Морпех. Дилогия (СИ)

— Разрешите посмотреть? — неожиданно подал голос старший лейтенант, помогая командиру отряда выбраться наверх.
Изучив находку, морпех задумчиво хмыкнул:
— В принципе, я в ваших делах ничего не понимаю, но штуковина знакомая. На любом рынке продается, от силы рублей двести стоит. И уж точно на Швейцарию не тянет, обычный китайский ширпотреб. Сталь никакая, мягкая слишком. И ржавеет, зараза.
— В каком смысле? — напрягся Егорыч, кряхтя выбираясь из раскопа. — Ты что, видал подобные?
Алексеев широко улыбнулся, копаясь в набедренном кармане камуфляжа:
— Да вот, собственно, так-то оно нагляднее будет…
И выложил на ладонь еще один в точности такой же.
Обступившие старшего лейтенанта поисковики пораженно глядели на два практически идентичных предмета. Или не практически, а абсолютно идентичных. С той лишь, понятно, разницей, что один был старше второго более чем на семь десятков лет…
— Вот так ни… чего себе, — пробормотал Сергей, осторожно, словно неразорвавшуюся гранату, беря в руки оба ножа. Повертел, внимательно осматривая, зачем-то раскрыл и убрал обратно в корпус лезвие, протянул Семенову. — Реально один в один! Даже царапина на левой накладке похожая. Что за фигня-то такая происходит, а? Товарищ старший лейтенант, а вы где свой ножик взяли?
— Ну, не украл же, — усмехнулся морпех. — На рынке купил, на лотке. Сто раз выбросить собирался, а все таскаю с собой зачем-то. Подарить?
— Нет! — Ерасов резко отшатнулся, в первый момент даже не осознав, чем именно вызвана столь неожиданная реакция. — Не нужно, сами ведь сказали, что сталь никакая. Да и вообще, у меня свой имеется, нормальный…
Хмыкнув, старший лейтенант пожал плечами:
— На нет и суда нет.
— А знаете что, ребятки, — задумчиво протянул Виктор Егорович. — Я ни в мистику, ни в попаданцев этих ваших не верю и верить не собираюсь, так что заканчивайте-ка работу, раскладывайте бойцов на баннера — и все такое прочее, не мне вас учить. А мы с товарищем лейтенантом пока по другим позициям пройдемся. Степа, ты ступай вперед, сейчас догоню.
Дождавшись, пока морской пехотинец отойдет метров на пять, Егорыч негромко сообщил:
— И вот еще чего скажу: вы глупости-то из головы выбросьте! Думаете, не догадываюсь, что вам сейчас в башку пришло? Начитались, понимаешь, книжек всяких! Степка, если у кого подобная мысль появилась, там, — он кивнул в сторону раскопа, — никак оказаться не может! Хотя бы потому, что он на целую голову выше и в плечах куда шире. Понятно? И на этом все, об остальном вечером поговорим. Все, работаем, до темноты еще куча времени…
[1] ЛОЗ — личный опознавательный знак, в просторечье — «смертный медальон». Закручивающийся бакелитовый футлярчик с бумажным вкладышом-анкетой внутри.
  
Глава 1
 
Район Южной Озереевки, борт БДК «Новочеркасск», наши дни
Из-за внезапно поднявшегося волнения высадку отложили почти на два часа. Все это время БДК отнюдь не отстаивался на дальнем рейде, а активно маневрировал, имитируя уклонение от вражеского огня с берега, что не добавляло находящимся на борту морским пехотинцам особого оптимизма. Когда волны опали до трехбалльной отметки, десантный корабль, аккуратно подрабатывая дизелями, развернулся носом к берегу и дал малый вперед, выходя в район десантирования.
Комвзвода старший лейтенант Степан Алексеев, получив от мрачного ротного последние наставления, в сухом остатке, то бишь за исключением второго командного, выражавшиеся в строжайшем приказе «задраиться нахрен, и снаружи не отсвечивать, поскольку море неспокойное, а синоптики с их прогнозами — чудаки на букву «м», забрался внутрь родного бронетранспортера и, не скрываясь, улыбнулся. Ну, наконец-то! Поскольку валяло корабль, несмотря на четыре тысячи тонн водоизмещения, весьма прилично. Вроде и шторм не шибко серьезный, но все одно неприятно — за возможность подходить вплотную к берегу, высаживая десант в буквальном смысле на пляж, приходилось платить небольшой, меньше четырех метров, осадкой. И, как следствие этого — неслабой качкой, что килевой, что бортовой, к которой морпехи были не слишком привычными. Поэтому двухчасовое сидение в стометровой стальной коробке реально достало всех. Морской пехоте, несмотря на легендарное название, нужен простор, нужна суша — в первую очередь она все ж таки именно пехота, береговые части, оказывающиеся на борту лишь на время переброски к будущему ТВД. А пехота, как ни крути, на волнах не воюет, поскольку сыро и автомат утопнуть может, а он — суть казенное имущество. Окапываться, опять же, сложно — и окоп слишком быстро оплывает, и бруствер, зараза такая, уставную форму не держит…
 
Под гулкими сводами танкового трюма ожили динамики громкой связи, оповещавшие о выходе в заданный район и готовности к высадке на плаву, и корабль застопорил ход. Одновременно приказ продублировали по внутренней связи уже исключительно для экипажей, и механики-водители БТР-80 завозились на своих местах, запуская двигатели. Алексеев мельком порадовался, что его бэтэр пойдет первым: еще несколько минут, и трюм, несмотря на раскрытые командой погрузочные палубные люки, плотно затянет выхлопными газами, от которых не защитит даже фильтровентиляционная установка. Вернее, защитит, создав внутри избыточное давление, но исключительно до того момента, пока не придет срок производить забор забортного воздуха. Так что крайним в очереди на высадку, которым не посчастливилось оказаться в районе кормового лацпорта, останется надеяться исключительно на «резиновое изделие номер один», суть — столь нелюбимые армейской братией вне зависимости от рода войск противогазы. Будем надеяться, командование это тоже понимает, и с выгрузкой тянуть не станет…
Командование, разумеется, понимало, и тянуть не стало: громко лязгнув, раздались в стороны носовые ворота десантного устройства; пошла вниз выкрашенная рыже-коричневой краской ребристая аппарель. Переменчивый черноморский ветер зашвырнул в расширяющуюся с каждым мгновением щель щедрую пригоршню соленых брызг, разметал на время сизые солярные выхлопы. Аппарель врезалась в волну, плеснувшую внутрь и покрывшую настил кружевами грязной пены, уступила место следующей, не менее активной.
Дождавшись полного раскрытия створа, командирский бронетранспортер тронулся с места и, наклонив косо срезанный нос, покатился вперед. Волна, несмотря на поднятый в верхнее положение отражательный щиток, захлестнула корпус по самый башенный погон, перехлестнула через башню с задранным на максимальный угол КПВТ. Многотонная машина тяжело погрузилась в покрытую пенными бурунами пучину, подпрыгнула поплавком, неохотно выправилась и, врубив водометный движитель, двинулась к недалекому берегу, до которого оставалось всего каких-то метров триста. Следом скатился в море второй БТР, забирая чуть в сторону, затем третий — начавшаяся высадка чем-то подобна лавине, остановить которую уже практически невозможно… если, конечно, не произойдет чего-то вовсе уж неожиданного и идущего вразрез с планами командования. Но пока ничего подобного не происходило, хоть ветер, судя по срываемым с гребней волн пенным барашкам, внезапно и усилился, заодно в очередной раз изменив направление. Над головами торопливо затукали пятидесятисемимиллиметровые спарки корабельных автоматов АК-725 — операторы отрабатывали зачистку зоны высадки и артиллерийскую поддержку десанта, азартно пуляя холостыми в белый свет, как в копеечку. Более серьезное вооружение, пара двадцатиствольных «Градов-М», по понятным причинам молчало: высаживаться предстояло не на полигон, а на самое обычное побережье.
 
Слева сдавленно матерился мехвод, и Степан его очень даже хорошо понимал: «восьмидесятка», при всех ее неоспоримых достоинствах, — все-таки не моторная лодка, а трехбалльное море — не равнинная река где-нибудь в средней полосе родной страны. Плавучесть так себе, управляемость — примерно на том же уровне. Главное — не встать бортом к волне, если захлестнет, несмотря на воздухозаборные трубы, двигатель — пиши, пропало.