Сонбаньён-ян (СИ)

– На следующий день, мне назначили защитника. Я сразу сообщила ему, что у меня была травма головы, клиническая смерть в течение одиннадцати минут, в результате чего, меня не должны были брать в армию, а медкомиссия, после моей мобилизации, не проводилась. На что защитничек мне ответил, – в армию берут только здоровых, проверенных людей, раз служите, значит здоровы. Однако, вяло пообещал сделать запрос в госпиталь, где я проходила лечение. К моменту суда ответ из госпиталя не поступил, наверное. Возможно, он запрос и не отправлял. Так как, по факту, в деле его не оказалось. Тогда я начал напирать адвокату на своё несовершеннолетие, на что получил ответ, в рамках настоящего дела несовершеннолетие не рассматривается, вот когда осудят, тогда подавай в суд, и доказывай что хочешь. Больше до суда, практически ни чего не происходило. Периодически общался то со следователем, то с защитником, то с обоими сразу. Хотели признания моей вины в дезертирстве. У меня сложилось впечатление, что они оба тупо меня топят. – Завершаю я рассказ.
– Я понял, – Задумчиво протянул адвокат, – когда поступит Ваше дело из суда, мы с тобой постараемся пройтись по документам более детально. А как проходил суд?
– С судом всё было быстро и просто. Посадили в клетку. Пришли судьи полковник и два подполковника. Своих имён мне не назвали и, вообще, весь суд прошёл без имён. Выслушали обвинителя, затем адвоката, который признал мою вину. Ни свидетелей со стороны обвинения, ни свидетелей со стороны защиты не было. На протяжении всего суда меня ни о чём не спрашивали. Выполняла роль статиста. В конце концов обвинитель попросил мне пять лет каторги, в связи с доказанностью моей вины. И тут один из подполковников встал и предоставил мне последнее слово. Я и выдала: "Сегодня я увидела настоящее лицо армии. Очень жаль, что судьба подкинула мне такую мерзость, как люди в форме цвета хаки. Это всё что я хотела сказать. А теперь, ковбои, давайте, убейте меня." Это дословная цитата меня самого. – Улыбаюсь я. – Потом судьи пошептались и вынесли мне приговор, пять лет каторги. Ах, да. Еще направить в Верховный Суд ходатайство, о лишении меня всех воинских званий и наград. Ну, и штраф в пять миллионов вон впаяли. – Окончательно завершаю рассказ. – В итоге, довольно быстро оказалась здесь.
– Ну, что ж. Более-менее понятно. Пока что дополнительных вопросов у меня нет. Как я уже говорил, получим документы по запросу, разберём всё более детально. Есть ли какие-то сложности с администрацией? Жалобы. Предложения. – озадачивает он меня.
– Точно. Совсем вылетело из головы. Я сейчас отбываю наказание в карцере. Еду там дают такую, что свиньи бы есть не стали. Я заявила начальнице тюрьмы, что если так будут продолжать кормить, то объявляю голодовку и с вашей помощью, сделаю по этому поводу заявление в сети. Если кормить станут лучше, откликнувшись на моё требование, то видео в сеть не попадёт. У вас есть с собой телефон, что бы записать видео? – Спрашиваю я. Адвокат мнётся.
– Понимаете, – говорит он. – так поступать не совсем корректно. Похоже на шантаж.
– Это не совсем шантаж. Это попытка привлечь внимание общества, в результате чего, как я надеюсь, удастся улучшить питание несовершеннолетних заключённых. На самом деле в тюремной столовой качество еды терпимое. Мало, но есть можно. Это для сидящих в карцере, рацион несъедобный. Я думаю, администрации не сложно будет, улучшить рацион всего для четырех заключённых.
– Ладно, – достаёт он телефон, – держи. А почему ты в карцере? Что такое натворила? Это может быть важно.
Рассказываю о близняшках, об их угрозах и своих действиях. Вижу, что адвокату это происшествие не очень нравится. Особенно не понравилось попадание близняшек с подругой в больницу. Так же сообщил, что администрация тюрьмы решила не давать делу ход, а меня наказали десятью сутками карцера.
– Как бы это нам не принесло дополнительных сложностей. – Говорит он. – Что теперь делать, будем работать по мере поступления проблем.
 
Записываем с адвокатом видео. Я говорю, сидя за столом, он снимает. Уложился минуты в три. Проверил, записалось нормально. И по тексту, не прибавить не убавить. Взял у адвоката визитку, что бы сообщить ему, улучшилось-ли питание. Если нет, видео выкладывается, и не выкладывается, если улучшилось. Оговорили срок в три дня.
– А маме позвонить можно, интересуюсь я.
– Почему нет, – Улыбается он. – я думал, что ты об этом спросишь в первую очередь.
Разговариваю с мамой, объясняю ей, что у меня всё нормально, что перспективы решения дела в мою пользу хорошие. Похвалил адвоката. Ему приятно, а мне не сложно. Насилу успокоил. Узнал как там Мульча и Сун Ок. Мульча постоянно спит, а Сун Ок взяла в институте академку и собирается устраиваться на работу. Может хоть бухать перестанет. Понял я из слов мамы. В остальном, вроде бы всё нормально. Денег хватает. Как сказала мама, на её счёте их довольно много. В общем поговорили. Надеюсь, меньше будет переживать. Возвращаю телефон адвокату.
– У меня для Вас сюрприз. – Говорит он и достаёт из дипломата журнал. – Почитайте, там где закладка.
Беру в руки, – Е моё, Billboard. Еженедельный журнал. Последний номер. Раскрываю по закладке. Рубрика Topline, новости недели. На две страницы, статья с моей фотографией в военной форме. Стою улыбаюсь. Две фотки с сертификатами Грэмми и Хьюго. Далее рассказывается о моих достижения на ниве музыки, а потом на целую страницу текста, как нехорошие корейцы меня гнобили и травили. Припомнили почти всё. Насколько я помню, тираж журнала в бумаге двадцать тысяч экземпляров в недёлю и до пятнадцати двадцати миллионов просмотров в сети. Вероятно, это тоже может помочь на суде. Протягиваю журнал адвокату.
– Оставьте его себе, – Говорит он. Думаю вам интересно будет почитать новости из мира музыки. В тюрьме книги и журналы можно держать при себе. На этом будем прощаться. Четырнадцатого января, с утра будет заседание суда, на котором назначат дату рассмотрения дела. Я привезу сюда копию постановления суда и передам её в администрацию. Они должны будут позаботиться о доставке вас в суд, для рассмотрения дела. Тогда можно будет ещё обсудить некоторые детали по делу. Всё я пошёл. Аньёнъ кесэйо.
Аньёнъ касэйо, – Прощаюсь я. И встав, смотрю ему в след. Поворачиваюсь и иду на выход. Свидание окончено.
Надзирательницы перелистали постранично весь журнал. Запрещённых вложения не нашли. И вот теперь топаем в обратном направлении, я впереди, надзирательницы сзади.
Примерно за час до этого. Кабинет начальницы тюрьмы.
Начальница с заместительницей пьют кофе.
Я пол часа назад, беседовала с Пак Юн Ми. Объяснила ей как она неправа, устроив драку и объявила ей десять суток карцера. – Сообщает начальница, решив оставить при себе все ощущения от беседы с Юн Ми. – Сейчас она на встрече с адвокатом. Я записала наш разговор. Прослушай, пожалуйста. Что ты на это скажешь.
Прослушав разговор, заместительница задумалась, вспоминая некоторые детали.
– А она наглая. Очень наглая. С едой вопрос решить не сложно. Можно пойти на уступки. Что она там наболтает сейчас адвокату, мы не знаем, а лишний скандал нам не нужен. С учёбой, тоже всё просто. У нас уже был похожий прецедент. Там заключённая не хотела учиться, а хотела вместо учёбы работать, ей ни кто не пересылал денег на карту, а она хотела покупать больше продуктов в магазине. Мы послали запрос и нам разрешили её проэкзаменовать, оставив принятие решений, при возникновении подобных же случаев, на нас. Так что и здесь решаемо. Можно назначить экзамен на послезавтра. Преподаватели всё подготовят. Работу тоже можно убрать. В инструкции для заключённых сказано, что от работы можно отказаться, но тогда рацион питания уменьшится. С семьсот пятидесяти грамм в сутки, до шестьсот шестидесяти. Об этом её необходимо предупредить. В принципе, по всем вопросам можно пойти ей на встречу. Всё-таки мировая знаменитость. Ничего запредельного она не требует, а скандал учинить может. До сих пор её имя постоянно появляется в СМИ. Скандалистка ещё та. – Завершает выкладывать свои мысли заместительница.