Наложница Властелина Черной Пустыни (СИ)
— Еды тебе сейчас принесут. Если понадобится еще что-то, скажи, — не глядя на Эйну, чтобы не возбуждаться от ее нагого тела, сказал Дари.
Не то чтобы ему хотелось ее нанизать на себя. Хотелось обнять и положить рядом.
Но он пока путал эти состояния.
Может быть, хотя бы засунуть свое орудие между ее розовых губ?
Он торговался сам с собой, не понимая, почему ему претит все что подсказывает ему опыт и почему он хочет чего-то странного.
В конце концов, это просто наложница. Одна из многих. Он поваляет ее месяц или два, а потом все равно забудет, к ак забывает любую другую женщину.
Но она не была на них похожа.
Она смотрела на него с покрывала открытым взглядом, хоть и настороженно, и просто ждала, что он будет делать дальше.
— Я накажу тех, кто тебя обидел, — сказал Дари внезапно и тут почувствовал, что это правильные слова. Это про них с ней, а не просто про других девок. Значит вот оно что…
Защищать он умел. Умел.
— Я вернусь, — зачем-то пообещал он Эйне и вышел.
Удовлетворение
Дари
— На топчан. Животом.
Он не повернулся на звук шагов. Дари было совершенно все равно, какую из его наложниц ему пришлют этим вечером. Какую-нибудь по порядку, у распорядителей гарема есть расписание, и когда Повелитель не высказывает особых предпочтений, берут ту, чья очередь подходит. Сегодня из очереди были исключены провинившиеся дряни, но Дари взял с собой лучшую часть наложниц, поэтому было из кого выбрать. Не ему. Ему выбирать не хотелось, ему хотелось слить в кого-нибудь свою злость и похоть, а как зовут ту дырку, куда он планирует это делать, не так уж и важно.
За спиной всхлипнули, но вместо жалости это вызвало раздражение. Если эта девка и не причастна к травле нитарийки, она смотрела и наверняка радовалась. А значит все-таки виновна и достойна того, что он собирался сделать.
Плотские утехи часто заменяли ему боевой задор. Когда нельзя было погрузить клинок в мягкую плоть врага, можно было погрузить другой клинок в женскую плоть. Так же безжалостно и жестко, как он разил в бою, он имел своих наложниц. Да и не только их.
Дари развернулся к топчану, развязывая узел простыни, завязанной на бедрах. Ярость и гнев его тело не отличало от похоти и желания, поэтому мужское его оружие стояло торчком, налившись алой кровью, готовое разить.
Увидев пухлый зад, торчащий над изящными подлокотниками топчана, дыхание Дари стало чаще и резче. Ему требовалось что-то горячее, ему нужно было кого-то поиметь. Чтобы желание, охватившее его при виде нитарийки, которую трогать пока не стоит, не пугало его самого. Вся кровь отливала от головы в другие области тела, и Дари было все равно, об кого разрядить эту грозовую тучу.
Но тут он ошибся. Такого обширного зада у нитарийки не было. И в такую развратную позу она бы так покорно не встала бы, привычно раздвинув бедра и умастив себя маслом. В обоих отверстиях. Никакие они там в Нитаре не искушенные, это Дари уже понял. По крайней мере Эйна не додумалась бы, что он может взять ее противоестественным способом и не залила бы туда полфлакона розового масла. Что ж, именно это они собирались проделать с его маленькой пленницей, подружки гаремные, это он и проделает со своей наложницей.
Пухлые зады он вообще-то любил. И густой запах розового масла, масла именно ригийских роз, редких, растущих только в одном из оазисов, напоминал ему о лучших женщинах мира, собранных в его гареме. Поэтому звенящая твердость его орудия стала воистину твердокаменной. Как бы хотелось сейчас отпороть нитарийку, аж рычание вырывалось из глотки.
Но пришлось брать что есть.
Медленным кошачьим шагом он двинулся к топчану.
Нижнее отверстие с лепестками плоти сочилось нектаром как роза, ожидая его прибытия, зато верхнее, узкое кольцо, испуганно пульсировало, сжимаясь и разжимаясь, выдавая страх наложницы. Все они знали его ярость и не раз видели тех, кого он выпускал после суточных сражений в своей спальне, когда возвращался с битв злым.
Этот страх возбудил его почему-то сверх всякой меры. Захотелось не просто сбросить ярмо похоти, а отомстить за маленькую Эйну.
— Выше зад. Раздвинь. — Коротко пролаял он хриплым от похоти голосом. Все мышцы были напряжены не хуже его орудия, огонь простреливал тело, взрываясь в паху.
Послушная наложница выгнулась в спине еще сильнее, задрала зад и легла грудью на оттоманку, обитую шелковой тканью. Специальное место для таких забав. Руками она развела пышные половинки зада, открыв ему доступ в свою глубину.
Тело ее сотрясала дрожь то ли страха, то ли желания. Дари любил, когда наложницы даже в самые тяжелые времена притворялись, что им нравится его безумие.
Разве не для этого они существуют? Подчиняться господину и выполнять его прихоти.
Дари приблизился вплотную, привычно толкнувшись звенящим от напряжения орудием в мягкий зад, собрал в кулак рассыпавшиеся черные волосы, пахнущие благовониями и дернул их к себе. Он драл в зад своих женщин только когда бывал зол. Это было наказание и поощрение одновременно. Потом он всегда дарил им цацки за свою ярость, но мало кто из них хвастался подарками, потому что после встречи с ним в ярости они еще долго отлеживались.
Ох, как бы он с удовольствием продолбил бы дыру в нитарийке… Просто дух захватывало от одной картины, как его мощный ствол врывается в ее нежную дырочку. Но сразу за этим желанием пришла такая сокрушительная жалость, что Дари понял — он никогда не сделает это в ярости. Только если она будет разнежена и готова. А вот эту не жаль. Нисколько.
Дари не использовал рук. Он был отменным лучником и уж в такую мишень попал бы без труда, поэтому С диким рыком он рванул вперед, сразу врываясь на полную длину в ее отверстие.
— Аааааааааа! — Низко, на грани крика застонала наложница, и тут Дари ее узнал. Не повезло девке. Он не так уж часто имел ее таким образом и ее зад не был разработал под его немалый размер, поэтому страдала она должно быть изрядно.
Она пыталась расслабиться, но он не дал. Он сразу начал двигаться, быстро, мощно, яростно и безжалостно. Узкая плоть, стискивавшая его ствол, высекала искры из глаз.
Наложница вцепилась пальцами в края кушетки, потому что Дари набирал скорость и размах. Ему нравилось это ощущение сначала узкого до боли кольца, а потом свободы внутри, нравилось сопротивление плоти и то, как выла под ним женщина нравилось тоже.
Со всего размаху он опустил тяжелую ладонь на белую плоть зада. Звук шлепка взвился под высокие своды спальни.
— Пощадииии… — завыла та, что была под ним, но в ответ он только зарычал, ускоряя темп.
Перед самым финалом он резко вышел из раздолбанного отверстия и не мог отказать себе в наслаждении любоваться тем, как пытаются сомкнуться истерзанные края. А потом вогнал орган на полную длину в последний раз и излился в темную глубину, вздрагивая, когда сгустки семени, проходя по стволу, причиняли ему сладкую боль.
Запах грязного соития и розового масла смешались в любимую Дари симфонию.
Он оттолкнул от себя наложницу и отвернувшись ушел в бассейн, наполненный свежей водой, подкрашенной молоком кобылиц степей.
Опустился в воду, закрыв глаза, раскинул руки по краям и недовольно сморщился, услышав:
— Повелитель…
Он ничего не ответил, но раз не прогнал, наложница решила, что может продолжить.
— Повелитель был доволен?
В голосе ее слышалось страдание, а Дари не хотел терпеть рядом с собой такого.
— Да, — коротко ответил Дари.
Сообразив, зачем она подошла, он приоткрыл один глаз и покосился на свой стол, где стояли шкатулки с драгоценностями. Выбираться из воды не хотелось, поэтому он с тяжелым вздохом стянул с пальца одно из мощных колец с россыпью кроваво-красных рубинов из сердца Черной пустыни.
Оно стоило существенно дороже побрякушек, которые его женщины получали за его любовь, даже самую жестокую, но его покой Дари был дороже.