Сентябрь (СИ)

Джонатан, бурча что-то себе под нос, поставил чайник на огонь и сел напротив него в старинное кресло, которое протестующе заскрипело.
— Грэйс ходит на могилу своей маленькой дочери, — сказал он. — Случается это каждую неделю. Он проводит у камня не больше пары минут, при этом лицо его похоже на вот эту маску, да. На ту, что ты так рассматриваешь.
Тэйлос одёрнул себя и посмотрел на Джонатана.
— И ты сможешь передать ему, что я хочу с ним встретиться? В такой же утренний час, на том же месте. Он должен понять.
— Да уж он-то поймёт, — Джонатан дотянулся до полки и снял с неё пару изящных фарфоровых чашек. — Кэсендийские, мои любимые.
Представив цену этого фарфора, Тэйлос едва сдержал изумление, но Джонатан как раз отвлёкся, наливая чай.
— Так я могу рассчитывать?..
— Я скажу ему.
Над чашкой вился пар, и Тэйлос чуть улыбнулся, почему-то подумав о детстве. Он осторожно взял фарфоровое изящество в руки, пальцы обдало приятным жаром.
— Буду признателен, — сказал он и отпил глоток.
— Лучше уж будь осторожен, это не тот человек, с которым стоит вести дела тебе, Тэй, — Джонатан намеренно сократил его имя, возможно, желая задеть, но сейчас, когда чай напомнил о беззаботных днях, Тэйлос совсем не обратил на это внимания.
— Я и не хочу вести с ним дела, — пояснил он спокойно. — Но вот он упорно пытается показать мне, что какие-то общие дела у нас всё-таки есть.
— Не хочу и слышать, — Джонатан выудил из вазочки застарелое печенье. — Принеси мне сдобы в следующий раз, что-то давно никто не угощал меня булкой…
***
Тэйлос лишь дома понял, что теперь ему придётся таскаться на кладбище ежедневно, чтобы узнать, как отреагирует на приглашение Грэйс и что скажет в ответ. Посмеявшись над хитрым Джонатаном, наладившим себе поставки сдобы, он довольно долго пребывал в хорошем настроении, пока взгляд снова не наткнулся на бедняцкий конверт, в котором были совсем не бедняцкие деньги.
Велик был искус оставить их себе, не выясняя, о чём там думал Грэйс, но Тэйлос не верил этому человеку и не хотел, чтобы всё обернулось проблемами. Он твёрдо намеревался вернуть всю сумму.
За дни поисков Грэйса он выяснил, что о том мало кто знает хоть что-то конкретное. Никто не ошибся бы, встреть его на улице, но не смог бы рассказать ни о доме, ни о семье. Узнать, что у Грэйса была маленькая дочь, было неожиданностью. Значит, была и мать этого ребёнка. Но ведь Грэйс — холостяк? Никто никогда не упоминал о его супруге.
Тэйлос слышал о махинациях, которые проворачивал Грэйс, знал, что многие зовут его нечестным и даже подлецом за глаза, но это не мешает им улыбаться и лебезить. Фигура Грэйса словно возвышалась над городом, наполненная слухами и пересудами, но за нею будто бы и не существовало реального человека. Легко было предположить, что это сказка, несуществующий фантом, которому приписана вина за все неприятности. Если бы только Тэйлос не видел его собственными глазами, если бы не услышал от Джонатана, что у него была дочь.
Может быть, Тэйлос не был азартным журналистом, как Ринко, а скорее, походил на писателя, боявшегося начать настоящую книгу, но именно сейчас, глядя на коричневую бумагу конверта, скрывавшего в себе немалые деньги, он почувствовал желание найти наконец ответы на вопросы, окружавшие Грэйса, точно стая мошкары гуляющего в парке в летний вечер. И потому он отложил очередную заметку и собрался в архив. Конечно, придётся выдумать причину, чтобы ему позволили порыться на полках самостоятельно, но Светоносный вроде бы должен был покровительствовать познающим, а рациональный разум советовал захватить с собой гостинец для архивариуса.
========== Часть 3 ==========
Он провёл в архиве несколько часов, старик-архивариус — Майк Дэстер — всячески ему помогал, но найти удалось не так уж много. Мистер Грэйс никогда не рождался в городке Фэйтон-сити. Не было никаких записей о регистрации младенца с такой фамилией. Очевидно, он прибыл откуда-то около двадцати лет назад — по крайней мере, именно тогда он был впервые вскользь упомянут в газете в связи со скачками.
 
Паромобили всё ещё были новинкой, первые гонки организовал именно Грэйс, и никто не знал, откуда у него на это средства. Тэйлос нашёл статью шестилетней давности об этом событии — скептическую и не слишком приятную. Забавно, что написал её Ринко.
Сам Тэйлос в ту пору был двадцатилетним юнцом, который как раз прозябал в столице, пытаясь с горем пополам закончить университет, куда отправился, как следовало из завещания матери. Он не знал, что происходит в родном городке, ведь никто не отсылал ему писем.
Не нашлось записей о браке или упоминаний о дочери Грэйса — он не подтверждал отцовства. Не было ничего о недвижимости, ничего о собственности. Единственные скромные упоминания выплывали только в газетах, но если опираться на официальные документы, Грэйса вообще не существовало.
У Тэйлоса началась головная боль от попыток связать немногие факты хоть в насколько-то цельную картину. Ничего не прояснилось, да ещё и Майк подлил масла в огонь:
— Я сам когда-то пытался навести о нём справки, но ничегошеньки. Говорят, у него действительно есть документы на эту фамилию, даже банки вроде как принимают их. Но никто не знает, где же тогда он родился, откуда приехал, как появился в нашем городе. Судя по всему, ему должно быть около пятидесяти-шестидесяти лет, но сколько ты дашь ему, если посмотришь в лицо?
— Не больше сорока, — согласно кивнул Тэйлос. — Как странно.
— Посмотри-ка сюда, — Майк снова вытащил самую первую статью. — Конечно, эта фотография слова доброго не стоит, и всё же…
На плохо отпечатанном, уже чуть тронутом желтизной снимке всё же было видно, что Грэйс — вовсе не юнец. Ему смело можно было дать тридцать.
— Такие дела, — вздохнул Майк. — Не лезь ты в это, приятель.
Тэйлос вздохнул, выписал себе в записную книжку всё, что показалось сколько-нибудь важным, и засобирался домой. Ему хотелось поговорить с Ринко. Может быть, тот что-то вспомнит?..
Впрочем, уже добравшись к себе, Тэйлос передумал. Сейчас Ринко восхищался Грэйсом и вряд ли рассказал бы, почему некогда относился к нему с меньшей теплотой. Да и можно ли было верить, что Грэйсу не станет известно о таком пристальном внимании. Тэйлос не хотел, чтобы тот прознал об этих изысканиях.
***
Следующий день выдался солнечным, точно август вспомнил, что на самом деле летний месяц. Свет лился с чистейших небес, заполняя улицы, высушивая набравшиеся за эти дни лужи и превращая грязь в сизую пыль. Пришлось забыть о плаще, и Тэйлос даже позволил себе повязать яркий шейный платок, точно тоже обрадовался возвращению тепла.
Уже к полудню в городе было жарко и душно, в воздухе дрожало знойное марево. Тэйлос выбрал этот час — когда все попрятались в тени — чтобы дойти до кладбища. На этот раз он не взял с собой цветы, лишь прикупил пару булок для Джонатана.
Солнечный свет преображал последний приют жителей Фэйтон-сити. Листва деревьев загоралась изумрудом, могильные камни в тени обретали благородство, ангелы смотрели на мир одухотворёнными лицами, словно тая меланхоличную улыбку в уголках губ. Ряды склепов превращались в таинственную улочку, где ждёшь, что вот-вот повстречаются обитатели. Цветы на могилах и в траве казались подтверждением торжества жизни над смертью. И всё это Тэйлос не любил. Ему казалось, что солнце совершенно мешало прочувствовать скорбь, прикоснуться к атмосфере, которая должна окружать свидетельство смерти.
Хмуро оглядев расцветшее в солнечных красках кладбище, он постучал в окно сторожки, но Джонатан не отозвался. Тэйлос сразу понял, что это значит, — в такую погоду ему наверняка пришлось выйти подметать и разравнивать дорожки, которые повредили бежавшие пару дней назад ручьи.
 
Булки Тэйлос оставил в тени крыльца, а сам медленно двинулся вглубь, обходя памятники и пытаясь отыскать среди серых плит сгорбленную спину работающего Джонатана. Территория кладбища располагалась на склоне холма, дорожки постепенно забирали вверх, и Тэйлос шёл, не торопясь. Он не знал на самом деле, насколько велико кладбище, потому удивился, когда поднялся на вершину, где едва ли не в самом центре высился простой, но очень красивый склеп, принадлежавший, как оказалось, семье отца-основателя города. Здесь уже нашли покой едва ли не пять поколений славного рода.