Брат по мечу
- Трудно сказать, насколько дальше, - ответил Венсит на его вопрос. - Я все еще не могу ясно разглядеть их сквозь чары.
- Звучит, как множество так называемой "информации", переданной мне за эти годы, - фыркнул Хоутон.
- Я же говорил тебе, что будут проблемы, - мягко заметил Венсит, и Хоутон, к собственному удивлению, усмехнулся.
- Да, говорил, - согласился он, почти так, как будто в конце концов все это имело какой-то связный смысл.
Тьма закончила опускаться добрых два часа назад. Машита управлял с помощью своего прибора ночного видения, а Хоутон надел свои собственные очки. Хотя оборудование для видения в темноте не давало столь большого преимущества, как когда-то у себя дома, с тех пор как другая сторона начала приобретать такие же технологии, Корпусу удавалось, в общем и целом, оставаться на шаг впереди. "Здесь, однако, никто никогда даже не слышал об электронике", - подумал он, наблюдая, как серо-зеленая вселенная неуклонно движется мимо, пока колеса "Крутой мамы" взбивают высокую траву.
Конечно, - сардонически подумал он, - некоторые люди, кажется, способны видеть чуть лучше, чем другие.
- Скажи мне, Венсит, - сказал он, - ты всегда особенно любил морковь?
- Что? - Яркие пятна в необычных глазах волшебника на мгновение исчезли, когда он моргнул в явном замешательстве, и Хоутон ухмыльнулся. Это был первый раз, когда ему удалось полностью вывести другого мужчину из равновесия простым вопросом.
Затем в глазах Венсита снова появился блеск, и ухмылка Хоутона исчезла. Его вопрос, возможно, не прошел мимо ушей волшебника, но для него было очевидно, что Венсит, вообще без каких-либо искусственных средств, мог видеть в темноте по крайней мере так же хорошо, как и он.
А почему бы и нет? Больше ничего из того, что произошло до сих пор, не имеет никакого смысла, не так ли?
- Не бери в голову. - Он покачал головой. - Я знаю, ты что-то говорил о "чарах" и "заклинаниях прорицания". Я даже понимаю, что чары похожи на... камуфляж, или, может быть, то, что дома мы могли бы назвать скрытностью. И что заклинания прорицания - это способ, которым вы, волшебники, обходите чары. Но я простой болван из какого-то места, где никто никогда не слышал о колдовстве, которое действительно работает. Я понятия не имею, о чем ты говоришь, когда пускаешься в эти твои подробные объяснения. Так не мог бы ты попытаться выразить это очень, очень простыми словами, которые даже я могу понять? Если ты можешь пробиться сквозь их оборону достаточно хорошо, чтобы знать, в каком направлении идти, как ты можешь не знать, как далеко идти?
- Проблема в том, что на другом конце этих чар не просто какой-то старый волшебник, - ответил Венсит через мгновение. Он повернулся, чтобы посмотреть вперед, и бриллиантово-яркие булавочные уколы его сияющих глаз исчезли из серо-зеленого мира Хоутона.
- Чары и заклинания прорицания во многих отношениях похожи на... борцовский поединок. - Он кисло усмехнулся. - Ты действительно сказал, что хочешь провести простую аналогию, и это настолько элементарно, насколько это возможно. Каждый волшебник обладает определенной врожденной силой, и каждый волшебник знает определенное количество "захватов", которые можно использовать против другого в чем-то подобном этому. В зависимости от того, как проходит поединок, вы можете вырвать определенные фрагменты информации у другого игрока, но вы не всегда можете точно предсказать, какие из них вы получите. И чем лучше подобраны "борцы", тем менее предсказуемым становится результат.
Он оглянулся на Хоутона, который кивнул, чтобы показать, что он все еще с ним... по крайней мере, пока.
- Ну, - продолжил Венсит, - как я уже говорил тебе, я тот, кого люди называют "диким волшебником". Это означает, что я способен на гораздо более мощные заклинания, чем может создать большинство волшебников. И я также работаю здесь очень, очень давно, так что за эти годы я научился очень многим "трюкам". Но всему есть пределы, Кен Хоутон. И, к сожалению, есть также несколько очень могущественных и хорошо обученных "волшебников с волшебными палочками". Хуже того, дикие волшебники не могут сочетать свое колдовство с чьим-либо еще, но волшебники с палочками могут. И так получилось, что перед нами по крайней мере трое из этих могущественных волшебников с волшебными палочками, двое из которых объединяют свои усилия, чтобы сохранить свои чары. Они тоже очень хороши. На самом деле, если я не очень сильно ошибаюсь, они вовсе не из Норфрессы.
- Что такое "Норфресса", и почему так или иначе это должно иметь значение? - спросил Хоутон.
- Норфресса - это континент, по которому мы сейчас проезжаем, - сухо сказал Венсит. - Большинство людей на нем происходят от беженцев, которые бежали сюда около тысячи двухсот лет назад с другого континента, называемого Контовар.
Он сделал паузу, и Хоутон поморщился.
- Почему у меня такое чувство, что мне не понравится выяснять, что заставило их всех принять решение... так внезапно переехать?
- Возможно, из-за того, что я назвал их "беженцами"?
- Наверное, так оно и было, - согласился Хоутон.
- Ну, это, безусловно, было подходящее слово, - продолжил Венсит более мрачно. - Краткая версия того, что произошло, заключается в том, что произошло восстание - возможно, точнее было бы назвать это гражданской войной, - которое привело к падению империи Оттовар, самой могущественной империи, которую когда-либо знал этот мир. Война началась как восстание против авторитета Правил Оттовара, основного закона, который Оттовар и его жена Гвинита установили, чтобы регулировать использование и злоупотребление волшебством в то время, когда они создавали империю. Мятежники победили.
Всего на мгновение голос Венсита был подобен осколку ржавого льда, плоскому и холодному.
- Совет Оттовара, совет волшебников, отвечающий за соблюдение Правил, был уничтожен вместе с империей. Я был членом этого Совета. На самом деле, я был его последним главой. Я знаю, ты видел ужасные вещи в войнах, в которых ты участвовал, но я очень сомневаюсь, что ты когда-либо видел ужасы, равные тем, которые Совет Карнэйдосы, черные волшебники и их союзники обрушили на мир в своем высокомерии и безумных амбициях. Демоны, которых они выпустили на свободу, то, как они извратили своих рабов и жертв. То, как они играли с человеческими расами, как злобные дети с игрушками.
- Я готов поверить, что, по крайней мере, некоторые из них не собирались намеренно отдавать себя чистому служению злу. В любом волшебнике есть голод. Искусство подобно лихорадке, оно взывает к вам. Волшебник не может отказаться от этого призыва, и для некоторых из нас любое ограничение, любое притеснение, которое мешает нам полностью и свободно использовать наше искусство, почти невыносимо. Именно по этой причине Оттовар и Гвинита в первую очередь создали Правила, чтобы защитить тех, кто не мог повелевать волшебством, от тех, кто мог. Но как только Правила были нарушены или отвергнуты, соблазн необузданной власти сделал то, что он так часто делает. Это уводило их все дальше и дальше от Света, и по мере того, как они все глубже погружались во Тьму, они обнимали ее, как влюбленные.
Он сделал паузу и глубоко вздохнул.
- Мы спасли все, что могли. Это было не так уж много. И после того, как мы вывезли всех, кого могли, последние выжившие члены Совета Оттовара обстреляли Контовар. Мы обрушили смерть и разрушения на целый континент. Мы сжигали города и целые королевства, сержант-артиллерист, убивали каждое живое существо на тысячи лиг во всех направлениях от Трофроланты, древней столицы Оттовара.
- Мы, конечно, не могли убить всех, и самые могущественные из их волшебников были защищены их собственными щитами, их собственными оберегами. Но мы убили их меньших союзников... и их армии, их рабов, их колдовские творения. Мы также убили жертв, которых они могли бы использовать в качестве своих инструментов для завоевания всей Норфрессы. Это было единственное, что мы могли сделать, единственный способ помешать им последовать за нами сюда, в Норфрессу, чтобы завершить свою победу, и цена этого опустошения была высока. Заклинания, которые мы создали и вызвали - заклинания, созданные мной, - стоили жизни почти каждому другому члену Совета, но они сработали. О, да, они сработали.