Я — следователь

Во всем его облике, от выражения карих, со слегка монгольским разрезом глаз и уверенной, с оттенком снисходительности, улыбки, по временам трогавшей тонкие бесцветные губы, до последней детали одежды: тщательно отглаженного темно-синего костюма-тройки, подобранных в тон рубашки и галстука, элегантных, по моде тупоносых туфель, — царило едва скрываемое торжество; глядя на этого человека, нельзя было и предположить, что жена его находится в больнице с тяжелейшим переломом позвоночника. Он умел себя представить. Сразу бросалось в глаза — это человек не безвольный, уважающий себя человек, знающий себе цену и умеющий держаться, несмотря на несчастье, постигшее его столь неожиданно.
На его показания у меня были особые надежды. Обвиняемый Боков твердо стоял на своем: скорости, допустимой при езде в данном населенном пункте, он не превышал. Бершадская, которую удалось коротко допросить с разрешения главного врача, на мои настойчивые вопросы отвечала сквозь слезы только одно: скорость была достаточно высокой. Вот почему я с нетерпением ожидал разговора с Бершадским. И он оправдал мои надежды, заявив без всяких колебаний, что скорость автомобиля, управляемого Боковым, в момент столкновения составляла восемьдесят километров в час.
— Как же вы это определили? — спросил я, придав вопросу значительную долю скептицизма. Ошибаться было нельзя.
— Вы знаете, когда мальчишки выскочили на дорогу, я как-то случайно из-за спины Бокова бросил взгляд на спидометр. Стрелка находилась в строго вертикальном положении, а это как раз и означает скорость в восемьдесят километров. Вы можете легко убедиться в точности моих показаний, взглянув на шкалу спидометра: именно в верхней части круга находится эта цифра.
Моя душа освободилась от груза. Теперь я мог смело передавать дело прокурору для утверждения обвинительного заключения, а затем в народный суд. Было доказано, что Боков допустил нарушение правил безопасности движения, это в конечном результате и вызвало столь тяжелые последствия. Вся загвоздка была в том, что по тормозному пути скорость автомобиля установить не представлялось возможным. По утверждению Бокова, он успел лишь крутануть баранку, времени на торможение просто не хватило. Показания Бершадского устраняли пробел, все расставляли по местам: была бы соблюдена скорость, не последовало бы столь тяжких последствий...
— Вы знаете, — прервал мои мысли Бершадский, — причиной аварии послужило не только превышение скорости, но и нахождение водителя в нетрезвом состоянии.
— Вот как? — не мог я скрыть удивления. Подобное уже расходилось с установленными следствием фактами. В судебно-медицинском заключении сообщалось, что обвиняемый не употреблял алкогольных напитков.
— Об этом могут дать показания свидетели, — настаивал на своем Бершадский.
Говорил он без тени колебаний и сомнений. А вот у меня они невольно зародились. Где же истина? Потихоньку она начала уплывать.
— Что же могут показать свидетели? Кто из них видел, что Боков с утра или накануне употреблял спиртные напитки?
— К сожалению... К сожалению, этого никто не видел. А почему не предположить, что Боков пьет горькую в одиночку? — вопросом на вопрос ответил Бершадский.
— И еще перед поездкой к председателю райисполкома. Наверное, для смелости, — добавил я с почти незаметным сарказмом.
— Вот это меня тоже удивляет, — продолжал серьезно Бершадский. — Почему он с утра напился? Но факт остается фактом: несколько жителей поселка могут подтвердить, что он с утра горланил песни, сидя за рулем автомобиля. Так что доводы о нетрезвом состоянии не высосаны из пальца, — голос Бершадского начал отливать металлом.
— Вы специально собирали сведения? — Хотелось выяснить истоки подобной инициативы.
— Не специально. — Бершадский секунду колебался, а затем доверительно продолжил: — Я советовался в юридической консультации, и там разъяснили, что Боков будет нести не только уголовную, но и гражданско-правовую ответственность. По возмещению моей жене утраченного заработка. Ведь по его милости она станет инвалидом.
 
— Сначала возмещение ущерба будет производить училище, на транспорте которого при проезде произошел несчастный случай. Затем эти суммы в порядке регресса будут взыскиваться с Бокова.
— Нет, шалишь, — усмехнулся Бершадский. — Вопрос об уголовной ответственности решаете вы. А вот вопрос с регрессным иском будет решать вышестоящая хозяйственная организация. А вдруг она посочувствует Бокову и не предъявит иск? Адвокат мне все разъяснил. В деталях. Докажете вы, что Боков, ко всему прочему, был нетрезвый, — труба: прощения не будет. Мне бы очень хотелось, чтобы он отвечал сполна, полной мерой!
— Странное желание для сослуживца. И, по-моему, для однокашника. — Мне было необходимо до конца выявить точку зрения Бершадского. — Вы ведь когда-то вместе учились. Не так ли?
— Это отношения к делу не имеет, — опять ушел от ответа агроном. — Зло должно быть наказано, — закончил он твердо.
Наши глаза на секунду встретились. На одну только секунду, и Юлиан Степанович поспешно скользнул взглядом в сторону. Увы, сомнения у меня возникли снова.
Ими я и поделился с прокурором. Тот долго думал, по привычке потирая переносицу.
— Что скажете, Петр Ефимович? — не выдержал я.
— С одной стороны, все вроде правильно. Превышение скорости, тяжкие телесные повреждения, значительный материальный ущерб... Автомобиль-то здорово побит? — размышлял вслух прокурор. — И не восстановлен?
— Не восстановлен, — подтвердил я, в глубине души удивляясь, что Тельцов интересуется сведениями, на первый взгляд не имеющими прямого отношения к делу.
— Не восстановлен! — обрадовался прокурор, удивляя меня еще сильнее.
— Это нам ничего не дает.
— Не дает? — непонятно улыбнулся Петр Ефимович.
— Конечно, не дает.
— Я пришел к выводу: ты не доверяешь памяти Бершадского? — Тельцов вроде бы и не замечал моих возражений.
— Сказать точнее, сомневаюсь в добросовестности его памяти.
— Тогда попытаемся обратиться к другой, беспристрастной памяти. И объективной. К памяти металла. С сопроматом знаком?
— Не приходилось.
— А вот мне приходилось. До войны ведь я обучался в горно-металлургическом. Война помешала стать инженером. А после войны, как мало-мальски грамотного, — пошутил прокурор, — направили работать следователем. Думал, временно, но жизнь заставила кончить юридическую школу, затем ВЮЗИ. Вот временное и растянулось на всю жизнь... Это все беллетристика. Мы ушли от темы. — Петр Ефимович согнал с лица остатки улыбки. — Перейдем к существу. По деформации металлических частей автомобиля Бокова попытаемся установить его максимальную скорость в момент столкновения со столбом...
Заведующий кафедрой сопротивления материалов Н-ского политехнического института профессор Трутников провел металловедческую экспертизу и по глубине вмятин на лобовой части «ГАЗ-69» определил силу удара. С помощью математических преобразований была установлена скорость движения автомобиля, управляемого Боковым. Она составила не более 51,6 км в час. Экспертиза подтвердила показания Бокова и опровергла показания Бершадского. Теперь я без всяких колебаний и сомнений мог выносить постановление о прекращении уголовного дела в отношении директора училища механизации сельского хозяйства Александра Артемьевича Бокова.
Оставался завершающий разговор с Бершадским. Предстояло разобраться в причинах его поведения. Может ли человек предчувствовать грозящую опасность, предстоящие неприятности? Глядя на Бершадского, можно было положительно ответить на этот вопрос. Он был так же элегантен и слегка высокомерен, но теперь в выражении лица что-то неуловимо изменилось, во всем облике не проглядывало и капельки торжества. Скорее, он был насторожен, весь как-то натянут. Двигался скованно и опасливо, вроде со всех сторон его окружали окрашенные стены и он боялся вымазаться в свежей краске. Аккуратно примостившись на краешке стула, упорно избегал моего взгляда. Я же решил не играть в кошки-мышки и сразу заявил, что он уличен в даче ложных показаний.