Море волнуется раз... (СИ)
Елена Свободная
Море волнуется раз…
Глава 1
Николетта
— Ника, — надтреснутый голос Бабки Гути звучал из трубки очень требовательно.
Подавив тяжелый вздох, я приготовилась выслушать очередную серию брюзжания на тему повышения цен, вороватости правительства или соседки-ведьмы. Можно подумать, о самой Гуте соседка тетя Люся думала иначе! А может, пришла очередь воспоминаний из разряда: «а вот я в былые времена… о-о-о!» Юбилей скоро, как-никак!
— Приехай ко мне завтра! — решительно продолжила она.
Внезапно. С чего бы вдруг, подумала я, юбилей-то у нее только в воскресенье, а сегодня еще — я покосилась на фитнес-часы — уже среда. И раньше пятницы меня с работы все равно не отпустят. А если уж совсем честно, у меня и желания отпрашиваться не было!
— Ба, а ничего, что я работаю? — с насмешливыми интонациями уточнила я у старухи, прижимая трубку плечом.
Нет ничего вкуснее, чем жареная картошка в первом часу ночи, когда порог дома ты переступила только ближе к полуночи. Почистить семь штук и пожарить на раскаленной сковородочке, на быстром огне, чтоб она успела покрыться хрустящей корочкой… ммм… эти сорок минут, потраченные на приготовление свежей еды, а не разморозку готовых блинчиков с мясом или пельмени, однозначно того стоили! Ее-то я и перекладывала в большую тарелку, когда раздался звонок телефона. Не ответить престарелой родственнице в ночной час я не могла — а вдруг у нее и правда что-то серьезное?
— Приехай до юбилея, — настаивала бабка. — Я до пятницы твоей ишшо пять раз помереть успею! А мне дело сделать нужное! До юбилея ентово! А без тебя — никак…
Она таинственно понизила голос, как будто это могло повысить градус любопытства юристки, уставший за целый день процессов так, что только жареная картошка могла соперничать со сном за мое внимание.
— Ба, ну честно! — я добавила в голос нытья, как в детстве. — Меня просто не отпустят!
На самом деле, на завтра ничего глобального не намечалось, но тащиться в деревню за сто километров от города по такой мерзкой погоде, которой «радовала» в этом году весна, совершенно не хотелось.
— Отпустят — не отпустят, — проворчала Гутя еще более скрипучим голосом. — Ты рабыня што ли? Было б у кого спрашивать!.. Ну, Никочка, надо мне очень, чую, помру скоро, приехай, а? Ить никого, кроме тебя, кровиночки, не осталось…
Бабка Гутя, конечно, была мастер поприбедняться — несмотря на мерзкий характер и еще более отвратительное отношение к окружающим, они все равно ее окружали. Сколько я себя помнила, вокруг нее всегда вились мужчины (такие же древние развалины, как она, но все же), подружки постоянно ее куда-то звали, а меня ей приходилось брать с собой…
В такие дни я окончательно переставала что-то понимать. За нами присылали красивые машины, вызывали такси, приезжали сами на машинах — только чтобы забрать и привезти к месту настоящего праздника жизни! Особняки, похожие на старые замки, старухи, похожие на ведьм из сказок, которые Гутя читала мне на ночь, много вкусной еды, сладостей и игрушек «для маленькой Летты». В общем, рай для любого ребенка, если не считать странностью, что большинство из них сокращали мое имя именно так. «Что вы над дитем издеваетесь, — ворчала Гутя на хихикающих подружек. — Она Ника — и точка! Ей жить в этом мире, а вам, старые кочерыжки, лишь бы посмеяться!» Я ничего обидного в этом не видела, особенно, после того как тетя Лилит и тетя Кали давали мне по пакету сладостей и оставляли в компании огромного количества книг на любой вкус.
Да, бабка Гутя на самом деле старалась сделать мое детство если не счастливым, то хотя бы приятным.
Тяжело повздыхав в трубку, я все-таки согласилась.
А утром, когда прозвенел будильник, проснулась со смутным ощущением какой-то неправильности в мире. Но вот сразу оно было таким или что-то сломалось в нем, пока я спала, определить никак не удавалось.
За окном завывал ветер, а капли дождя барабанили по стеклу, сливаясь в сплошной поток. Казалось, что природа где-то ошиблась и выдала нам вторую осень вместо весны, но махнула рукой на такой пересорт. За полтора месяца, что календарь настойчиво называл весенними, солнечных дней было — по пальцам пересчитать. Но что поделать, лежи — не лежи, работа сама себя не поработает.
Душ, утренний кофе и скудный завтрак из овсянки на воде. Глянув напоследок на себя в зеркало, я провела расческой по пепельным волосам, взяла ключи от машины и покинула одинокую обитель. Блин, кошку что ли завести?
Улица встретила меня запахами мокрого асфальта, земли и готовящихся распуститься листьев. Вдалеке прозвучал гудок поезда и послышался мерный стук колес. Я же, набросив на голову капюшон, перепрыгивая через лужи, поспешила к припаркованной на углу дома машине.
Пока она, мерно урча, прогревалась, я попыталась разобраться в своих ощущениях. Сон, приснившийся мне сегодня, не оставил о себе четких воспоминаний, только липкое ощущение гнетущего беспокойства. Может, дело в этом? А может, во вчерашнем позднем звонке?
Бабка Гутя, моя троюродная тетка, говорила о каком-то важном деле, которое она непременно должна успеть сделать до своего юбилея. Хм. В этом году старушке должно было исполниться восемьдесят, поэтому дело могло быть какое угодно — от составления завещания до отлова мышей в погребе ее деревенского дома. Юбилей намечался на воскресенье, то есть дня три-четыре в запасе у меня еще было, так же как и надежда на то, что погода изменится.
Повернув ключ в замке зажигания, я тронулась на работу.
Юридическая контора "Готлиб и Ко" находилась на углу проспекта Мира, выходя парадным крыльцом на площадь Братства народов. Каких народов — история умалчивала. Я кое-как припарковалась, наспех пикнула сигнализацией, и подбежала к высоким стеклянным дверям.
Колокольчик мелодично звякнул, возвещая остальным сотрудникам, что блудная дочь явилась на ниву юридических консультаций.
— Привет, Ника! — белокурая большеглазая девица подняла голову от телефона, который пыталась поставить на зарядку.
От просто красивого человека ее отличали едва заостренные уши, что наводило на мысль о загульных предках.
— Привет-привет, — откликнулась я.
Милли сочла долг вежливости исполненным и снова вернулась к борьбе со слишком низко расположенной розеткой.
Воздух в конторе был пропитан затхлым запахом книг, расставленных в высоких стеллажах вдоль всех доступных для этого стен. А вот начальник, ужасно похожий на мелкого гоблина, еще не появился, что могло быть засчитано в плюс этому утру. Когда старый гоблин уезжал в отпуск, отдыхали все.
Накинув влажный плащ на вешалку, а сумку — бросив на стол, я пикнула кофемашиной и подошла к окну. Французские окна с тяжелыми портьерами придавали конторе загадочности, создавали впечатление чего-то старинного, таинственного и немного зловещего. Дождь по-прежнему поливал стекла, город казался серым и мрачным, под стать не отпускающему ощущению. Что же там случилось?
Сколько я себя помнила, Гутя всегда была рядом. Когда пропали родители, она взяла меня к себе и преодолела все бюрократические препятствия для разрешения опеки, потому что удочерить меня ей так и не позволили. К тому времени она уже была немолода и официально одинока, а я — пяти месяцев отроду и тоже… весьма и весьма одинока.
Конечно, ее звали не Гутя. В паспорте у нее значилось потрясающее воображение имя «Гертруда», но у детей свой взгляд на взрослых. И в пятьдесят два она стала Гутей.
С возрастом Гертруда, конечно, превратилась в очень вредную бабку. Но в этом нет ничего удивительного — раньше-то она была вредная тетка. Хотя я всегда буду ей благодарна за то, что она вырастила меня, сподвигла уехать в город, закончить университет и найти приличную работу. Но правда — есть правда.
— Миль, а Готлиб сегодня будет в конторе? — я оторвалась от созерцания дождевых капель и проезжающих мимо машин.