Море волнуется раз... (СИ)

— Ты думаешь о людях плохо? — уточнил Иммераль.
— Нет, что ты! Я юрист, разбиравший такие дела, после которых думаю о людях исключительно хорошо, — язвительно возразила я и уточнила: — Хорошо, что судьба отвела! Хотя от тети Кали ничего плохого не видела.
Так вот, после того, как Гертруда сбежала и подруги начали поиски, Эллара всячески им помогала. Видимо, в благодарность за это, ведьмы и сообщили ей правду о местонахождении сестры. Что, собственно, в последствии, и спасло мне жизнь. Что ж, случайности редко происходят по-настоящему случайно.
Откуда сам Иммераль знал, где живет старуха, он ответил только, что пересекался с ней несколько раз по делам. С ней и ее воспитанником. Я смутно помнила белобрысого паренька, примерно моего возраста, но ни кто он, ни его внешность, память выдавать отказывалась. Только имя сохранила. Михаил.
Мы с ним и виделись-то один раз. Гертруда тогда привезла меня к Лилит на неделю — небывалый срок нашего с ней расставания, иногда мне казалось, что она всю жизнь не спускала с меня глаз. Теперь-то понятно почему, но всю жизнь меня это безумно раздражало! Так вот Лилит, попытавшись меня занять огородом и разочаровавшись в моих садоводческих талантах, плюнула, погрузила меня в машину и поехала к Кали. Неделю старухи кутили, приглашая не только своих старых ухажеров, но и, видимо, чужих (судя по тому, что в ворота особняка частенько колотили рукой, ногой или даже клюкой такие же древности, как они). Подружки мерзко хихикали с террасы второго этажа и слали орогаченным дамам воздушные поцелуи.
А вот я все это время была предоставлена сама себе, как и тот паренек…
На ночь мужчины вызвались сторожить по очереди, даже волка припахали. Тот покряхтел, проскрипел, побурчал, но отнекивается не стал. Даже сбегал поохотиться, чтобы эльф стрелы попусту не тратил.
Мясо решили поджарить, чтобы не мыть посуду магией (и не рисковать ее целостностью), но после сытного ужина шашлыком, я провалилась в тяжелый, муторный сон, едва укрывшись походным одеялом.
И, что очень неожиданно, мне снова приснился он. Давно не виделись, что и говорить. Последний раз этот сон мне снился накануне двадцать первого дня рождения.
Мужчина без возраста, с резкими, какими-то упрямыми, чертами лица, с коротко стриженным темными волосами, но одетый в какую-то средневековую одежду, стоял рядом со мной над обрывом. Одну руку он спрятал в карман, в пальцах же другой — крутил что-то, похожее на ключ от домофона, только из прозрачного стекла.
— Зачем ты убегаешь? — спросил он.
Хм, а вот это что-то новенькое.
В детстве он часто спрашивал, как мои дела, с кем я дружу, все ли у меня хорошо. В юности мы говорили о жизни, я рассказывала о своих друзьях и планах — о том, о чем так сложно было говорить с едкой, ехидной теткой. В последний раз, когда мне снился этот странный тип, он спросил, влюблена ли я в кого-то.
И я просто сбежала. Напомнила себе, что все это сон и… проснулась.
Потому что я была влюблена. В него.
После этого мужчина сниться прекратил, и я даже, посмеиваясь над глупостью этой мысли, думала, что он просто обиделся.
И вот теперь — здрасьте вам!
— Потому что не хочу, чтобы меня убили, — пожала я плечами, улыбаясь неизвестно чему. — Люблю, знаешь ли, быть живой.
— Это заметно, — хмыкнул мужчина.
Его обветренное лицо стало более суровым за эти годы, в глазах появилась усталость.
— Ты изменился, — продолжая пристально его разглядывать, доложила я.
— Много лет прошло, — невозмутимо кивнул он. — Ты уверена, что бежишь не от себя?
— Вполне вероятно, что я впервые в жизни бегу навстречу себе, — неизвестно почему его слова меня задели и разозлили.
Причем, настолько, что я проснулась с бешено колотящимся сердцем и сжатыми до онемения кулаками.
Ловец
— Лилит, выслушай нас, — глупо потратил я три слова, но под ее разгоравшимися глазами быстро собрался: — Гертруда связала нас клятвой, мы должны исполнить ее последнюю волю!
 
Уф! Вроде уложился… по спине пробежал противный холодок.
Пиритка целую вечность смотрела на нас пылающими в прямом смысле слова глазами, но я уже выдохнул. Если она сразу не метнула свои огненные шары в нашу сторону, вероятность этого таяла с каждым утекающим в вечность мгновением. Кажется, и вампир это понял, потому что я услышал, как он спешился и сделал шаг вперед, становясь со мной плечом к плечу. Ну и дурак! То, что вероятность смерти мала, еще не значит, что ее нет совсем.
— Лилит, нам очень жаль… — склонился Алекс в изысканном придворном поклоне, призванном как раз, насколько я помнил, выражать сочувствие и скорбь монаршим особам.
Странно, но старая ведьма оценила. Царственно склонила коротко стриженную седую голову, впитав пламя в ладони. Я снова чуть не потер глаза — как у нее это получается? Ведь стоит тут в обычных штанах, слегка даже землей запачканных, и рубашке, узлом завязанной под плоской грудью, а ощущение, что тебя невиданной милостью одарили.
— Я знаю, что Гертруда ушла, — надтреснутым голосом проговорила она. — Твоя работа, Ловец?
— Нет, — честно ответил я, качнув головой. — Просто пришло ее время вернуться к Праматери.
Я сам удивился тому комку, который встал у меня в горле. Оказывается, если сила спит и дурные вести приносишь не по итогу выполненного задания, даже я могу испытывать что-то вроде сочувствия. Исключительно неприятный опыт в моем возрасте!
Она сделала несколько сложных пассов кистями и кивнула.
— Ну, что ж… вы говорите правду, — прижав руку к груди, тяжело выдохнула Лилит. — А раз так, мне придется вас выслушать. Привяжите лошадей у ворот и проходите внутрь.
Отдав распоряжения, он развернулась к задней двери и, чуть ссутулив плечи, скрылась в доме. Сейчас в ней не было ничего гордого или могущественного, просто усталая женщина преклонных лет.
— Какая женщина! — неожиданно раздался восхищенный шепот вампира.
Я недуоменно покосился на него, но Деверель не стал ничего объяснять. Пренебрежительно махнув рукой, подхватил своего коня под уздцы и повел в направлении мерцающих иллюзией ворот.
В гостиной было светло, но горел камин. Напротив мраморного жерла стояли три кресла. Было видно, что стояли они здесь если не с начала времен, то очень близко к этому — ножки их едва не вросли в паркетный пол из черного дерева. Лилит уже переоделась в традиционный костюм своего племени — кожаные обтягивающие брюки и длинную, до колен тунику. Ее руки от запястий до плеч унизывали золотые браслеты разной ширины — от почти полноценных наручей до тонких, как волос, звенящих колец. Пиритка стояла на коленях у самого камина, погрузив ладони в пламя.
Когда мы вошли, она поднялась и кивнула нам на кресла.
— Рассказывайте, — приказала дочь Изначального Огня. — В чем вы поклялись моей названной сестре, что уже выполнили и зачем приперлись ко мне… Не смотри на меня так, юный вампир, я чувствую в тебе кровь предателей Деверелей и совсем не удивлена видеть тебя в компании убийцы Джехена.
А вот сейчас, как совсем недавно сказал Алекс, было обидно. Обвинять меня в убийствах все равно, что марену — в заманивании доверчивых людей на дно Океана, а пиритов — в том, что они согревают подземным огнем человеческие города! Те, кто сотворили нас, были достаточно мудры, чтобы не сделать всех одинаковыми.
— Гертруда поручила мне… нам, — поправился я, покосившись на скептически приподнявшего бровь вампира, — развеять ее прах над Океаном. Но мы не знаем, как и где это положено делать. Решили, что ты можешь знать.
— И, — Алекс хрипло откашлялся, — она просила сделать это в месте, где они оставляют свои… ожерелья.
Я едва удержался, чтобы не отдавить вампиру ногу. Но во-первых, он этого не заметит, судя по ботинкам, а во-вторых, заметит Лилит. И хоть у старой ведьмы было много недостатков, глупость в их число точно не входила, а вот подозрительность и вспыльчивость — наверняка. Пиритка нехорошо рассмеялась, и в этом смехе мне отчетливо послышался треск дров в пламени. А может, даже хруст наших собственных костей. Это только подтвердило мою догадку о том, что "в лоб" спрашивать точно не стоило. Если ведьма сейчас разозлится, никакой энергетический вампир с ней не справится.