придавала ему вид настоящего дикаря.
Семенов криво усмехнулся, перед его хищной улыбкой, которую переняла Елена, женщины просто сходили с ума, да вот толку от этого мало.
Макс направился в свою «гостиную», продолжая развивать свою мысль о доступности женщин. Сейчас у него есть все, что он хотел лет в двадцать. Только сейчас, все это ему не нужно. Доступные женщины потеряли свою привлекательность. Семенову хотелось чего-то такого — эдакого!
Мужчина скинул куртку, и стянул белую футболку через голову. Чудовищный шрам на его боку увидел свет, как и рельефные мышцы. Максим расстегнул джинсы, и, вытащив из их заднего кармана сотовый телефон, направился на кухню. Там достал пару яиц, побольше лука и масло. Водрузив сковороду на плиту, и тщательно смазав ее маслом, мужчина принялся снимать джинсы.
Когда с ними было покончено, Семенов зашвырнул их в «гостиную», выполняющую по совместительству функции столовой, прачечной, склада макулатуры, галереи спортивных наград, и газетных вырезок с упоминанием его имени, и многого другого хлама. Это логово настоящего холостяка редко посещали женщины. Даже родная мать не знала о том, что Макс живет именно в этой квартире. Для отвода глаз у него есть роскошная двух уровневая квартира в центре города. Но там Макс чувствовал себя неуютно, от всего этого мрамора и четких линий его мутило, было как-то холодно, кроме того, там постоянно толпились поклонницы. А о квартире в средне — статической хрущевке с обшарпанным подъездом никто не знает. Здесь Максиму было хорошо. Именно поэтому он здесь, а не там.
Яйца с отвратительным шлепком упали в горячие масло на сковороде, и кухня наполнилась специфическими звуками «шкворчания». Особенного «шкворчания» яичницы.
Тщательно присолив, и измельчив лук, Макс все смешал, продолжая обжаривать.
А мысли его все возвращались к Елене. Как она переменилась, до не узнаваемости. Интересно, кого он увидит, когда встретится с остальными сестрами?
Главное, Ксюха не менялась. Во всяком случае, когда он приезжал к ней на Новый год, (так как ему просто не к кому было поехать), Ксения казалась прежней.
Яичница была готова, Макс погасил огонь, и вернулся в «гостиную» за своим телефоном. Неожиданно ему захотелось поговорить с сестрой. У них такая огромная разница в возрасте. Когда он уходил в армию, ей было четырнадцать, когда они увиделись в следующий раз, Ксюша превращалась в очаровательную девушку. Причем умную девушку. Как Ленка ревновала его к младшей сестре!
Разные интересы, разные стили жизни, разный круг общения, они с Ксюхой были разными людьми. Объединяла их лишь любовь друг к другу.
Максим набрал ее номер сотового телефона, и сел есть, одновременно вслушиваясь в длинные гудки, который издавал аппарат.
Наконец раздалось тихое: «Алло».
— Ксюха, как жизнь?
— Максик! Я так за тобой соскучилась! — раздался ее немного приглушенный, но все же довольный голос в ответ, — Ты приедешь?
— Куда? — изобразив непонимание, спросил Макс.
Ксюша захихикала.
— Мама сказала, что ты будешь.
— Ах, ну если мама сказала, буду принепременно! — он улыбнулся, услышав ее тихий смех на его шутливый тон, — А ты?
— Приеду…
На заднем фоне послышался какой-то шум, и гулкий мужской голос.
— Что там у тебя происходит? — не удержался Максим.
— Да, сдала последний экзамен, жду Вику. Она уже сдает. А сантехник гоняет по коридору первокурсника за то, что тот накидал дрожжей в туалет. И пытается орать на него, но ничего не выходит, везде висят таблички: «Тихо! Идет экзамен!». Вот так вот, а ты что делаешь?