Амбровое дерево (ЛП)

В тот самый день моя мать и тетушки выгнали меня из дома, пока готовились к церковному празднику, который должен был состояться на следующий день. Это будет последнее «ура» перед началом занятий в школе, и они собирались отпраздновать событие с большим размахом. Горы еды уже заполнили холодильник, и нам с Судьей грозили ужасные последствия, если мы прикоснемся к ней.
Я сидела на качелях, которые Судья смастерил для меня на заднем дворе: цепь с крючками на концах, обернутыми вокруг крепкой ветки амбрового дерева и обвитой вокруг зазубренного дощатого сиденья. Годы использования стерли траву под ним и оставили глубокую борозду, по которой волочились мои ноги. Мне было скучно, и я уже подумывала о том, чтобы уговорить Дженну помочь мне загнать в угол кота Ваузера, когда Судья вышел из сарая и направился к своему грузовику.
Судья был высоким и одним из самых крупных мужчин, которых я когда-либо знала, но при этом не массивным и без единой унции жира. Пара черных очков с толстыми линзами постоянно сидела на его носу, а коротко остриженные волосы были темно-серыми по бокам, сливаясь в более светлую серую полоску по центру головы. Его манера одеваться всегда была одинаковой: коричневая рабочая рубашка и джинсы – в будние дни, костюм – по воскресеньям.
Как только я поняла, что он уходил, я вскочила на ноги и последовала за ним. Судья никогда не предлагал поехать с ним, а я никогда не спрашивала разрешения. Все заинтересованные лица понимали, что, куда бы он ни пошел, я буду рядом.
Грузовик проехал мимо дома Суоннеров, и, когда мы свернули на свалку Андерсонов, я перевела взгляд вперед. Судья остановился в конце дороги, и мы выбрались наружу. Главным объектом внимания на свалке было большое жестяное здание, стоящее перед воротами, с вершины которого поднимались волны жара, а воздух был пропитан запахом несвежей нефти и бензина.
Я почувствовала на себе пристальный взгляд Фрэнка Андерсона, как только мы вошли внутрь. Он сидел за грязной стойкой, положив на нее ноги.
– Судья. Что привело тебя сюда? – его голос был угрюмым, как будто он делал одолжение, признавая наше присутствие.
– Я ищу топливный насос для «Шевроле» пятьдесят второго года, который восстанавливаю. Может быть, у тебя что-нибудь найдется?
Судья купил машину в тот день, когда вышел на пенсию, и большую часть времени проводил за ее ремонтом. Сначала он позволял мне сидеть внутри, пока сам копался в ней, но так происходило до тех пор, пока я случайно не нажала на гудок, в то время как его голова все еще находилась под капотом. Теперь я всегда стояла рядом с ним, подавая инструменты, когда он в них нуждался.
– Может быть, – мистер Андерсон повернул голову. – Эй, парень!
Шелестящий звук в задней части здания был первым признаком того, что здесь был Ник. Частично скрытый тенью, он появился из-за деталей двигателя, которые были разбросаны вокруг него, как цыплята вокруг юбки моей матери во время кормления. Он бесшумно пробрался сквозь обломки и в ожидании остановился у стойки.
– Иди, сними топливный насос с того пикапа «Шевроле» пятьдесят второго года, что стоит на заднем дворе, – мистер Андерсон снова перевел взгляд на Судью. – Возможно, он подойдет.
Когда Ник схватил со стола ящик с инструментами, я решила пойти с ним. Город был маленький, и я знала, кто он такой, но никогда раньше с ним не разговаривала. Мне было восемь, ему – десять, и даже, если бы между нами не было разницы в возрасте, Ник не общался с теми же людьми, что и я. Насколько мне было известно, он вообще ни с кем не общался. Те несколько раз, когда я видела его в школе, он всегда был один, прислонившись к дереву или зданию, наблюдая, но никогда не общаясь. Единственная разница между ним и Линдси Суоннер заключалась в том, что все знали о присутствии Ника. Даже в десять лет его было трудно игнорировать.
– Не испачкайся, Аликс, – крикнул Судья, когда я выскочила за дверь.
– Нет, сэр. Не испачкаюсь.
Я прекрасно понимала, какие последствия будут меня ждать от тети Дарлы, старшей из сестер моей матери, если я испачкаюсь. Женщина считала грязь любого вида своим смертельным врагом и искала ее с усердием, которое одновременно пугало и внушало благоговейный трепет. Когда я была маленькой, тетя убедила меня, что одно пятнышко грязи на моей персоне способно убить меня на месте. Только после нескольких приступов истерики моя мать заставила тетю Дарлу отказаться от своих прежних заявлений и заверить меня, что я не умру. Сейчас я отплачивала тете Дарле тем, что пачкалась при каждом удобном случае, тем самым доводя ее до собственных истерик.
 
Судья говорил ­– «что посеешь, то и пожнешь», и мы оба понимали, что его предупреждение было в основном напоказ. По крайней мере, если бы тетя Дарла накричала на него, пожилой мужчина мог бы честно парировать, что велел мне оставаться чистой.
Поскольку ноги Ника были в два раза длиннее моих, мне пришлось бежать, чтобы догнать его. Поравнявшись с ним, я краем глаза наблюдала за Ником. Парень был высок для своего возраста и худощав, все его тело состояло из сухожилий и костей, которые, казалось, выступали во все стороны. Его черные волосы были слишком густыми и длинными, даже для мира, в котором «Битлз» и «Роллинг Стоунз» были на пике моды.
– Ты, должно быть, много знаешь о двигателях, – отважилась я, когда молчание стало для меня невыносимым.
– Наверное.
Дрожь возбуждения пронзила мой живот.
«Он говорит со мной!»
– Иногда я помогаю Судье с ремонтом его машины.
Ник скептически посмотрел в мою сторону своими серыми глазами.
– Ты слишком мала, чтобы дотянуться до двигателя.
Я тут же ощетинилась.
– Я вовсе не коротышка. Моя мама говорит, что у меня просто тонкая кость. Кроме того, я не работаю над двигателем, а подаю ему нужные инструменты.
Когда парень не ответил, я решила простить его за оскорбление.
– Меня зовут Аликс.
Его губы слегка изогнулись вверх.
– Я знаю, кто ты. Все в городе знают, кто ты такая.
Я была потрясена этой новостью. Конечно, я была замечена за поступками, которые обычно привлекали ко мне внимание, например, вальсировала по центральному проходу церкви или вытягивалась на животе, подперев подбородок руками, слушая проповедь преподобного Грина. Но это было много лет назад, и я надеялась, что люди перестанут поднимать эту тему при каждом удобном случае. Когда тебе восемь лет, думать о репутации бывает непросто. Пришло время рискнуть и сменить тему разговора.
– Сегодня днем я собираюсь поймать кота Ваузера, – похвасталась я. – Он живет под эстакадой у железнодорожных путей.
Одна из бровей Ника взлетела вверх.
– А что такое кот Ваузер?
– Это пятидесятифунтовый кот с восемью лапами и девятью острыми зубами, и он злее панцирника. Но я собираюсь приручить его и забрать домой.
На этот раз его зубы обнажились, когда он усмехнулся.
– Даже, если бы он был реальным, зачем тебе понадобилось брать что-то подобное домой?
Я не собиралась признаваться, что мне было жаль кота.
– Чтобы напугать мою тетю Дарлу, – я заколебалась. – Ты думаешь, что кот Ваузер не существует?
Парень остановился у потрепанного синего пикапа и достал ломик, чтобы поднять капот.
– А кто тебе сказал, что он существует?
– Судья.
Ник пожал плечами.
– Может быть, он хотел напугать тебя, чтобы ты держалась подальше от железнодорожных путей. Они слишком опасны для игр ребенка.
Парень обошел грузовик, чтобы перегнуться через крыло. Во время движения слишком маленькая для него рубашка задралась на спине, и внезапно я забыла о коте Ваузера и своей репутации, уставившись на грубый рубец, который он обнажил.
 
Единственный раз, когда меня ударил взрослый – когда мама шлепнула меня по заднице перед церковным старостой за то, что я произнесла ругательство, которое услышала от Судьи. Потом я плакала целых два часа. Мама чувствовала себя такой виноватой, что плакала вместе со мной и обещала никогда больше меня не шлепать. В следующий раз, когда я выругаюсь, она просто вымоет мне рот с мылом и покончит с этим. Протестировав ее угрозы и осторожно лизнув кусок мыла, я решила, что с ругательствами покончено.