Дочь Водяного (СИ)
Михаил не без труда спрятал улыбку. Дед Овтай рассказывал, что, если славянские русалки или мокшанские ведявы по какой-то причине оставались среди людей, они до самых преклонных лет сохраняли останавливающую взгляд неувядающую красоту. Хранительница тайги не стала тут исключением. Идеальная фигура при не очень большом росте, атласная без единого прыщика или родинки кожа, тонкие запястья и узкие стопы, исполненное нежного очарования лицо, зеленые манящие глаза, роскошные волосы цвета липового меда, которые Михаил приметил еще вчера. Она и сама даже в человеческом облике напоминала липовый мед. Казалась светящейся и прозрачно-текучей и совсем не походила на сызмальства привыкших к тяжелому труду, полгода проводивших на открытом воздухе и от этого до срока старившихся деревенских.
— Может быть, из туристов? — предположил Андрей. — Надо будет тогда вернуться к реке. Вдруг там еще кому-то помощь нужна?
Он потянулся за энцефалиткой, но Хранительница вцепилась в него вмертвую, уверяя, что в лесу больше никого нет, а она сама живет тут в соседней деревне, просто переехала недавно. Она назвалась Ланой, но Михаил понимал, что это не истинное имя, что, впрочем, не отменяло его искреннего восхищения и желания помочь. Хранительница выглядела не только измученной, но и смертельно напуганной. Судя по всему, Хозяин Нави не шутил.
— Не отдавайте меня. Он придет за мной, — едва ли не со слезами на глазах взмолилась она, глянув в окно, пока Андрей и Кузьмич отпаивали ее чаем с шоколадными батончиками.
В бытовых вопросах Лана оказалась совершенно беспомощной. Толком не знала, как держать кружку, в рукавах надетой на нее фланелевой рубахи путалась, как олененок, а шоколадку едва не начала есть прямо в обертке.
Михаил тоже глянул наружу и понял, что пора. Конечно, заступить дорогу такому, как Константин Щаславович, решится не каждый опытный шаман, не то что самоучка, хоть и перенявший у домовины пращура его дар, но полноценного посвящения не прошедший. Но выбора нет. Андрей с Кузьмичом не помощники. Даже со стволом. Хотя бы поостереглись покидать прогретые печным жаром стены. Конечно, его обереги с рунами что-то да стоили, но силы были слишком неравны.
Пока Андрей и Кузьмич хлопотали над Ланой, Михаил на всякий случай проверил правильность начертания рун и еще раз поправил обереги. И почему он сразу понял, что ареной противостояния станет этот забытый Богом поселок? Впрочем, вчера он просто защищал оказавшихся рядом с ним людей. Встретившись глазами с Ланой, он прочел в ее взгляде благодарность и надежду. При этом она все теснее прижималась к Андрею.
Михаилу даже стало обидно: колдун собирался в поход, чтобы спасти прекрасную русалку, а та, прямо как героиня Андерсена, предпочла ему принца. Впрочем, если по-честному, принц начал бороться за русалку и ее владения задолго до того, как колдун получил редакционное задание. К тому же Михаил понимал, что в опасности оказались они все, и его долг шамана — загнать злокозненного выползня обратно в Навь и по возможности запечатать проход.
— Я немного поработаю над репортажем, не хочу тут мешать, — направился он в сторону щитового домика, не без труда убедив Андрея остаться вместе с Ланой в теплой натопленной избе.
Отперев дверь, включив свет и положив на стол блокнот с ручкой, он достал дудочку и осторожно выбрался наружу.
Следовало торопиться. До полуночи оставалось не более сорока минут. Круг, которым он с утра оградил людские жилища, к счастью, остался цел. Хотя для полноценной защиты стационар стоило опахать, как делали в селах в случае крайнего бедствия, впрягая в плуг баб и голося в одновременности колядки, веснянки, покосные и зажиночные, что в обычной ситуации не допускалось. Он едва закончил работу и очистил огнем внутреннее пространство, когда из леса пожаловали незваные гости.
Зрением Иного мира Михаил видел их безобразие. Все вместе и по отдельности они являли картину тлена, но не естественного перехода органики в минеральное состояние. Симулякры. Использованные или изначально пустые полиэтиленовые упаковки, создающие иллюзию безопасности и изобилия при тотальном дефиците. Они множились и наступали, пытаясь удушить, рвались к дверям домика сторожа, за которыми пряталась Лана, натыкались на круг и со злобным шипением бросались прочь, чтобы через миг продолжить натиск.
Михаил присел на крыльцо и поднес дудочку к губам. Для непосвященных его негромкий наигрыш напоминал перекличку ночных птиц, поэтому он не опасался, что Андрей или Кузьмич полезут на улицу, дабы призвать его к порядку. Да и Лана им не позволит. Другое дело, что и духи-помощники на зов собираться не спешили, а порождения Нави, щерившие зубы и скребущие когтями за пределами круга, хотя и не могли преодолеть преграду, но слушаться не желали. Они тоже вели свой завораживающий танец, пытаясь выманить за пределы круга, отсечь, как смертным полиэтиленом, от мира живых, лишить воли и увлечь в бесконечный лабиринт теней без надежды на возвращение.
С каждой новой фразой Михаил чувствовал, как густеет стылый влажный воздух, как становится тяжелым и затхлым, словно в каменном мешке, из которого замурованные заживо вытянули весь кислород. Наступающая тьма обволакивала, давила, не позволяла расправить легкие, сколько Михаил ни напрягал грудобрюшные мышцы. А ведь он занимался спортом и упражнения на пресс выполнял шутя.
Стараясь не обращать внимания на нарастающий звон в ушах, не имея возможности стереть выступивший на лице липкий противный пот, Михаил продолжал играть, понимая, что останавливаться не имеет права. Сейчас речь шла уже не только о спасении Ланы, но и о собственной жизни.
Когда над лесом забрезжил рассвет, и порождения Нави убрались восвояси, Михаил чувствовал себя, почти как вестник победы под Марафоном. Он выдержал, сумел защитить Хранительницу тайги, но вместе с тем понимал, что это лишь только начало.
Проснулся Михаил после полудня и, причесываясь, не удивился, обнаружив на гребенке седые волосы. Чувствуя себя разбитым и опустошенным, он порадовался, что предки мокшане наградили не только белесыми бровями и ресницами, но очень светлой, почти белой шевелюрой, на которой преждевременная седина в глаза не бросалась.
В домике сторожа приятно пахло свежезаваренным чаем и горячей картошкой в мундирах. Лана еще спала. Кузьмич копошился у сарая, вытаскивая оттуда бак с бензином и мотор от лодки. Они с Андреем собирались наведаться в село, находившееся на другом берегу реки. Мудрицкому кафедра поручила закупить там крупу, соль и спички для будущих практикантов в дополнение к консервам, которые он привез из города и уже выгрузил на склад.
— Я хотел сначала взять с собой Лану, но не уверен, что это ее поселок, — стряхивая с рыжей бороды капли воды, пояснил умывавшийся у колодца Мудрицкий. — Пускай пока погостит, отдохнет немного, — добавил он, явно пытаясь оправдать свое нежелание отпускать девушку, на которую он тоже однозначно «запал». — Бедная металась до самого рассвета, бредила об этих проклятых путах.
— Ясное дело, — понимающе кивнул Михаил. — Хорошо, что все обошлось. Еще чуть-чуть, и она бы просто утонула или от переохлаждения погибла.
Он, конечно, понимал, насколько абсурдно звучат его слова в отношении русалки, но не мог же он объяснить Андрею причины, по каким Лана и в самом деле находилась под угрозой.
Мудрицкий предложил Михаилу позавтракать, отдохнуть и осмотреть окрестности, показал, где лежат спички и дрова, если будет холодно и понадобится растопить печь.
— Если хочешь, поехали с нами, — предложил он. — Посмотришь, как сейчас глубинка живет, вернее, выживает.
Михаил, конечно, понимал, что дополненный фотографиями рассказ о жизни глухой таежной деревни сделает репортаж о полигоне более правдивым и емким. К тому же в такой поездке можно добыть материала на отдельную статью. Но он ни в коем случае не мог сейчас оставить Лану одну. Хотя и сомневался, сможет ли отбиться, если Константин Щаславович по-простому отправит за бедной русалкой братков.