Частная школа (СИ)

Валентин Владимирович, глядя на них, улыбнулся и вышел из аудитории.
— Ну вот, например, послушай… Это… короче, из фильма «Генералы песчаных карьеров».
Изображение было не очень чётким — какой-то двор, приподъездная лавочка, парни, девушки. Лиц не разглядеть — только силуэты. Но один из парней щипал струны, и Дина решила — это и есть Эрик. Правда, то, что он наигрывал, даже отдалённо не походило на песню из того фильма. Да это вообще ни на что не походило. Какое-то бестолковое бренчание, а не игра.
Дина недоумённо посмотрела на Эрика, не зная, что и думать.
Но тут кто-то из компании сказал: «Серый, кончай насиловать гитару!».
И тут же одна из девушек подхватила: «Пусть лучше Эрик что-нибудь сыграет». И сразу остальные: да-да, сыграй, сыграй.
— Сейчас уже… короче, давай мотну немного, — потянулся к телефону Эрик.
— Не надо, — Дина прикрыла ладонью экран.
Ей и впрямь отчего-то было очень интересно наблюдать за этим отрывком чужой жизни, жизни совершенно ей незнакомой, словно те люди на видео с другой планеты.
Кто из её окружения мог вот так без стеснения торчать с гитарой на улице? На лавке, на корточках возле лавки? Да никто. Такое вообще немыслимо. Да и для неё самой это дикость. Но от них веяло летней ночью, душевным теплом, какой-то лёгкой, пьянящей свободой, что стало завидно и грустно.
— Это уличная вечеринка? — спросила она его.
Он посмотрел на неё, чуть приподняв брови, потом улыбнулся и кивнул.
— Ну да, можно и так сказать.
Дина пыталась вглядеться в лица парней — кто из них он?
Затем другая девушка, которая сидела у кого-то на коленях, соскочила и отошла в сторону, и Дина увидела, что этот кто-то и есть Маринеску.
Ему передали гитару. Та девушка попросила: «Эрик, сыграй мою любимую? Королеву снежную?». Говорила она с ним кокетливо и игриво. Кто она ему, интересно? Подруга? Или так просто…?
Дина взглянула на него, но лицо его ничего особенного не выражало.
Экранный Эрик на просьбу девушки никак не откликнулся, просто взял гитару и стал играть. И не заказанную «Королеву», а «Генералов». И это почему-то Дину порадовало.
Звук, конечно, дребезжал, но даже в таком качестве Дина понимала — слух и навыки у него определённо есть. И дуэтом они вполне смогут что-нибудь исполнить.
А потом, отыграв бой, он запел: Я начал жизнь в трущобах городских…
И вот это оказалось неожиданностью. Даже не то, что он пел, а то, как он пел. Дина заслушалась. Песню эту она, конечно, и раньше слышала, но впервые её так пробрало.
— Это круто… — только и смогла выдохнуть она в конце.
— Да ладно, ничего такого, — мотнул он головой. Но она видела — ему было приятно.
— А знаешь что, давай эту песню и исполним на концерте? Я на синтезаторе сыграю. Правда же, круто, Валентин Владимирович?
Дина озадаченно оглянулась. В аудитории кроме них никакого не было. Она удивлённо посмотрела на Эрика.
— А когда он ушёл?
— Сам не знаю…
  
38
 
Репетировать договорились в малом актовом зале сразу после уроков. По этому поводу Нонна Александровна даже смилостивилась и отменила у всех наказанных пробежки.
Однако почти с самого утра на Дину то и дело накатывало волнение. Вчера они с Эриком разговаривали нормально, легко, почти непринуждённо, но только до тех пор, пока Дина не заметила, что куратор тихо смылся, а они с Маринеску сидят одни в пустой аудитории. Сидят совсем рядом, касаясь друг друга плечами, локтями, коленями.
И сразу она занервничала, смутилась. Тут же заторопилась уйти, сказав, на него не глядя, что лучше всего репетировать в малом зале. Там и инструмент есть, и мешать никто не будет.
— Как скажешь, — ответил он вчера.
А сегодня они то и дело натыкались друг на друга взглядами: за завтраком в столовой, в коридорах, в спортзале. На уроке литературы, когда Нина Лаврентьевна полюбопытствовала, кто от их класса готовит номер, а узнав, очень удивилась. На перемене между сдвоенной алгеброй, когда Дина слушала и не слышала болтовню подруг, а он сидел вполоборота за своей партой, лицом к Кате и улыбался. Да, улыбался и что-то говорил Казанцевой, но откуда-то у Дины возникло чувство, что он тоже… ну не то чтобы следил за ней, а словно держал в поле зрения.
 
Такое Дина частенько замечала у Лизы, особенно раньше, когда подруга была поскромнее. Пока Корбута во время перемены где-то носило, Лиза шарила глазами повсюду, искала, высматривала. Разговаривать с ней в такие минуты было бессмысленно. Она ничего не слышала, а если отвечала, то невпопад. Но стоило Корбуту появиться поблизости, Лиза моментально включалась в беседу. Начинала о чём-то увлечённо рассказывать, на любую реплику бурно реагировала, а в сторону Корбута даже не смотрела. Но Дина понимала, что на самом деле подруга чутко следит за каждым его шагом. И правда — как только он уходил, Лиза сразу «выключалась». Снова выпадала из темы и лишь смотрела с тоской ему вслед.
Маринеску, само собой, подобный театр не устраивал. Разговаривал с Катей, кивал, улыбался — всё это, конечно, было естественно, но ощущение возникло такое же, как тогда с Лизой. Дина что-то в нём чувствовала. Скрытое внимание, вот что.
И словно по заказу он быстро взглянул на неё и тут же отвёл глаза. Только вот взгляд его, пусть и длился всего секунду, был не случайным, не рассеянным, не мимолётным, а прицельным.
Она вдруг поймала себя на том, что стоит и улыбается. Просто так, без всякой причины.
Да, это его скрытое внимание волновало, конечно, но то было приятное волнение. Даже какое-то окрыляющее, что ли. А вот под конец последнего урока оно переросло почти в панику. Оно колотилось в груди, проступало жгучим румянцем на скулах, зудело на кончиках пальцев.
И всё же Дина пересилила себя и сама подошла к Маринеску, когда закончились занятия. Если слишком пристально не приглядываться, так и не скажешь с виду, что внутри у неё в этот момент всё звенело и дрожало.
— Ты знаешь, где малый актовый зал? — спросила она ровным голосом. Всё-таки замечательно это — уметь владеть собой.
Правда, когда он повернулся к ней, посмотрел в глаза, это умение едва не подвело её.
Она пошла вперёд, не проверяя даже, следует ли он за ней. Сердце колотилось в такт её шагов, быстрых, слишком быстрых.
В малом зале, к счастью, никого не было. Узкие высокие окна полностью закрывали портьеры, такие плотные, что в помещении царил густой полумрак.
Дина в нерешительности приостановилась, пытаясь припомнить, где здесь включается свет. Она пошарила рукой по стене, но возле двери выключателя не оказалось.
В прошлом году здесь, на полукруглой сцене, они так же репетировали с Ником танго. Вот тогда она ничуть не нервничала. Тогда она спокойно и чётко отрабатывала с ним движения. Сейчас бы так вряд ли получилось. Сейчас она даже помыслить не могла, чтобы положить Маринеску руки на плечи, или чтобы он обнял её за талию… Помыслить, конечно, могла, но от этого накатывал стыдливый жар. Пожалуй, очень хорошо, что они остановились на песне.
А он всё-таки следовал за ней.
— В темноте будем репетировать? — неожиданно услышала она его голос сзади, над самым ухом. И тотчас от затылка и вдоль позвоночника пронеслись мурашки.
— Я… не помню, где тут выключатели. — Голос её предательски дрогнул.
В конце концов они просто подняли шторы. Ну а выключатели оказались за сценой. Там же Дина нашла и синтезатор.
— Я думаю, лучше на нём играть. С ударниками выразительнее будет…
— Как скажешь, — повторил он.
Сначала у них дело шло из рук вон плохо. Никак не могли дальше второго куплета продвинуться.
 
Дина почему-то постоянно сбивалась, брала не те ноты, злилась на себя и ужасно расстраивалась, что выглядит в его глазах какой-то неумехой. Хвастанула, что умеет играть, а сама… Но даже когда она не сбивалась, получалось как-то искусственно и натужно.
Видать, сказывалось напряжение, которое никак её не отпускало. Внутри как будто всё скрутилось в тугой узел. И из-за этой зажатости получалось, конечно, чёрт-те что.