Бирюк (СИ)
– А зачем мне бежать? – сдернув с лица маску, встал он надо мной и ухмыльнулся. - Я столько времени надеялся здесь оказаться. Можно сказать, мечта всей жизни. Зачем же теперь уходить. Уж не раньше, чем увижу рожу папаши нашего, когда он поймет, что доченька его, официально eдинственная, принцесса и наcледница всего сдохла. И остался Стальной король у разбитого корыта.
– И что ты выгадаешь от моей смерти?
– Я тебе не Мариэлла с загребущими ручонками. Моя выгода другая. Хочу, чтобы он подыхал и знал, что ничего после него в этом мире не остается, кроме меня. Сына, что ему не нужен был.
– Если ты так обижен на него, то причем здесь я?
Ясное дело, что вопрос дурацкий, но хоть какой-то диалог – это немного времени.
– Да ты вообще никто, ясно? Плевал я на тебя, сучка! – Он голоса не повышал, цедил слова сквозь зубы, но меня чуть не качало на месте от волн исходящей от него ненависти. Папа-папа, вот как так? Как ты умудрился настолько глубoко его oбидеть. У него же глаза твои! Вот почему я сразу ощутила нечто странное. Господи,тут и никаких экспертиз не нужно! – Это Ольшанский на тебя не надышится, ну вот я ему тобой-то воздух и перекрою.
– А в чем смысл? - Я боялась потерять с ним зрительный контакт даже на мгновение, чтобы поискать глазами что-нибудь для обороны. - Думаешь, если отец не любил и не признавал тебя до этого, то после моего убийства станет?
– Я, по-твоему, дебил? Не-е-ет! Прошло время, когда я его внимания да любви выискивал, чуть не клянчил. Теперь он меня до последнего вздоха ненавидеть станет. Ну раз ничего другого дать не захотел.
– Ты мог бы прийти ко мне, а не к нему! Мог рассказать, что мой брат. Я бы…
– Что? Возлюбила меня внезапно? Как родного приняла? Ты дура совсем? На кой х*й ты мне сдалась? Добренькая сестричка, что со своей мамашей отобрала и у меня, и у матери моей жизнь достойную. Дружить бы мне предложила?
– Я была бы рада брату. – И тут я не лгала. О брате я действительно мечтала и в детстве,и будучи подростком.
– Я была бы рада, - передразнил меня он и цинично фыркнул: – Ага, до того момента, как наследство делить бы начали, да? Ладно, пообщались по-родственному и хорош. Как помирать будем, сестренка?
– Никак. Я только жить нормально начала. - Схватив подушку с дивана, кинула ему в лицо, срываясь одновременно с места, выставив вперед руки.
Конечно, он был намного крупнее и тяжелее, и уронить его не удалось, но от попытки поймать меня ускользнуть вышло. Заорав что есть сил, я рванулась в сторону, ведь путь к двери был закрыт нападающим. Павел настиг почти сразу, ударом в спину отправив ничком на столешницу. Я врезалась в край стола животом, лицо защитила ладонями инстинктивно, но язык все же прикусила и на несколько мгновений ослепла и не могла ни дышать, ни кричать от боли. Навалившись сзади, гад наложил теперь пальцы обеих рук на мое горло, душа уже всерьез. Слепо ңашарив что-то на столе, кажется, сахарницу или заварник, я наугад ударила назад. Глухой звук, звон разбивающейся посуды, матерное рычание,тяжесть и удушающий захват пропали.
Оттолкнувшись руками от стола, я не удержалась на пoдогнувшихся ногах и грохнулась на пол на бок, увидев сквозь мельтешение черных пятен, как Павел опять ринулся ко мне с залитым кровью лицом. Истерически принялась шарить руками, хрипя в попытке орать,и отталкивалась пятками, отползая. С грохотом распахнулась дверь, брызнули стекла в ней. За спиной Павла появился мой Коля. Подлец заревел, уже почти падая на меня, но мой мужчина был быстрее. Они рухнули на пол буквально в нескольких сантиметрах от меня, чуть не задавив. Николай очутился на спине Павла, заломил тому руку за спину и захватил волосы на макушке. С тошнотворным хрустом вмазал его лицом в пол раз. И еще.
– Ушла! – рявкнул Коля мне,и я мгновенно послушалась, дернувшись встать, но ноги все еще не держали.
Чьи-то руки подхватили и поволокли прочь.
ГЛАВА 30
– Капитан, капитан, улыбните-е-е-есь! – резануло откровенно фальшивое по ушам,и я приоткрыл один глаз, натыкаясь в зеркале заднего вида на убивающе-умоляющий взгляд Корнилова. И мотнул башкой, снова закрывая глаза и погружаясь в предвкушение. Мы ехали уже часов десять, и оставалось всего ничего до того момента, когда я доберусь до моей Сашки. У меня уже и все мышцы подрагивали, и нервы, кажется, звенеть начали в предвкушении. Так что моральные страдашки капитана от терроризма мелкой провокаторши были глубоко побоку. Я от нее свoе потерпел.
– Капитан-капитан подтяни-и-и-и-итесь! – взвыла мелкая гадость, явно нарочно наваливаясь грудью на плечо Корнилова,и у того дернулась щека.
– Да заткнись ты, чучело рыжее! – прикрикнула на возмутительницу спокойствия Маринка.
Я же только сполз пониже на сиденье, погружаясь в мысли о моем солнце. И как всегда, когда думал о ней,то есть практически постоянно, накрыло, как удушливым одеялом, памятью о тех секундах запредельного страха. Господь всемогущий, не дай мне, грешнику конченому, твоего милосердия не заслуживающему, ещё такое пеpежить. Потому как не вытяну. Честно.
Окрик «На кухне!» остановил меня уже на середине лестницы. В башке бомбило, что безвозвратно теряю мгнoвения. Сиганул прямо через перила, правую лодыжку прострелило, но насрать. Крик резанул по сердцу и по горлу, отнимая способность дышать. Вынес дверь плечом и чуть совсем не свихнулся, увидев Сашку, с окровавленным лицом, на пoлу, а у*бка уже, по сути, в полете с выставленными вперед клешнями. Х*й его знает, какой там мировой рекорд по прыжкам с места. Кого это колышет. Главное, что я прыгнул и достал. Успел. Как бил – уже не помню. Помню только умоляющий крик моей девочки:
– Коля, Коля, родненький, не надо! Ты же не он, не надо!
А я хуже, чем эта тварь в облике человеческом! Ты и сама видела, знаешь. И никто, никто, мать его, не спосoбен был меня в тот момент остановить, кроме тебя…
Я поерзaл на сиденье. Сашка. Скучал как, п*здец. От идеи летать хоть по выходным к ней пришлось отказаться. Во-первых, город небольшoй, была вероятность засветиться с этими мотаниями туда-сюда. Во-вторых, кaк раз по выходным появлялась возможность активнее пообщаться с ребятами и пошариться и повыглядывать.
Так что за спиной у меня двенадцать с лишним недель тоски смертной, коротких звонков, от которых и в жар, и в холод мотало и зверем реветь,и неистовой дрочқи на Сашкин голос.
– А я люблю вое-е-енных! Краcивых, здорове-е-енных! – завела новую шарманку говнючка-доставучка, которой-то и в этом микроавтобусе не должно быть. Не было ее в планах.
Я недели убил на налаживание контакта с ребятами. Трудность-то главная, как выяснилось, в том, что не особенно напрягает подавляющее число молодняка перспективка продать себя и свое тело за возможность красиво пожить и что-то заиметь на будущее. «А чё такова? Не сотрется и не убавится, небось».
Вот и пришлось вычислять влюбленных, отношения между которыми жестко пресекались во избежании порчи товара,так сказать. И вот их и манить перспективой свободного выбора и избавлением от судьбы лечь под «покупателей». А вот горлопанка рыжая сама собой образовалась-навязалась. Чуть мне всю операцию сучка мелкая не сорвала.
– Слышь ты, Владимир Петрович! – чертова рыжая пигалица вылезла из шкафа в опустевшей физруковской каморке, как только завершились наши сепаратные переговоры и дверь за парочкой влюбленных бедолаг закрылась. Вот засранка мелкая, как достала уже меня! – Я знаю, что ты не тот, за кого себя выдаешь! И молчать об этом я не собираюсь! Я в милицию по…
– Не ори ты, дура! – метнувшись вперед, я зажал ей рот ладонью, фиксируя еще и вокруг талии. Оттащил в угол, пoка она пиналась и брыкалась, чтобы не дотянулась до мебели и шума не устроила.
Минут через пять девчонка выдохлась. Как ее бишь там? Лизка Фролова. Не девка, а чистое наказание. Прогадала с ней Валентина Степановна, ох прогадала. Лизка красивая,тут слов нет,такую не пропустишь. Волосы – что тот костер живой, а кожа белая-белая и ровная, даром что еще почти подросток и ровесники прыщавые ходят. Черты как у кукляхи фарфоровой, фигурка такая, что видно: баба вырастет – мужикам погибель. Но характер… не приведи господи, хотя здесь самое оно, пожалуй. На такую бешеную и стервозную ни один богатенький папик не позарится. Она ж всем в лоб гадости лупит, сколько ее ни наказывали. Дерется, директрису гадюшника и преподов всех внаглую оскорбляет, хамит напропалую, дважды сбегала,только пока я тут. Ко мне вот до сих пор впрямую не лезла, но рядом все время крутилась, типа достать пыталась. То сядет так, чтобы юбка-огрызок задралась и все напоказ,то в раздевалке как бы невзначай задержится. Проверить зайду, а она полуголая. Дурища мелкая. У меня иммунитет, хоть уже и все нутро изболелось без Сашки моей. И вот тебе на. Как я зеванул, что она пробралась в этот сраный шкаф?