Семейные тайны (СИ)

— Видите, Алексей Филиппович, какая чепуха получается, — начал излагать старший губной пристав Шаболдин после положенных приветствий, — перечитал я тут наше дело...
Я устроился на стуле поудобнее и выказал самое пристальное внимание. Сыскарь Шаболдин цепкий, и даже если он нашёл, как сам говорит, чепуху, это в любом случае интересно.
— ...и вижу два совершенно непонятных обстоятельства, — продолжил Борис Григорьевич. — Во-первых, нам так и неизвестно, кто убил Бабурова. Лизунова я уже и сам допрашивал, малый он, конечно, мутный, и много чего не говорит, да так, что и поймать его не за что, но вот на того душегуба, что Бабурова зарезал, он, как вы и отмечали, никак не похож. Это бы ладно, но как мы с Фёдором Павловичем ни старались, такого умелого головореза среди сообщников Малецкого и их окружения не нашли. Нет там его. Нет, и, если мы с Фёдором Павловичем не ошиблись, то и не было даже. Нечего этакому разбойнику среди бесчестных вымогателей делать. Не нужен он им, не силою они своих жертв брали.
— Пожалуй, и правда, не нужен, — пришлось согласиться мне. — Но ведь Бабурова мог зарезать и кто-то из тех, у кого он пытался вымогать деньги?
— Вот и я о том же самом подумал, — невесело усмехнулся Шаболдин. — Да только из тех, кто по списку Ломского проходит, никто вроде как к тому тоже не причастен. Не приходил Бабуров ни к кому из них и денег за молчание об их тёмных делишках не требовал, это установлено уже совершенно точно.
— Ошибки тут быть не может? — уцепился я за последнюю возможность.
— Не может, — отрезал Шаболдин. — Всё проверено и перепроверено. Так что остаётся у нас одна только Полянова... 
Та-а-ак... Полянова, значит... Ну а что, без неё тут никуда. 
— Полянову мы ищем, — продолжал пристав, будто услышав мои мысли. — Ищем и найдём. Более половины списков уже проверили. 
Ну вот тебе, Алексей Филиппович, и забота. Что делать-то будешь, когда Полянову найдут? Ведь ежели о ней речь пошла, то и о Бельских рано или поздно заговорят в губном сыске. Ладно, — отозвалось в сознании, — пусть для начала Полянова вообще отыщется. Но, кажется, не так я был и прав, полагая, что мастеров решения трудностей с нехорошими людьми у Бельских не нашлось... Ежу же понятно, что не Полянова и не её обманутый муж с Бабуровым разобрались, тут, кроме Бельских, больше и некому. Хотя всё равно, как-то это смотрелось неубедительно. Если Бельские нашли кого-то, кто убрал Бабурова, почему они не поступили так с Ломской? Убрали бы её — и никакой Бабуров вообще бы не появился. Нет, не вырисовывалось тут участие Бельских, совсем не вырисовывалось.
— Но это всё, Алексей Филиппович, у меня во-первых, — вернулся Шаболдин к изложения своей, как он выразился, чепухи. — Есть ещё и во-вторых.
— И что же? — поддержал его я.
— А то, что и по убийству Жангуловой не всё сходится, — охотно продолжил пристав. — Я вот думаю, а не допросить ли мне Аминову под заклятием, уж честно скажу, не очень-то я верю, что Лизунова она в том лже-Василькове не признала. Да и самого Лизунова, чую, придётся через то же пропустить.
— Уж простите, Борис Григорьевич, — принялся я перенаправлять энергию пристава в другое русло, — но не думаю я, что Лизунов, а особенно Аминова, настолько глупы, чтобы не понимать, что допрос под заклятием им светит. Так что не врут, скорее всего, хотя и правду не говорят. Да и вообще, мне кажется, мы с вами тут слегка недодумали. 
— Это где же? — ревниво вскинулся Шаболдин.
— Да вот сами смотрите, Борис Григорьевич, — миролюбиво начал я. — Лизунова же не трогали по просьбе Фёдора Павловича, если помните, чтобы сообщников Малецкого не пугать, пока всех не переловят, а по убийству Жангуловой розыск вели тихо. И что? Аминову допросили. Лизунова допросили. Очную ставку им устроили. Василькова тоже допросили. А его приятелей-студентов? Нет. А ведь кто-то из тех приятелей мог и правда Василькова разыграть, подослав к нему девку, вроде как подарок сделать, — вдохновение, с коим я всё это излагал, прикрывало досаду на самого себя за то, что увлёкся делами Бельских в ущерб поискам убийц Бабурова и Жангуловой. — Особенно, если кто-то со стороны такой розыгрыш подсказал, — многозначительно добавил я. — Пусть Васильков расскажет, кто из его приятелей-студентов такое мог бы устроить. 
 
— Оно бы и правда неплохо было бы, — кивнул, подумав, Шаболдин, — да только Василькова-то сейчас не допросишь. Он в карантинную экспедицию записался, поехал в Калмыцкую степь холерных больных лечить. Только к концу августа месяца и вернётся.
— Недолго и осталось, — напомнил я. — Давайте всё же сначала его потрясём.
— Соглашусь, пожалуй, — подумав, сказал пристав. — И верно, проще будет, чем с заклятиями.
Что ж, больше ловить в губной управе мне было нечего, и я отправился домой. Остаток дня и ещё три дня, за ним следовавшие, прошли в работе над учебной программой для артефакторов, добром и спокойном общении с семьёй, наблюдениях за неспешным развитием романа Митьки и Елизаветы (того развития, правда, и был-то единственный визит Митьки к полковнику Хлебовичу и его племяннице), в общем, в тихих домашних радостях. Настолько всё это было хорошо и приятно, что я даже думать о незаконченном деле старался пореже. Однако же само дело никуда, прошу прощения, не делось, и уже скоро самым бесцеремонным образом о себе напомнило. 
Я в тот день успел как раз умыться, побриться, одеться да легко позавтракать, как позвонил по телефону Шаболдин и сообщил о возвращении студента Василькова из экспедиции, причём с бумагой, что никакою заразною болезнью он не страдает. А чтобы мне жизнь совсем мёдом не казалась, пристав добавил, что за Васильковым он уже послал и как раз пока я дойду до губной управы, студента успеют туда доставить.
...Андрей Семёнович Васильков мне понравился. Приятный такой малый помладше меня, рослый, хорошо сложенный, русоволосый и сероглазый, с правильными чертами лица. Почему-то мне казалось, что врач из него выйдет хороший. Скорее всего, причиной таких ожиданий стала как раз работа Василькова в карантинной экспедиции — даже если он подался туда, стремясь заработать денег, это говорило как о его смелости, так и о уже имеющихся медицинских знаниях и навыках, раз не заразился сам. Студент подтвердил, что девку из блядни Аминовой не заказывал, а на вопрос, кто мог сделать такой заказ от его имени, ответил без особых раздумий:
— Да Каталкин или Балабудкин, а то и оба вместе, больше некому!
Названные Каталкин с Балабудкиным оказались тоже студентами-медиками, с коими вместе Васильков учился. По его словам, те ещё балбесы, но нас с Шаболдиным больше заинтересовало, что Каталкин снимал комнату в том же доходном доме, что и Васильков. В общем, ничего удивительного, что на следующий день оба оказались в губной управе, где мы с Борисом Григорьевичем и принялись их допрашивать. То есть допрашивал-то Шаболдин, а я сидел рядом и иной раз вставлял вопрос-другой от себя.
Должен признать, что с данной этим двум их товарищем Васильковым характеристикой я полностью согласился. Балбесы, они балбесы и есть, ни убавить, как говорится, ни прибавить. Судя по тому, что обоим было по двадцати шести лет от роду, в учёбе они постоянно делали перерывы — то ли денег не хватало, то ли находились более приятные и интересные занятия, нежели лекции и семинары. А вот насчёт Каталкина мы, как выяснилось, промахнулись — больший интерес для нас представлял Балабудкин. Поначалу-то оба юлили, глупо хихикали и делали вид, что не понимают, в чём предосудительность приятельского розыгрыша, но когда Шаболдин пригрозил повесить на них соучастие в предумышленном убийстве, не на шутку испугались и Балабудкин, пусть не сразу, признался-таки, что мысль разыграть Андрюшку Василькова таким образом подсказал ему давний, с детских ещё лет, знакомец Харлашка Лизунов. В итоге Балабудкину пришлось пройти очную ставку с быстро доставленной в управу Аминовой, которая и признала в нём заказчика Жангуловой, назвавшегося Васильковым. Балабудкина после этого Шаболдин посадил в камеру, и тут же послал своих людей брать Лизунова. Допрашивать бывшего напарника Бабурова мы решили утром, пусть вечер и ночь посидит в холодной, глядишь, поразговорчивее будет.