Игра не для всех II. «Вторая Отечественная» (СИ)
Георгий лишь покачал головой в ответ:
— Но она не благородных кровей! Она всего лишь прислуга!
Я остро посмотрел в глаза товарища:
— И я не благородных кровей. И Степан не благородный. Но ты ведь не чураешься есть с нами тушенку из одной банки, верно? И в бою мы равны, и на равных сражаемся, прикрывая друг друга. И Андрей не благородный — но ты ведь скорбишь о его гибели, разве не так? Георгий, пойми простую вещь: Господь не создал нас рабами и господами, Господь создал равных людей. Мужчину и женщину, чьими потомками мы все и являемся… И перед Богом, как помнишь, нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни господина, ни барина и слуги… И перед Его лицом ты не "уронишь чести" честной женитьбой на девушке, полюбившей тебя и подарившей свою честь, понесшей от тебя дитя. Перед Его лицом ты запятнаешь себя грехом, не сделав этого…
Жорж напряжённо замолчал, обдумываю мои слова. И я тут же добавил:
— Ты и сам понимаешь в душе, как на самом деле поступить правильно. А теперь подумай вот ещё о чем: если те бравые, яростные в ближней схватке ребята, что только что вновь пошли в атаку, убьют тебя сегодня — как же здорово будет, если Настя сохранила плод, и после тебя все же кто-то останется?!
Георгий только горько усмехнулся, подняв винтовку на бруствер — и нацелив её в сторону вновь двинувшихся вперёд турок.
…Мы выдержали еще три атаки. Пулеметы хлестали длинными очередями по приближающимся цепям османов, в морозном воздухе гремели разрывы шрапнели. Подносчики боеприпасов четыре раза меняли патронные ящики, обновили запас гранат — но и наш батальон нес потери… Значительные потери всякий раз, когда небольшие группы отчаявшихся, ожесточенных турок, прорвавшихся сквозь плотный заградительный огонь наших пушек и пулеметные очереди, прорывались в окопы, где всякий раз кипела яростная рукопашная, где всякий раз врага истребляли в жестокой штыковой схватке…
Было бы у нас побольше орудий… Слышал, что восьмиорудийная довоенная батарея (сейчас Русская императорская армия перешла на новые штаты в шесть пушек в батарее с целью увеличить число воюющих подразделений) может всего за несколько минут уничтожить толи полнокровный батальон, толи полк на открытой местности… Но две полевые трёхдюймовки, несмотря на все старания наших артиллеристов, просто не смогли перекрыть разрывами шрапнели весь фронт вражеской атаки. Тем более, что уцелевшее турецкое орудие (а судя по количеству вражеских выстрелов, то, быть может, и целых два) после второй атаки османов открыло ответный огонь — уже с закрытых позиций. И когда наши пушкари втянулись в контрбатарейную борьбу, сдерживать основную массу атакующих турок пришлось нашим станкачам…
Что же касается пулеметных расчетов — после первой вражеской атаки в строю осталось только пять исправных «максимов», что неминуемо привело к возникновению брешей в намеченных мной еще вчера секторах обстрела. Да и пулеметчики ведь также не всесильны! Первые длинные очереди в большинстве случаев заставляют вражескую цепь залечь — с определенными для врага потерями, понятное дело. Кучность и точность боя у тяжелого, массивного «максима» хорошая, он и длинные очереди пускает довольно точно. Но даже потеряв часть солдат и на время повалившись в снег, турки тут же поднимаются в атаку плотными группами, как только пулеметные очереди смещаются в сторону, перестав хлестать над их головами. И тогда расчет «максима» вынужден переносить огонь на каждую из таких групп, в конечном итоге кого-то пропуская к окопам… И чем дольше идет бой, тем сложнее наводчику сохранять внимание и концентрацию, тем сильнее притупляется его реакция. Вследствие чего первый номер чаще ошибается, пропуская все больше врагов к траншеям…
Видя, что людей уже катастрофически не хватает для прикрытия всей линии обороны, что наметились уже практически голые участки траншей, удерживаемые всего горсткой стрелков, Букретов приказал отступать — как раз с неимоверным трудом отбив очередную вражескую атаку; полковнику самому довелось принять участие в рукопашной, где он ввел в бой последний резерв всего в отделение прапорщиков… Уходили мы в большой спешке — и конечно же турки решились воспользоваться нашим отступлением, ринувшись преследовать горстку русских! Но пыл их охладил огонь шрапнели. Наши артиллеристы превзошли сами себя, разгоняя скорострельность трехдюймовок до рекордных двенадцати выстрелов в минуту! А на помощь пушкарям пришли и пулеметчики, тут же развернувшие «максимы» в сторону врага и прижавшие осмелевших было османов длинными очередями до полного расстрела лент…
Для того, чтобы прикрыть отступление вдвое сократившегося батальона и помочь с эвакуацией орудий и их расчетов, полковник выделил небольшой арьергард числом не более взвода ополченцев, разбавленных прапорщиками — последние заняли не только офицерские, но и унтерские должности. А для усиления огневой мощи жиденького арьергарда, Букретов выделил пулемет с полным боезапасом, только-только покинувшим ремонтные мастерские… Мой пулемет.
И расчет под освободившийся станкач Николай Адрианович сформировал мгновенно, вернув меня в пулеметчики — и добавив Жоржа вторым номером…
— Бойцы! Видите вон тот зеленый дом с мезонином, фасадом развернутый в сторону перевала? Занимайте его и двор своим отделением, старайтесь подобрать себе надежные укрытия! Мы с господином Орловым поднимемся наверх — оттуда и обзор лучше, и сектор обстрела шире! Этот дом станет ядром нашей обороны — ваша задача не подпускать турок слишком близко. И господа прапорщики — не забывайте про ручные бомбы! «Карманная артиллерия» — это наш последний шанс в этом бою!
Отчаянно пыхтя, мы с Жоржем подняли тяжеленный (на станке-то) «максим» наверх пустого (слава Богу!) дома, внутрь которого мы проникли, разбив окна — и выломав дверь изнутри. Прапорщик Орлов (н-да, у дворянина Георгия фамилия вполне себе незамысловатая — хотя род его восходит аж к фаворитам Екатерины II) сильно осунулся, помрачнел: потеря товарищей всерьез ударила по «аристократу». Но не тормозит, не застаивается, не уходит в себя — а что касается переживаний на счет смерти Андрея и ранения Степана, так это нормально. Сам невольно переживаю, хотя мне и полегче будет в силу известных причин…
— Жорж, ты как ленту подавать, знаешь?
Георгий, весь взмокший из-за того, что тащил на себе также и две укупорки с патронными ящиками, только сосредоточенно кивнул.
— Я тебя понял. Доставай первую ленту, сейчас постреляем… Эй, бойцы! Видите поленницу? Плашки все толстые, большие — как укрытие, подойдет. За оградой не прячьтесь, лучше займите позиции за углами дома… И тащите сюда штук пять плашек, да потолще, покрепче, чтобы не сухих! Какой никакой бруствер по бокам выложим, может и прикроет…
Встав за «максим» — и тяжело вздохнув при воспоминании об оптическом прицеле образца 1932-го года — я отрегулировал шкалу расстояния примерно на пятьсот шагов, разделяющих нас и преследующих отступающие артиллерийские расчеты османов. После чего выдал одну, другую, а затем и третью короткие, пристрелочные очереди. Затем, уже «нащупав» противника и взяв верный прицел, надолго зажал гашетку, прижимая турок шквалом свинца — и израсходовав едва ли не половину ленты!
Очередной бой начался…
Глава 10
Жорж суетливо подает мне новую ленту — но атака осман уже выдохлась и временно заглохла. Ценой интенсивного расстрела более половины имеющего запаса патронов, нам удалось заставить врага залечь, отрезав турок от отступающих артиллеристов… Короткая передышка в бою позволяет отвлечься — и я открываю крышку короба, чтобы проверить замок, одновременно с тем обратившись ко «второму номеру»:
— Друг мой, долей-ка ты воды в кожух — видишь, парит же!
«Аристократ» согласно кивнул, потянувшись за фляжку — а мне открытый короб «максима» и поданная в приемник патронная лента навеяла вдруг кажущиеся такими далекими воспоминания…
***