Новый мир. Книга 4: Правда (СИ)

Я неопределенно покачал головой.
— Не думаю, что для этого вообще хоть кто-то рожден, — произнес я задумчиво, глядя, как Миро нервно и бессмысленно протирает многочисленные бокалы, которые вряд ли в скором времени кому-то понадобятся.
Не приходилось сомневаться, что после ночного шмона здесь осталось полно «жучков» — вдобавок к тем, которые были тут и раньше. Порывшись в кармане, я достал аппарат, похожий на крохотную летающую тарелку, выложил на стойку и надавил пальцем на единственную кнопку. Устройство загорелось красным цветом и начало издавать едва слышимый, но весьма неприятный гул, который, как я надеялся, заглушит средства прослушки.
Миро, знавший, что это такое, покосился на эту штуку недобрым взглядом.
— Ваше сборище подпадает под запрет, — произнес Миро шепотом, кивнув на телик, где повторно транслировали речь верховного комиссара полиции. — Оно же на 2:00 назначено, да? За час точно не справитесь. Да и никто туда не придет после всего, что случилось.
Я промолчал.
— Они ведь не для того два года боролись в судах за легализацию своего «носка», чтобы с первого же дня поставить его вне закона, нарушив запрет на массовые собрания. Правда?
Я снова ничего не ответил. Миро налил мне стакан ряженки. Я благодарно кивнул.
— А если они все-таки решатся на это безрассудство — ты-то уж точно не станешь в этом мешаться, не так ли? Учитывая все твои… обстоятельства? — поднял брови Миро.
— Все это больше не имеет значения, — покачал головой я, большим глотком выпив полстакана. — Все эти «обстоятельства». Все эти запреты.
Задумчиво посмотрев на телеэкран, и допив остальное, я продолжил:
— Многие из наших ребят, из тех, кто были в клубе, меня не знают — знают лишь добряка и тихоню, каким я пытался стать. Но ты, Миро — ты ведь меня знаешь. Я видел и делал вещи, в которые сложно даже поверить. Вещи, которые я зарекся никогда не вспоминать.
Миро больше не перебивал меня. Понял, что речь идет кое о чем важном.
— Ты знаешь, как сильно я хотел бы, чтобы все это осталось в прошлом. Я очень долго и упорно шел на компромиссы с этим миром, со своей совестью, достоинством, гордостью, принципами. Пытался спрятаться, затаиться, переждать, затеряться. Пусть даже в чем-то уступить, пусть даже чем-то пожертвовать.
Я покачал головой.
— Но наступил тот момент, когда я понял, что ничего не выйдет.
По лбу Миро пролегла морщина. Он кивнул.
— С этими людьми невозможны никакие сделки, Миро. Для них не существует никаких правил. Они берут то, что хотят. Заставляют тебя отдать это или берут силой. Так было всю мою жизнь. Чем больше я им отдавал, тем большего они хотели. Чем больше я перед ними склонялся, тем сильнее они меня давили.
Я тяжело вздохнул.
— Так что я больше ничего им не отдам. Ничем не пожертвую, чтобы их задобрить. Не склонюсь и не дам себя давить. Больше никогда.
Миро понимающе кивнул. Неодобрение на его лице постепенно сменилось какой-то странной помесью ностальгии, тревоги и воодушевления.
— Я так и понял, что ты решил что-то подобное, брат. Я ведь знаю это выражение лица. С таким же точно лицом ты в свое время объявил мне, что собираешься из Олтеницы на пустоши. И сразу стало понятно, что нет смысла пытаться тебя переубедить. Что ты, хоть и был тогда совсем молодой и зеленый, слов на ветер не бросаешь.
Миро усмехнулся, вспомнив тот день.
— Тогда я пошел с тобой брат. И никогда потом о том не жалел. Пусть даже в этом не было никакого чертового смысла. Пусть даже меня слегка подстрелили. Пусть даже меня и весь наш табор потом пару лет теребила контрразведка Альянса за то, что мой брат, видите ли, шпион и провокатор, который ускользнул прямо у них из-под носа.
Несмотря на серьезность разговора, мои губы тоже невольно тронула улыбка.
— Я и в этот раз хотел бы пойти с тобой, брат, — произнес он.
— Но ты не можешь, — отрицательно покачал я головой. — У тебя есть Шаи и Элли. Ты никогда не простишь себе этого, если не сумеешь сохранить семью.
«Все в силе! 2:00, и ни минутой позже! Пошли они в сраку со своим запретами!» — тем временем, написал мне в мессенджере Сильвестр Торнтон, который все еще координировал запланированные на сегодня сборы НСОК. Я направил в ответ большой палец. Совсем недавно я получил похожее сообщение и от Чако Гомеза.
 
— Кроме того, я оставил на тебя Мишку, — продолжил я, покосившись в сторону собаки, которая как раз протягивала смеющейся девочке лапу. — Видишь, они уже подружились.
— Да уж, — с любовью посмотрев на дочь, кивнул он.
— Ты должен его беречь. Это — самый лучший пес на этой чертовой планете. Он уникальный. Больше, чем просто животное. Я серьезно.
Он понимающе кивнул.
— Что нам делать, Дима? — спросил он тихо и деловито. — Что нам грозит?
— Они могут уничтожить вас всех, Миро. Просто из-за того, что знают, как вы мне дороги. Поэтому вам нужно уехать. Сейчас, в этом невероятном хаосе, за вами будет практически невозможно уследить. Дальше надо затаиться в глуши. Там, где им будет тяжело вас достать. Ты должен убедить Шаи, что это необходимо. В Новом Бомбее, в подземельях, им будет тяжело вас достать.
— Это исключено, Димитрис. Элли не сможет выжить в подземке. Это убьет ее.
Я нехотя кивнул, соглашаясь.
— Попробуем выбраться с этого чертового континента и попасть в Бургас, — подумав, решил Миро. — Там законы Содружества не действуют. У меня там живет пара знакомых, еще со времен Олтеницы. Они помогут нам устроиться. Надеюсь, нас там не найдут.
Я вздохнул. Мы оба прекрасно понимали, что ни Бургас, ни любое другое место на планете не является абсолютно надежным укрытием от тех, о ком шла речь, если они поставят своей приоритетной целью найти его. Но приходилось выбирать хоть что-то.
— Уезжайте прямо сейчас. Не медлите с этим.
Он кивнул. Не говоря ни слова, мы крепко обнялись.
— Мне жаль, Миро. Жаль, что я втянул вас в это, — держа его за плечи, сказал я.
— Ни о чем не жалей и ничего не бойся, Димитрис, — покачал головой он. — Делай то, что должен. И не оглядывайся.
Поглядев вслед Миро, который пошел к жене и дочери, чтобы пригласить их садиться в машину, уже приготовленную на заднем дворе, я подошел к Рине и Груберу.
— Вы уже собраны? — спросил я.
— Мы никуда не поедем, — решительно покачала головой Рина.
Ее спутник сделал вид, что вопрос относится не к нему, и продолжал смотреть телик.
— Что за чушь? Вы должны ехать! — заявил я.
— Да пошёл ты!
— Против тебя заведено дело, Рина. Тебя вот-вот прижмут. Другого шанса может не быть.
— О тебе могу сказать то же самое.
— Ты же считаешь «носок» идиотской идеей.
— Мне плевать на «носок». Ты прекрасно это знаешь. Но я — с тобой!
— Рина! — решительно прервал ее Грубер, все-таки отвлекшись от телевизора, и безапелляционно покачал головой. — Нет!
— Чего это ты тут раскомандовался, папаша? — огрызнулась она.
— Я сказал — нет. Больше никаких драк. Никакого риска. Ясно?!
Он насупил брови, пристально глядя на Рину, и мне показалось, что этим взглядом он пытается сделать ей важное напоминание, которое почему-то не озвучивает вслух.
— Не надо тут этого! Я не позволю, чтобы это как-то влияло на мои решения! — решительно запротестовала Рина, кажется, прочитав этот взгляд верно.
— Вы о чем вообще оба? — нахмурился я.
— Не твое дело! — отгавкнулась Рина.
— Она беременна, — переведя на меня взгляд, изрек Грубер.
Мне понадобилось много времени, и несколько взглядов, которые я переводил с нее на Грубера и обратно, чтобы осознать смысл услышанного. И даже после этого не осознал. Пропасть между «нигерийской гориллой» Риной Кейдж, жестоким боксером, отставным сержантом и ветераном ЧВК, и женщиной в классическом понимании этого слова, была так велика, что в моей голове просто не укладывалась мысль о том, что у нее в чреве может находиться человеческий зародыш. Я, должно быть, меньше удивился бы новости о беременности некоторых из знакомых мне мужчин.