Вольноопределяющийся (СИ)

— Хорошо, прапорщик, три дня тебе хватит?
— Вполне.
— В таком случае, разрешаю. Но чтобы по истечении данного срока находился на борту судна, отбывающего в Астрахань.
— Есть, Ваше Высокопревосходительство! Разрешите выполнять!
— Выполняй, прапорщик и, — голос генерала как-то подобрел, — удачи тебе, сынок.
  
Эпилог
 
Ну, а если ты и папу
Разозлить сумел, негодник —
Знать, судьба твоя сегодня —
С драной жопой и в углу…
Эмир Кашоков
— Теперь ты понимаешь, сын, в каком неприглядном виде ты как Великий Князь предстал в глазах людей, вставших по зову долга или по собственной воле на защиту своего отечества? — голос Его Императорского Величества был ровен и даже холоден, однако это показушное спокойствие отца ничуть не обманывало сына. Даниил Петрович прекрасно осознавал, какая буря в данный момент бушует в душе его родителя. Чтобы его не злить еще больше, царевич стоял по стойке «смирно», уперев взгляд в мозаичный пол отцова кабинета. — Ладно, оставим этот разговор на потом. Сейчас не место и не время. От воинской службы ты пока отстраняешься, итак умудрился насмешить всю Европу. — При этих словах лицо юноши стало пунцовым, но ему удалось удержаться, чтобы не брякнуть что-нибудь в собственное оправдание. Тем временем царь-батюшка продолжил: — Недавно у меня интересный разговор с Иваном Кузьмичом состоялся. Так вот, наш штатный ведун утверждает, что в том приснопамятном бою ты перенапрягся и твой чародейский Дар полностью выгорел. Однако, теперь он у тебя вполне функционален и, более того, по прогнозу Пестеля, примерно через год полностью восстановится. Иван Кузьмич утверждает, что занимавшийся починкой твоего источника одаренный был весьма продвинутым чародеем в статусе ведуна.
— Отец, а само оно восстановиться не могло? — Даниил, благодаря подсказке вытащившего его из плена прапорщика, был в курсе случившегося чуда.
— Сын, чудеса, конечно иногда случаются, например твое счастливое избавление из персидского плена, но только не в данном случае. Тут без стороннего вмешательства было не обойтись, причем данное вмешательство было выполнено не только профессионально, но своевременно. Насколько мне известно, к вашей группе примкнул боярин Иноземцев, находившийся в то время не совсем в своем уме. Поелику других ведунов рядом не наблюдалось, вне всякого сомнения, чудесным своим исцелением ты обязан именно ему, хоть сам он ничего определенного по этому поводу сказать не может, даже всячески отрицает собственную причастность. Возможно он занимался тобой во время очередного помутнения рассудка, поэтому ничего и не помнит. Так или иначе, род Бельских в великом долгу перед родом Иноземцевых, мне предстоит крепко думать, каким образом его погасить. Ну все на этом. Ты лучше поведай мне насчет того прапорщика, что избавил наше семейство от величайшего позора — ведь рано или поздно личина с тебя сошла бы и персы догадались, с кем имеют дело. Я не прав?
— Прав, отец, — еще сильнее покраснев, пробормотал невнятно царевич.
— Ну так вот, помимо долга перед Иноземцевыми, у меня появился долг чести перед этим юношей. Так что рассказывай, Даниил, все, что тебе известно об этом парне. Вообще-то канцелярия уже собрала полное досье на него, но мне интересно твое субъективное мнение.
— В первый раз я увидел Воронцова в офицерской столовой. Тогда тот был еще в звании сержанта. Ну отчитал его, дескать, не место простым бойцам рядом с их благородиями. А что? Разве я был не прав?
— Не прав, сын, поскольку, тот самый сержант в тот момент уже являлся исполняющим обязанности командира отдельного взвода метких стрелков-диверсантов и занимал штабс-капитанскую должность. Кстати, именно так он тебе и представился, но ты в своем слепом снобизме ничего так и не понял.
— Прости, отец, в тот момент я действительно погорячился. Полковник Милославский-Дружинин мне потом целую лекцию прочитал на сей счет. Потом на мое мнение об этом человеке резко негативно повлиял лейтенант Орлов, первый наследник одного из самых уважаемых имперских родов. Там была какая-то грязная история с оскорблением достоинства боярича словом и делом. Лишь благодаря начавшейся Кавказской кампании, Воронцову удалось избежать каторжных работ где-нибудь в Сибири или на Сахалине.
 
— Врал твой Орлов! — государь не удержался и повысил голос. — Это он в пьяном виде со свои дружком Семипольским приказали кучеру огреть кнутом шедшего по тротуару юношу. Ну он им и навалял, поелику никому не позволено просто так ни за что наказывать пускай и безродных граждан Империи. К тому же Воронцов в тот момент представления не имел, с кем связался. И мне печально, что имперский следователь Сухоруков безоговорочно занял неправую сторону. Ну с этим взяточником уже разбирается Тайная Служба и много фактов, порочащих офицеров имперской жандармерии всплыло наружу. Зажрались, сволочи! Почувствовали себя неподсудными! — Разошедшийся император в сердцах сломал находившийся в его руке карандаш, однако вид обломков его немного успокоил и он продолжил более спокойным тоном: — Впрочем, Даня, речь сейчас не об этом. Продолжай, я тебя слушаю.
— Более мы с Воронцовым не пересекались по службе. Хотя, откровенно признаться, полученный мной орден — целиком его заслуга. Это именно он заметил в лесной чаще вражеских диверсантов, это именно его группа обезвредила тех самых ракетчиков и не допустила распространения страшной заразы в наших войсках. Если честно, мне даже было неудобно перед ним — ему солдатский крест, хотя бы и бант, мне — Варфоломея-Драконоборца. Не по делам награда. Я попытался, было, на этот счет поговорить с командиром полка, однако тот лишь ответил: «Дают — бери, бьют — либо сдачи давай, либо убегай подобру-поздорову». Также, насколько мне известно, в том приснопамятном бою взвод Воронцова проявил достойную выдержку даже после того, как лишился своего командира. Снайперы обеспечили прикрытие отхода полка с занимаемых позиций и еще около двух часов сдерживали натиск наступающих персидский войск, предоставляя возможность полку отойти как можно дальше. Это говорит о высоком боевом и моральном духе, а также высокой степени подготовки бойцов. При этом потери взвода были минимальные. А еще Воронцова там не просто любят, его буквально боготворят. Я оказался невольным свидетелем его возвращения в полк и наблюдал всё своими глазами, где-то даже ему позавидовал.
— Спасибо, сын, все, что я хотел услышать от тебя, я услышал. Иди отдыхай, развейся от всех этих перипетий. Насчет Воронцова буду думать. Этот юноша достоин самой высокой награды, в этом я с тобой согласен.
***
В одном из самых престижных ресторанов Суздаля свободных мест не было, как это обычно и бывает по вечерней поре. Легкий полумрак, негромкая ненавязчивая музыка, прекрасная кухня, широкий выбор алкогольных напитков — все это создавало располагающую для отдыха богатого человека атмосферу. Впрочем, нам не в общую залу. Наша цель небольшой уютный кабинет с мягкими креслами, задрапированными плотными шторами окнами, пальмами в дубовых бочках и прочими мелочами, предназначенными для создания максимального ощущения уюта и защищенности клиента от постороннего взгляда. Помещение освещено витающим под потолком тусклым магическим светильником — вещь дорогая, но хозяин заведения не поскупился и избавил уважаемых клиентов от сомнительных ароматов керосиновой гари, либо запаха светильного газа.
За столом, уставленным изысканными яствами, двое. Первый — уже известный нам Виктор Александрович Орлов. Юноша одет в дорогой цивильный костюм без каких-либо наград и прочих украшений. Второй — ничем непримечательный темноволосый мужчина лет тридцати, с блеклым невыразительным взглядом снулой рыбы. Если бы не бросавшийся в глаза уродливый шрам, пересекающий его правую щеку от уха до подбородка, мимо этого человека можно было бы пройти, не обратив никакого внимания.