Новый мир. Книга 4: Правда (СИ)

— Речь идет только о профилактике врожденных заболеваний и дефектов. Это тоже может иметь непредсказуемые последствия. Но это не настолько серьезно, как…
— Кроме упомянутых тобой обязательных процедур, гарантированных государством каждому гражданину, генетики с удовольствием произведут и другие — при наличии у клиентов желания и средств.
Лаура вдруг прямо спросила:
— Ты не обращал внимания на цвет моих глаз и волос?
Она откинула рукой чёлку, как бы для того, чтобы мне было удобнее рассмотреть глаза. Я обратил внимание и на её глаза, и на её волосы с первого же взгляда, и с тех пор не упускал случая полюбоваться на них. Но я порадовался появившемуся «законному» поводу посмотреть на них открыто.
Как и прежде, её глаза, оттененные длинными черными ресницами, заворожили меня своей кристальной сапфировой синевой. Форма глаз, даже рисунок сетчатки — всё было безупречным, будто принадлежало руке гениального художника, а не было результатом случайности.
— В природе такого сочетания практически не встретишь. Но я не ношу цветных линз и не крашу волосы, — прокомментировала Лаура, не замечая или делая вид, что не замечает в моем взгляде ничего, кроме научного интереса.
Некоторое время она задумчиво молчала, как будто колебалась, стоит ли ей продолжать этот рассказ. Но, завидев интерес в моих глазах, объяснила:
— Мой папа не был сторонником серьезных генетических изменений. Он согласился на обработку лишь из опасений, что ребёнок может родиться больным или не родиться вовсе. Что же до мамы… мысль, что она может решить, какой будет ее дочь, вызвала у нее неописуемый восторг. Маман восприняла это приблизительно как выбор платья или украшений. У нее сразу возникло тысяча и одно пожелание к генетикам. Моё счастье, что на тот момент наука не позволяла воплотить большую часть из них, а отец категорически возражал против любых рискованных экспериментов. Но, что касается цвета волос, глаз — все это приветы от мамочки.
Мне сразу вспомнилось прочтенное о Жозефине Фламини и о ее желании сделать дочь актрисой. По тону Лауры было понятно, что ее отношения с матерью являются непростыми. Но я посчитал, что спрашивать об этом было бы слишком, учитывая, как мало мы все-таки знакомы. «Одно можно сказать о ее матери — у нее действительно хороший вкус», — подумал я невольно.
Из раздумий меня вывел голос Лауры:
— Что ж, думаю, чай уже заварился.
— Да, верно.
Я налил нам по чашечке, и мы не спеша сделали по пару глотков пышущего паром ароматного напитка.
— Ты хорошо выглядишь, — произнесла адвокат.
Она смотрела на меня так же открыто и с интересом, как и я на нее прежде. Но меня, в отличие от нее, это смутило и заставило чувствовать себя неуютно. Я поборол эти чувства и ответил ей ироничной усмешкой.
— Я неплохо представляю себе, на что похожа моя физиономия, Лаура. Не переживай, я к этому привык.
— Димитрис, в отличие от моей мамочки, я не оцениваю людей по их внешности и вообще не уделяю ей много внимания. Не надо искать в моих словах никакого скрытого подтекста. Я всего лишь хотела сказать, что ты выглядишь более свежим и отдохнувшим, чем во время нашей прошлой встречи. Как будто помолодел.
— Спасибо. Я перенес операцию на глазу пару недель назад. После нее меня стали намного меньше мучить боли. Может быть, дело в этом. А может, это борода добавляла мне лет. Я носил ее с тех пор, как вышел из госпиталя, чтобы скрыть побольше шрамов. Но вот решил сбрить в качестве эксперимента.
— Тебе так лучше.
— Спасибо. Возьму на заметку.
Мы оба почувствовали, что наступил момент переходить к делу.
— Расскажи, что случилось, — предложила Лаура.
Я вздохнул.
— Ситуация, скорее всего, не по твоему профилю. И, возможно, тебе покажется мелковатой. Но для меня это реальная проблема.
В достаточных подробностях, но без излишних эмоций, я описал ей наши с Миро безуспешные попытки снять арест со здания, в котором располагалась «Добрая Надежда», наложенный в рамках уголовного расследования по факту деятельности клуба. Лаура слушала меня внимательно, сосредоточенно, временами задавая короткие вопросы по сути дела.
 
— Апелляционный суд рассмотрел мою апелляцию в прошлую пятницу. Я как раз был… м-м-м… в отъезде, за пределами города, по кое-каким делам. Вернувшись, прочел e-mail, что апелляция отклонена. Апелляционный суд согласился с судом первой инстанции, который отклонил моё ходатайство о снятии ареста. У меня это вызывает недоумение. Возражение прокурора было откровенно притянуто за уши. Детективы, мол, продолжают расследование и не исключено, что им понадобится провести какие-то дополнительные экспертизы, а это станет невозможным, если будет нарушена неприкосновенность здания, бла-бла-бла. И еще, они, мол, опасаются, что снятие ареста может повлечь за собой продолжение той «преступной деятельности», которую они, мол, расследуют. Чушь собачья, одним словом. Все это шито белыми нитками. Они мстят мне за то, что я не захотел дать показания против Питера. Только и всего.
— Все выглядит именно так, — кивнула Лаура, жестом руки сосредоточенно пролистывая материалы, которые отыскались в публичном судебном реестре.
— Но почему судья на это повелся? И судьи в апелляционном суде — тоже? Неужели и на этом уровне все повязаны? Или, думаешь, я что-то сделал не так? Я, конечно, не дипломированный юрист. Но практики у меня, увы, хватает. И я убежден, что в состоянии вполне доходчиво изложить на бумаге и устно то, что я хочу сказать…
— Димитрис, наше правосудие далеко не такое честное и непредвзятое, как хотелось бы. Поверь мне, — хмыкнула Лаура. — Но в твоем случае, я предполагаю, обошлось без давления на суд и закулисных договоренностей с обвинением. Размах дела не тот. И этого просто не требовалось.
— Поясни.
— Подобные вопросы рассматриваются судьями поверхностно. Речь пока не идет о том, виновен ли человек в совершении преступления, а всего лишь — целесообразно ли временно ограничить его в праве распоряжаться своим имуществом. Прокурор имеет у судьи определенный кредит доверия. Судья всегда скорее согласится с ним, нежели нет, в подобных вопросах.
Лаура тяжело вздохнула и нехотя добавила:
— К тому же, даже если это и не указывается в решении, судьи всегда учитывают личности фигурантов дела. Прокурор наверняка постарался выставить тебя в неблаговидном свете, манипулируя отдельными фактами из твоей биографии: работа в ЧВК, отсутствие семьи и близких связей, частые смены работы, знакомства с сомнительными личностями. Поверь, эти ребята сумеют с кого угодно нарисовать портрет социопата.
— Прелестно! — сжал зубы я.
— Не расстраивайся, — решительно заявила Лаура, жестом руки закрыв просматриваемую ею страницу судебного реестра и ободряюще мне улыбнулась: — Мы справимся с этой проблемой!
— Лаура, послушай, — я слегка покраснел, так как мы коснулись темы, которой я вовсе не хотел касаться. — На самом деле я хотел получить от тебя всего лишь дружеский совет. У меня нет денег, чтобы оплатить услуги юриста.
— И думать забудь, Димитрис! — запротестовала она. — Эти проблемы возникли у тебя лишь по одной причине: потому что ты отказался дать показания, компрометирующие Питера, моего подзащитного! Я у тебя в долгу, и с удовольствием отдам его!
— Я сделал это не потому, что Питер был твоим подзащитным. И мои показания ничего не изменили. Так что…
— Это не важно. Димитрис, просто позволь мне помочь.
Эти мягкие, но при этом решительные слова, сопровождаемые проникновенным взглядом, убедили меня. Даже не знаю, что здесь сыграло бòльшую роль — то, что мне действительно требовалась помощь, или моё желание получить лишний повод для общения с Лаурой. Так или иначе, я больше не возражал, а лишь кивнул, неловко выражая благодарность.
— Отлично! — с энтузиазмом воскликнула Лаура. — Скажи-ка — твой брат, Мирослав, случайно, не обращался в суд с таким же ходатайством, как ты?
— Нет. Он помогал мне с моим, но от своего имени — не обращался.