Неуёмная (СИ)

— Стло-го на за-пад! — Повторила она — и… и, сопя с недовольством, встряхнула коробочку залипающего компаса. — Да сто с тобой стало?! Лаботай!
Провозившись с ним с полминуты, криволапая ехидна всё же заставила стрелку сдвинуться. И по ней уже, не отрывая головы, она углубилась… углубилась в лес… осознавая одну элементарную вещь — в тени деревьев было ещё темнее. Настолько, что она вскоре саму стрелку видеть перестала, из-за чего снова пришлось раскинуть мозгами. И если первая её мысль была не особо удачной, а именно — осторожно поджечь то зелье, то вторая оказалась гораздо лучше. Сосредотачиваясь, она зажгла у своего лба светящуюся метку — простенькое заклятье, которое известно, наверное, любому представителю этой расы. Уж по крайней мере, известное Шаос. И теперь она ступала во вполне себе сносном свете, бросающем от деревьев мистические красновато-розовые тени. А если же она поднимала взгляд повыше, отвлекаясь от компаса, который она постоянно перепроверяла на случай очередного "залипания" — то видела край этого символа. Витиеватого и всего такого похожего на сердечко… Её личная метка! И такая же, в нежно-розовом цвете, была и на её животе. На самой нижней его части… из-за чего не сложно было догадаться, что она хоть и была под сердце стилизована, олицетворяла она на самом деле отнюдь не сердце. Но подобными стигмами грешили многие суккубы, а ей, ехидне, и подавно стоило его носить…
Девушка снова поймала себя на том, что она почти не следит за дорогой, а одна её рука покоится на животе — как раз над резинкой высокого белья, где находился край этой её стигмы.
— Собелись, Лиза! Тут не долго идти осталось… Потом велнёшься — будешь хвастаться всем. Дааа…
Например, перед Азаэлем. И… отцом, возможно. Но он хоть и любил её, но был человеком иного склада ума. Подобное ребячество его не слишком интересовало. Можно перед конюхом похвастаться, но он глупый и вряд ли что-то поймёт… Возможно, перед этим стоит завести побольше друзей, которые не будут забывать о ней сразу после того, как вытрут свой конец её волосами, а ей самой не называть всех дураками и не посылать подальше. Дурная привычка, от которой нужно избавляться…
— Да блин! Лиза, хватит летать в облаках! Думай о задании! И!…
Она споткнулась, когда ремень соскочил с её бёдер — и грохнулась на сухую землю, роняя из своих маленьких лапок компас…
— Ай… ай-яй!.. — Неторопливо и морщась от боли в коленке, поднялась Шаос. — Тюлок подлала, блин… Тепей дылка будет…
То, что она налетела коленом на веточку — было не так страшно. Ей, как ехидне, досталась неплохая регенерация даже на фоне остальных дамиан. За час-другой-третий и видно не будет. Чулок же теперь можно было только выкинуть… И при этом она уже в голове просчитала его стоимость, а также обещанную за задание награду в двести золотых… Расходы покрыть хватит, вполне. Новые стоить будут монет пятьдесят… может, тридцать. Кстати, зелье стоило семьдесят пять, дубина — полтинник… Простенькая она была, просто палка, на утолщении обёрнутая кожей. И ремень, кстати, тоже пришлось купить… И чисто возможно — где-то её с ценами немного облапошили.
— Блин… а я тотьно на этом залаботаю? — Спросила она, поднимая с земли компас… и нервно сглотнула — шпилька в нём стояла голой, а сама стрелка валялась где-то в уголку. И когда она попыталась им встряхнуть, чтобы… чудом каким-нибудь вернуть её на место — она лишь бессмысленно грохотала внутри.
И в этот момент Лизе Медяновой захотелось вернуться назад. Потому что одно дело — это идти по тёмному лесу, одной, когда теоретически в любой момент на тебя может кто-то напасть… Проклятье! А ведь она настолько увлеклась созерцанием компаса, пока он был ещё цел, да другими своими мыслями, что совсем не подумала о том, что шла через бесов лес в одиночку! А теперь — она ещё понятия не имела, куда ей было нужно идти! И не заблудиться она, блин, теперь просто не могла! Она же — Шаос! С ней вечно такое происходит!
Она заканючила, пытаясь тряской компаса всё исправить, будто стрелочка могла как-то наскочить на штырёк обратно, и начала в панике оглядываться, метая дрожащий свет своей метки на лбу по сторонам. Развернуться? Или же поползти прямо так, задом, чтобы ни в коем случае не сбиться с пути, пока она будет разворачиваться? Шаос стиснула веки, до боли напрягая мозг… а когда же вновь открыла глаза, то взгляд её ненароком упал на расположенное вдали и едва различимое за иными стволами дерево, с корявых ветвей которого свисал корень с болтающимся на нём оленьим черепом. Жуткий символ, при виде которого слабый духом человек обязан был ощутить напряжение анальных мышц, однако же Шаос обрадовалась. И на четвереньках проползла в его сторону, чтобы увидеть там ещё несколько похожих коряг, а уже за ними — стену какого-то заброшенного дома.
 
— Хвала Госпойе! — Выдохнула она, понимая, что растянулась уже перед самой деревней, в которую и держала путь.
С водружённым обратно на шею компасом, дамианка отряхнула всё, что можно было попытаться отряхнуть — даже кусочек цепи, свисающий с ошейника — и осторожной походкой направилась в сторону деревни, открывая для себя то, в каком она была печальном состоянии, а само это зрелище было грустным. Ибо таких вот артефактов не столь далёкого прошлого: затерянных в лесах и долинах деревень и полностью покинутых городов, улицы и дома которых погрязли в зловонной болотной жиже, было не счесть. Они стали вотчиной болотного идолища, одного из многих диких богов, искривлённого духа природы, чьим зловредным коварством и холодной расчётливостью едва не был уничтожен весь этот мир. Но Шаос бояться сейчас не стоило, потому что само это божество так же погибло в битве с Айисом, а конкретно это поселение было "очищено" от переживших своего хозяина слуг.
И сейчас девушка, сжимая на груди свисающий с ошейника кусочек цепи, ступала по сухой земле. Земле, из коей были выпиты все жизненные соки, что она крошилась под подошвами. Мимо серых развалюх-домов, с покосившимися стенами и проваленными крышами, деревьев и кустов — голых, но ещё оплетённых давно засохшими корнями, в которые было запутано неисчислимое количество костяков — животных да и не только. Некоторые — насажены прямо на ветки. Или свисали с них, как ветряные колокольчики. С особым же почётом были развешены именно оленьи черепа — символ этого болотного божества, в том числе и на вполне человеческие гвозди. Наверняка это сделали отравленные спорами люди. Ведь вряд ли у него были "живые" и "здравомыслящие" последователи? Но сейчас здесь не было никого. И быть не могло! Потому что… просто не могло, ладно? И слышала сейчас Шаос лишь лёгкий стук костей, покачивающихся на ветру, хруст земли, да неровный ритм сердца и то замирающее, а то срывающееся в лёгкое поскуливание дыхание. Не пело ни птички, не стрекотало и кузнечика. Тишина…
И как жаль, что у неё с собой не было хотя бы карандаша — она бы написала на этих черепушках то, что она думала об этом поганище лесном. У неё и мать погибла во время этих событий — в неё также проросло семя скорбной розы, и её, пока она сама не стала её разносчиком — кремировали. Пусть к тому времени они уже и не общались… Но ладно! Что вздыхать об ушедшем? Шаос ускорила шаг, что-то тихо намурлыкивая себе под нос, всячески стараясь не коситься на тот дом, половина которого была уничтожена вырвавшимся оттуда цветком метра в три высотой, уже дохлого и высохшего, со скрюченными пожухлыми лепестками и уродливо, непропорционально толстым стеблем, грубо развороченным и вывернутым наружу настоящими белыми рёбрами… Скорбная Роза — цветок, что вырос в ещё живом человеке, и с ним же в итоге и слившийся. И хотя после смерти гниющего идола эти споры и потеряли способность селиться в живых телах, каждое такое болото всё ещё хранило в себе его порочное колдовство, развеять которое можно было лишь уничтожением такого цветка. Или, если их было несколько — цветков.
Девушка похлопала себя по щекам и встряхнула голубыми волосами, ярким пятном взметнувшимися среди этой серой вымершей деревни. Теперь — точно хватит отвлекаться! Это — прошлое, а ей нужно было думать о настоящем. А в частности, следовало отыскать дом, стены которого некогда были выкрашены в зелёный цвет, а окна украшены резными наличниками с птицами. Он должен был быть где-то на краю деревни, наполовину утопленным в землю, что заходить в него нужно было…