Расколотые небеса (СИ)

— Все собрались? — бросил я мастерам, что топтались у кузни.
— Да, сир, все здесь, — ответил за всех Торли — главный кузнец Угрюмой.
— Сегодняшний день будет особым, — пафосно проговорил я перед началом работы. — Сегодня мы с сиром Евгением, — кивнул я на Медведя, — поделимся с вами мудростью нашего мира. Смотрите внимательно, учитесь, мотайте на ус. Если у нас всё получится — каждый из вас станет величайшим мастером этого мира. Откованное вами оружие будут славить и покупать за огромные деньги, а доспехи станут несокрушимы даже для Бостовых монстров. Вы готовы узреть мудрость торрека?
— Да-а! — расслышал я воодушевлённый рёв почти сотни мужей.
На первый взгляд могло показаться, что с пафосом я перегибаю. Но если подумать, то обещать мастерам нужно было гораздо больше. Их нужно было зажечь, достучаться к сердцам, заставить работать с душой. А это задача не из простых. Ну зачем кузнецу ковать добротную сталь, когда его дрянное железо и так в цене? А затем, что он станет великим, известным и очень богатым. Сам торрек ему обещал.
Работать с железом люди умели, ковали усердно, но вот металл у них до наших стандартов, мягко говоря, не дотягивал. Керрийские горны не способны разогреться до необходимой температуры и очистить сталь от шлаков и примесей, потому новые печи нам были нужны, точно воздух.
Спустя несколько минут начали строить. Люди натаскали глиняных кирпичей. Из них мы с Медведем выложили во дворе слегка кривую пирамиду в полтора метра шириной и высотой мне по грудь. Внутри и снаружи печь обмазали глиной, оставив небольшое поддувало внизу, к которому приспособили мехи. Теперь подаваемый воздух должен был продувать печь равномерно. По бокам вырезали два мелких окошка для сброса лишнего давления.
— Кто знает, что такое сталь? — говорил Медведь, жонглируя гипсовым тиглем — сосудом, в котором плавят железо.
Люди не знали как ему отвечать.
— Кхм… никто? Ответ прост. Сталь — это железо, обогащённое углеродом. Для этого я и кладу в тигель горстку угольной пыли.
— Медведь, ну ты серьёзно? — иронично хмыкнул я. — Взгляни на этих людей. Кто из них, по-твоему, мог бы слышать про углерод?
— Я говорил не для кузнецов, — ответил парень, указывая рукой на притаившихся в сторонке Рыжего, Калаша и Коса.
— О… ну, тогда извини. Продолжай.
— Кхм… спасибо… так вот, когда руда обогатится нужной порцией углерода, все лишние примеси, в том числе и шлак, впитаются вот в это стёклышко, — показал он блестящий осколок, перед тем как бросить его в тигель. — И вот эту горстку песка. А они, в свою очередь, впитаются в стенки тигля и когда плавка закончится, мы получим слиток чистой стали.
Примерно так восточные мастера плавили сталь. Эта примитивная технология была столь хороша, что на Земле о древних дамасских клинках легенды ходят и поныне. Метод затерялся в пучине тёмных веков и только в восемнадцатом веке, во времена промышленной революции, люди снова научились создавать добротный металл.
Зная Медведя, я решил его поторопить — лекция могла затянуться до вечера, потому я небрежно его перебил: отнял готовый тигель, опустил его в печь и запечатал камнями верх пирамиды. Нечего было засорять людям мозги. Им вполне достаточно было знать, что кроме руды в тигель ещё нужно бросить щепотку песка, угольной пыли и стёклышко. Все остальные сведения можно приберечь для лучших времён.
Разгорелась печь очень быстро, несколько кузнецов тут же заработали мехами, воздух вокруг задрожал, жар расходился по двору, обжигая прохожих. Это радовало. Измерить температуру было нечем, но я очень надеялся, что горн разогреется достаточно для нашей затеи.
— Теперь ждём, — сказал я мастерам. — Продолжайте работать мехами, чтобы жар не спадал, мы подойдём позже.
И мы с Медведем отправились к плотникам. Прошли двор по диагонали, потом узкий коридор каменной пристройки, дальше были несколько больших и маленьких залов, которые вывели нас к плотницкой мастерской.
К тому времени Урти — главный плотник — приготовил для нас десяток заготовок под плечи новых рекурсивных луков из дерева куи. По словам Урти, куи самое прочное и упругое дерево не только в Крильисе, но и на всём севере и считалось лучшим материалом для прочного лука. Мастера постарались на славу: заготовки были тщательно вырезаны, отшлифованы и даже натёрты до блеска. Рядом с заготовками лежали доски — клише для изгибания плеч.
 
— Урти, ты знаешь, чем прямой лук отличается от рекурсивного? — спросил я, оглядывая заготовки.
— Эм… нет, сир, — смутился главный плотник.
— Смотри, — взял я в руки готовый прямой лук. — Что будет, если я сниму с него тетиву?
— Эм… лук распрямится, сир.
— Верно. Плечи выровняются, изогнутый лук превратится в ровную палку. Потому-то керрийские луки и называются прямыми, понимаешь, о чём я говорю?
— Да, сир.
— А теперь представь, что плечи этого лука мы изогнём вперёд. В смысле, чтобы без тетивы лук изгибался в обратную сторону. Такой лук будет сложнее натягивать, тетива будет передавать стреле куда больше силы, изогнутые плечи станут намного туже, а значит стрела полетит гораздо дальше.
— Сир, кажется я вас понимаю. Нужно загнуть плечи на паровой бане, верно?
— Верно. И такие изогнутые луки называются рекурсивными. Они-то нам и нужны.
— Да, сир.
В углу паровал котелок, полный кипящей воды. На него уложили заготовки, чтобы паром размягчить волокна древесины. Когда дерево размякло, плечи согнули и закрепили в клише — привязали к обычным доскам, распиленным в форме волны — и оставили застывать. В таком виде заготовки пролежат две седмицы. Потом плечи пропитают жиром, усилят размочаленной роговой тканью и сухожилиями.
— Урти, — заглянул я плотнику в глаза. — Ты понял, что нужно делать? Луков нам нужно много, я надеюсь на тебя.
— Да, сир, — смущённо склонил голову мастер. — Мы всё сделаем, как прикажете.
Медведь в это время крутился возле плотников с чертежом арбалета. Я подождал, пока он управится и тогда мы вместе поспешили обратно к кузнецам:
— Ну, что тут у вас?
— Сир, мы делали всё, как вы учили: жар у печи стоял очень сильный, мы такого ещё не видели, — ответил Торли.
— Тогда соберите остальных, скоро будем ковать.
В тот же миг двое посыльных побежали вглубь крепости собирать всех кузнецов и подмастерий обратно. Пока они бегали, подтянулись остальные курсанты. Всем не терпелось увидеть, что у нас вышло.
— Ну что, будем пробовать? — взволнованно спросил Медведь.
Я волновался куда больше, но виду старался не подавать. Я тот, кем меня считают люди. Что бы там ни было, а играть роль самоуверенного всезнайки мне придётся в любой ситуации.
— Давай.
Мы разобрали вершину пирамиды. Железными щипцами Медведь достал из печи тигель. Над наковальней он аккуратно разбил его молотом, и яркое сияние раскалённого слитка стало слепить глаза даже под солнечным светом.
— Слиток, кажется, получился… будем ковать? — спросил я.
— Да, — спокойно ответил Медведь, легонько ударяя молотом по слитку.
— Невероятно, — продолжил он, ударяя сильнее, затем ещё сильнее, ещё и ещё.
— Ник — это оно. Ты это сделал. Твоя печь разогрелась до нужной температуры.
— Как ты это понял?
— Смотри, — сказал Медведь, вновь ударяя молотом по красному слитку. — Видишь?
— Вижу… а что я вижу?
— Искры не летят во все стороны. Их вообще нет, взгляни снова.
Медведь размахнулся кувалдой и ударил по раскалённому куску стали. Ничего не случилось. В другой раз мимо кузни пройти было страшно. Когда мастера ковали железо во все стороны разлетались фонтаны оранжевых искр, но сейчас не было ничего. Только металлический звон летел по двору.
— А что это значит? — осторожно спросил я, уже предвкушая ответ.
— А то, что сталь наша очень чистая. Искры при ковке — это не что иное, как шлак и грязные примеси, что отлетают под ударами молота.
— Здорово, — подхватил я. — Все слышали? Если во время ковки искры не летят, значит сталь получилась.