Проект «Око»

— Не старайся, мужик, не выйдет ничего, — труп лениво зевнул. — Ты не спишь, я тут и никуда уходить не собираюсь. И не забывай: все, что ты думаешь, я знаю. Я же часть тебя, моя милая принцесса.
— Да, хреново быть мной, — ответил Деймос.
— И не говори. А знаешь, что будет самым забавным? Наблюдать, как ты будешь пытаться не спалиться, что у тебя окончательно поехала крыша, — труп наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, разглядывая Деймоса, будто собака. — Оптические галлюны, старик! Да твоя кровля дала конкретную течь! Ох, а как огорчится этот старый пердун Ивор, если узнает! А что скажет милашка Анна? Ммм?
Покойник был прав: если это не сон и у Деймоса начались галлюцинации, то он в полном дерьме. Если он спалится, то будет, без сомнений, списан в брак. Тут даже на позицию оператора надеяться не стоит. А что последует за списанием и что именно это самое списание подразумевает, Деймос не хотел даже думать.
— Ой, ну ладно, озвучу за тебя, моя милая принцесса, — весело продолжил труп, пока его создатель сидел в ступоре на кровати. — Тебя усыпят, как бешеную собаку. Или пристрелят. Или извлекут модуль «Ока» и выжгут мозги электрошоком. Но дешевле все же пристрелить, — в этот момент труп исчез и через секунду появился прямо перед Деймосом. На нем была одета форма охранника центра, а в руках он держал пистолет. Труп навел оружие Деймоса, уперев ему ствол промеж глаз.
— Бам!!! — заорал труп, а в следующий момент в комнате прогремел выстрел.
Деймос дернулся назад и ощутимо приложился затылком об стену. Он мог поклясться, что ощутил острую боль в том месте, куда было прислонено дуло пистолета, услышал выстрел  и почувствовал запах пороховых газов. Рефлекторно схватившись за голову, он начал ощупывать место «ранения». С ужасом для себя под пальцами он ощутил липкую горячую кровь, струйками стекающую вниз и заливающую глаза. Труп хохотал.
— Да, детка! Да! Каково быть списанным в утиль, принцесса? Как ощущения? — он продолжал истерично хохотать, размахивая пистолетом перед лицом собственного хозяина. — Клянусь всеми богами, это был бы для тебя лучший исход, мразь! Но я не могу тебя убить, — теперь он говорил тихо и спокойно. — Зато я поразвлекусь с тобой вволю, принцесса. Теперь ты моя сучка, понял?
Кровь внезапно пропала, как и боль. На месте аккуратного отверстия в черепе опять была кожа. Деймос закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул и ответил:
— Пошел ты… Ты лишь часть моего сознания.
Когда он открыл глаза, в комнате уже никого не было.
Это было очень плохо. Появление галлюцинаций, тем более таких агрессивных, не сулило ничего хорошего. Теперь ему придется быть максимально внимательным к тому, что происходит вокруг. Если хоть кто­то узнает о его проблеме, ему крышка.
— Ты думал, что так легко от меня отделался? — голова трупа появилась из­под кровати, а на его лице была все та же мерзкая ухмылка. — Хрена тебе, принцесса! Теперь мы вместе навсегда.
Этот и последующие дни обещали быть очень и очень долгими.
* * *
Настало утро. Гетто, которое никогда толком и не засыпало, оживилось. Караульные бригады на КПП сдавали свои посты сменщикам, ночные патрули возвращались на базу. Еще перед приездом Мэтта после последнего рейда Томми перевел Гетто на военное положение. Его бригада потеряла огромное число бойцов, но все еще была способна контролировать столичный пригород. Старик ввел Бригадира в курс дела и пообещал выслать подкрепление из нескольких городов, находящихся под контролем сопротивления. Пока же им придется обходиться собственными силами.
Оливер встал рано. Многолетняя выучка не позволяла ему валяться в кровати после восхода солнца, и он с первыми лучами уже был на тренировочной площадке, разминаясь перед маршем. Накануне они еще долго сидели с Мэттом, обсуждая детали перехода и временами предаваясь воспоминаниям. Все же, как ни противился Оливер, сопротивление было частью его жизни. Так просто все не забыть.
От старика он узнал, что к ним за время его отсутствия перешла Калифорния целиком и почти весь Север. У нового правительства не хватало ресурсов для контроля всей территории страны, и даже если бы им и удалось выбить сопротивление в канадские леса, на освобожденных землях все равно было бы некому жить. Голод и последующая гражданская война выкосили девять из десяти жителей континента. 
 
Он вздрогнул, вспомнив о революции и последующей затяжной войне. В то время государства мира одно за другим исчезали в горниле войн. Его отец каждый раз, смотря новости, только тяжело вздыхал и говорил: «Нам повезло, Олли, тут войны не было почти три сотни лет! Все тут будет спокойно». Отец ошибался и погиб глупо — стоя в очереди за крупой. 
«Полкило в руки по рабочей карте!» — Оливер как сейчас помнил эти выкрики солдат, держащих толпу на прицеле. Каждый раз отец возвращался, иногда ни с чем, но живой. Кроме последнего. Подобный случай на тот момент был уже далеко не первым. Кто­то ломанулся без очереди, началась давка, паника, и солдаты открыли огонь на поражение. Будучи тогда еще ребенком, Оливер решил, что с подобной властью не хочет иметь ничего общего. 
Дальше было хуже. 
Он наблюдал, как люди гибли от болезней, выпущенных то ли случайно, то ли намеренно из закрытых лабораторий. Чума, штаммы гриппа, на фоне которых испанка казалась легкой простудой, вирус Эбола, адаптированная к умеренному климату и местным насекомым малярия и еще черт знает что, сжигающее людей изнутри за считанные дни и часы. И люди гибли миллионами. Кого не убили болезни, добил голод. 
Единственное, что спасло континент от превращения в безлюдную пустыню, — утилизация еще до войны ядерного вооружения, тогда уже морально устаревшего и слишком дорогостоящего в обслуживании. Хоть что­то вояки сумели сделать правильно. Но тогда Оливера это мало заботило. Вскоре после гибели отца от дизентерии умерла и его мать. Спустя лет шесть после начала войны его, уже взрослого по военным меркам, шестнадцатилетнего озлобленного бандита, завербовал Мэтт.
Вспоминая то, как он вообще попал в сопротивление, Оливер подошел к самодельному турнику и начал подтягиваться. Иногда ему казалось, что годы не властны над ним, потому что в свои сорок семь он мог дать фору любому двадцатипятилетнему. Да, он уже не был так быстр, как раньше, но постоянные тренировки помогли сохранить силу и здоровье. Еще он был благодарен предкам, среди которых не было ни лысых, ни рано седеющих. Конечно, шевелюра была уже не та, но выглядел и чувствовал себя Стальной Генерал как и десять­пятнадцать лет назад. Готовым к борьбе. Иногда, в пасмурную погоду, ныли старые раны и переломы, но в целом все было хорошо.
— Что, сила привычки покоя не дает? — к турнику в одних штанах и ботинках подошел Мэтт. — Оно, наверное, и правильно. А то у меня в штабе половина народу жиром на усиленных пайках заплыла.
— Да и ты брюшко нагулял, — ответил Оливер, не прекращая подтягиваться и стараясь не сбить дыхание. — Стареешь, Мэтт.
— Ну, мне­то уже за шестьдесят, парень.
— Парнем я был лет двадцать назад.
— Для меня ты им навсегда и останешься.
Оливер через силу подтянулся последний, пятидесятый раз и спрыгнул на землю.
— Лапы подержишь? — спросил он Мэтта.
— Давай попробую.
Еще двадцать минут прошли в молчании. Оливер закрутил руки парой тряпок и колотил по старым, порванным в нескольких местах самодельным лапам, а Мэтт старался сдержать его удары, иногда проседая под их напором. Особенно тяжело приходилось старику, когда Оливер вкладывал в них не только мышечную силу, но и свой вес.
— Бьешь как любитель, — сказал старик. — Если от такого удара увернутся, то тебе крышка.
— А если попаду, то больше не встанут, — огрызнулся Оливер и еще раз ушел всем весом в удар левой.
— Ты хоть молодняк такому не учи, ты­то в рубашке родился.
— Ага, особенно когда мне чуть руку не ампутировали, — Оливер продолжал колотить лапы на руках своего наставника.